Глава ФСКН Виктор Иванов о гуманитарных программах ведомства

Директор Федеральной службы Российской Федерации по контролю за оборотом наркотиков (ФСКН) ВИКТОР ИВАНОВ рассказал “Ъ”, почему не действует программа по реабилитации наркопотребителей, как жителей Крыма снимают с метадона и к чему приводит употребление спайсов даже по субботам.

«Наркопотребителей надо отправлять не в тюрьмы, а в реабилитационные центры»

— С чем связан отказ в финансировании программы по реабилитации наркопотребителей, которую поддержал президент Владимир Путин?

— Все наши программы базируются на принятой еще в 2010 году стратегии государственной антинаркотической политики. У нее две составляющие — силовая и гуманитарная. Первая направлена на сокращение незаконного оборота наркотиков с помощью полицейских методов и финансируется из бюджета ФСКН России. Цель второй — минимизация спроса на наркотики. Потому что если нет спроса на наркотики, нет их потребления, то уменьшается и их оборот. Однако второй частью программы, связанной прежде всего с решением гуманитарных и социальных вопросов, никто заниматься не захотел, и нам пришлось взять все это на себя.

Мы инициировали еще одну программу — программу комплексной реабилитации и ресоциализации наркопотребителей. Потому что конечная цель нашей работы — вытащить наркопотребителя из социума, в котором он сейчас находится, переместив его в нормальную среду. А для этого его нужно освободить от наркозависимости. Но Министерство финансов считает, что все эти вопросы ФСКН России должна решать в рамках своего бюджета.

— Что предлагает Минфин?

— Часть денег с оперативно-разыскной деятельности передать на работу с наркопотребителями. Но такой подход невозможен. ФСКН — это прежде всего силовая структура, специализирующаяся на борьбе с наркопреступлениями, совершаемыми в организованной форме. Но при этом за решеткой оказываются не только те, кто производит и распространяет наркотики, но и их потребители.

Эту проблему только карательными методами не решить. Наше же предложение заключается в том, чтобы все-таки наркопотребителей отправлять не в тюрьмы, а в реабилитационные центры.

— Центры — подведомственные ФСКН или Минздраву?

— У Минздрава есть четыре реабилитационных центра. Но наркопотребители туда не обращаются. Так, например, в реабилитационном центре Курганской области лежит порядка 50 алкоголиков — и ни одного наркопотребителя. То же самое в других регионах. Вот и вся система. Да и те центры, которые есть, оказывают прежде всего фармакологическую помощь, но чудодейственных таблеток, которые бы избавляли от алкоголизма и наркомании, нет!

— А кто же поможет наркопотребителям?

— Дело в том, что сама жизнь воззвала к созданию множества реабилитационных центров. Эти центры — самые разные неправительственные организации: коммерческие, полукоммерческие, религиозные и т. д.

Мы предлагаем ситуацию изменить. Эти реабилитационные центры поставить в единую систему стандартов работы с наркопотребителями. И в рамках программы по реабилитации как раз такие стандарты уже разработаны. Теперь мы можем поддерживать те центры, которые эффективно работают и соблюдают законы.

— Кем будет оказываться поддержка? Государством?

— Не совсем. Это гранты, которые руководители регионов будут выделять, организовывая на определенных условиях конкурсы. Первое условие — центры, которые рассчитывают получить грант и поддержку региона, обязуются добровольно сертифицироваться. Иными словами, добровольно соблюдать все правила, которые разработаны в федеральном центре и в конкретном регионе. Например, иметь договоры с медицинскими учреждениями. В результате возникнет система взаимных прав и обязанностей.

— Кто займется сертификацией — ФСКН?

— Нет, региональные власти. В стране сейчас порядка 500 различных центров и фондов, которые работают с наркопотребителями и зависящими от алкоголя людьми. Как правило, они стихийно возникли и действуют вне сферы обязанностей и прав.

— Представители центров готовы участвовать в этой схеме или им достаточно того, что у них есть сейчас?

— Они очень ждут, чтобы власть обратила внимание на работу этих социально значимых учреждений. Ведь получилось так, что людям, которые столкнулись с такой страшной бедой, как наркомания, просто некуда было обратиться за помощью. Тогда и появились центры типа «Город без наркотиков», которые до сих пор имеют огромную поддержку населения.

Есть тысячи людей, работающих в реабилитационных центрах, которые хотели бы, чтобы власти оказали им необходимую поддержку. Ведь они получат не только деньги, но и статус структуры, которую признали губернатор и его администрация, поддержку местных комитетов здравоохранения и соцзащиты, что поможет реабилитантам получить необходимое лечение и трудоустроиться.

— Во сколько российскому бюджету обойдется программа по реабилитации наркопотребителей?

— На 2014 год мы запрашивали, не для ФСКН, а для регионов — 1,5 млрд руб.

— Бюджет российского футбольного клуба…

— Да, но этого не произошло. Определенный шаг вперед был сделан, когда 15 апреля 2014 года правительство утвердило программу «Противодействие незаконному обороту наркотиков». Но на программу не были выделены средства, и центры реабилитации и ресоциализации оказались без поддержки региональных властей.

— Регионы совсем этой проблемой не занимаются?

— На самом деле мы не стоим на месте. Я провел совещания практически со всеми губернаторами. И регионы заработали. Хотя у них деньги все расписаны и их часто не хватает. Многие уже выделили из своих скромных бюджетов деньги на реабилитацию наркозависимых. Например, Псковская область, Санкт-Петербург, Ханты-Мансийский округ, Москва... Но все должно делаться на федеральном уровне, так как наркомания — это проблема национального масштаба.

— Вернемся к грантам. Те НКО, которые не впишутся в новую программу, смогут существовать?

— Смогут, если они не нарушают законы. Если они будут нарушать правила добровольной сертификации, то будут приняты меры корректирующего воздействия. А если были серьезные недостатки, то сертификацию придется проходить каждый год.

Каждый год выделяется новый грант. Губернаторы, анализируя эффективность деятельности таких организаций, обеспечивают постоянное поступление в них наркопотребителей.

— Получение негосударственными центрами средств со стороны будет противоречить госполитике в этой области?

— Не будет, потому что государство через гранты не берет на содержание структуры, занимающиеся реабилитацией наркозависимых, а лишь помогает им.

— Недавно вы заявили о необходимости создания службы, которая занималась бы реабилитацией наркоманов. А зачем она нужна, если есть ФСКН и Государственный антинаркотической комитет, которые и так решают эту проблему?

— Я как человек, который работал в президентской администрации, занимался кадровой деятельностью и с учетом опыта работы в ФСКН России, международного опыта, считаю, что нам крайне необходимо такое агентство. ФСКН лучше сосредоточиться на борьбе с организованной преступностью, что мы и делаем. Но чисто полицейскими методами, без комплексного подхода, который приведет к сокращению спроса на наркотики, мы ситуацию не изменим.

Мы подсчитали, что затраты на карательную политику в отношении наркопотребителей ежегодно обходятся обществу в 96 млрд руб. При этом мы ежегодно привлекаем к уголовной ответственности за незаконный оборот наркотиков около 140 тыс. человек. Еще примерно 150 тыс. наказываются в административном порядке. В основном это молодые люди. Но, наказав их, государство ими больше не занимается. И через некоторое время они снова оказываются среди тех, кто потребляет наркотики и занимается их распространением.

Между тем эксперты ООН и других авторитетных международных организаций говорят о том, что даже в самые тяжелые экономические времена, времена кризиса, любое государство должно поддерживать инвестиции в реабилитацию наркозависимых людей. При этом, по их подсчетам, каждый доллар или рубль, вложенный в реабилитацию, возвращается десятикратной экономией средств, так как уменьшаются расходы на разыскную, следственную и судебную систему!

«У наркопреступников, которые синтезируют новые вещества, цель не убить, а заработать»

— Расскажите о ситуации со спайсами.

— За последнее десятилетие мы столкнулись с феноменальным темпом синтеза новых наркотиков. Это синтетические наркотики класса опиатов, которые вызывают такую же эйфорию и такой же метаболизм в организме, как героин и опий. Но это в меньшей степени. В большей степени идет синтез наркотиков, которые действуют так же, как марихуана, гашиш или кокаин. Эти наркотики стимулируют жизненную активность, снимают усталость. И, как считают многие молодые люди, потребление их не влечет зависимости.

— Они действуют как энергетики?

— Да, но это наркотические средства. Многие молодые люди, желая повеселиться или, как сейчас говорят — оттянуться, применяют их в пятницу или в субботу. Их еще называют потребителями «от субботы до субботы». Они всю неделю работают или учатся, а перед тем как пойти на дискотеку, употребляют эти наркотики. У них появляется энергия, и они могут до утра веселиться. Но после таких вечеринок наступает полный упадок сил, возникает депрессия, которая постепенно усиливается. И они уже не успевают восстановиться к следующей субботе. Возникает так называемая перекрестная зависимость — молодые люди, считая себя независимыми от наркотиков, но имея проблемы со здоровьем и психикой, пытаются подлечиться и на первом этапе прибегают к алкоголю. Но эйфория от алкоголя у них наступает в меньшей степени, поэтому им надо выпить больше, и у них возникает уже алкогольная зависимость. При этом алкоголь до конца не помогает, и молодые люди постепенно начинают употреблять наркотики уже в середине недели, то есть зависимость у них все равно наступает. А спайсы, отягощенные алкоголем, дают синергетический эффект, который сказывается на центральной нервной системе, ведет к шизофрении, раздвоению сознания, что в итоге приводит к смерти.

При этом концентрация наркотиков, ввозимых наркопреступниками, очень высока. Это делается для уменьшения риска быть обнаруженным правоохранительными органами. До 50 тыс. доз можно спрятать в простом письменном конверте. Причем необязательно класть в него какие-то крупиночки: можно просто пропитать конверт — и это уже наркотик. Дальше отрезают кусочки, кладут их под язык и «отлетают». Ежегодно фиксируется выпуск более 350 новых видов спайсов!

— А кто их выпускает?

— В России не зафиксировано таких лабораторий, но мы регулярно перехватываем наркотики, изготовленные в Нидерландах, Германии, Польше. Большой объем спайсов идет из Китая, Таиланда, Мьянмы, Пакистана. То есть тех стран, где развиваются нефтехимическая отрасль, фармацевтическая промышленность, где много специалистов, но не все они могут найти хорошо оплачиваемую работу на легальных предприятиях.

— А спайсы, которые сразу вызывают гибель людей?

— Это особая история. Хотел бы обратить внимание, что мы в начале года, в январе—феврале, зафиксировали новое химическое вещество — наркотик MMB. За полгода нам удалось поставить под контроль его распространение, и 23 июня его оборот был запрещен. Объемы и уже незаконный оборот MMB сразу упали, потому что им стало опасно торговать, но в сентябре появилось новое вещество — MDMB. По сути, это был тот же MMB, но в нем появились небольшая фторсодержащая группа и так называемый метиленовый радикал.

И это вещество, сохранив свой уровень наркогенности, приобрело качество отравляющего вещества. Потому что добавки стали вызывать в организме реакцию, связанную с прекращением подачи кислорода в головной мозг.

— Ошибка химиков?

— Экспертизы и оперативные данные говорят, что те, кто синтезирует новые вещества, понимают, что они производят. И любой химик с высшим образованием знает, что фторсодержащая группа, если она появится в формуле, будет оказывать отравляющее действие. А у тех наркопреступников, которые синтезируют новые вещества, цель заработать деньги.

— Подсадить потребителя на новый наркотик и заработать?

— Да. Им понятно, что отравляющая составляющая быстро уменьшит прибыль. Поэтому мы не исключаем, что за производителями MDMB могли стоять спецслужбы или конкуренты производителей.

— Сколько людей пострадало от MDMB?

— Пик отравлений пришелся на сентябрь. С 19 сентября и до конца месяца погибли 28 человек. Еще 700 человек отравились, но объем принятых ими наркотиков был меньше, что сохранило им жизнь. Кстати, от героина в нашей стране ежемесячно умирает от 5 тыс. до 6 тыс. человек!

— Черный сентябрь, а что было дальше?

— Мы оперативно включились в этот процесс, хотя вещество еще не было запрещено, вышли на преступные группы, которые поставляли не только MDMB, но и ряд других наркотиков, купировали ситуацию, и сейчас уже этот наркотик на черном рынке практически не наблюдаем. Если и изымаем, то из старых запасов наркодельцов.

— Проблемы с MDMB возникли только в России?

— Только у нас. В других странах также много появляется спайсов, но никогда не фиксировались массовые отравления со смертельным исходом.

«Бюджет Украины работал на распространение наркотиков»

— ЕСПЧ коммуницировал жалобу на запрет метадона в России, на который в некоторых странах пытаются пересадить потребителей более тяжелых наркотиков. Если жалоба будет удовлетворена, метадон разрешат к применению?

— Такого решения, я думаю, не примут, хоть ЕСПЧ подчас идет в сторону каких-то политических толкований различных проблем. Но метадон является наркотиком. Он признан наркотиком везде, даже в тех странах, которые его применяют. Скажем, в Великобритании, Германии, Франции и Италии. Другое дело, что ООН рекомендует странам использовать все необходимые методики освобождения от наркозависимости, которые они считают нужными. Мы не считаем возможным применять метадон, и я объясню почему. Метадон — синтетический аналог героина, поэтому он не освобождает от наркозависимости. Зависимость от метадона, по данным различных экспертов, даже выше, чем зависимость от героина. И если снятие ломки от героина занимает 12 дней, то от метадона процесс занимает больше месяца!

— Почему же он используется в других странах?

— Государства, которые применяют метадон, достаточно цинично поступают с теми наркопотребителями, которым реабилитация не помогает. Сейчас, скажем, доза героина в Москве стоит 2–3 тыс. руб. В месяц героиновому наркоману нужно уже 90 тыс.! Он, как правило, нигде не работает, а добывает средства на наркотики, отнимая их у экономически активного населения либо сам распространяя наркотики. Поэтому, чтобы избежать таких криминальных последствий, некоторые страны и применяют метадон. Наркотик, как правило, закупается у производителей в той же стране и выдается наркоману с тем, чтобы он в поисках очередной дозы не совершал преступлений и не контактировал с себе подобными, в том числе распространителями. Спрос на наркотики тем самым уменьшается, но смертность среди наркоманов остается на прежнем уровне, если даже не увеличивается.

То же самое, например, происходило в Крыму до его присоединения к России. Мы вывезли оттуда почти четыре десятка наркопотребителей в наркологическую клинику Санкт-Петербурга. Я недавно разговаривал с ее главным врачом, и он рассказал мне потрясающую историю. Человек покуривал марихуану, а с учетом развернутой метадоновой программы на Украине, когда Крым был в ее составе, ему сказали: давай, мы тебя вылечим, вот тебе метадон. И этот бедолага подсел на тяжелый наркотик, а сейчас уже не может жить без него!

— Как вы в целом можете оценить наркоситуацию в Крыму?

— Она конечно более тяжелая, чем в остальных регионах России. Сама по себе наркомания — это явление социальное. И получает распространение в регионах, где очень большая социальная дифференциация по доходам. К тому же в Крыму хорошие климатические условия для роста конопли и мака, поэтому там многие втянулись в их производство и потребление. Нельзя забывать и о том, что акватория Черного моря уже давно используется наркокурьерами для транзита героина и гашиша по балканскому маршруту в Европу. Причем используется не только провоз наркотиков в скрытых полостях кораблей, но и доставка методом подтопления. Это когда перед заходом в порт к партии наркотиков привязывается специальный грузик и поплавок. Наркотик затапливается на небольшой глубине, а координаты передаются сообщникам. Они добираются туда на лодке, которой не надо проходить таможенный досмотр, и забирают груз.

— Много ли наркоманов в Крыму?

— На официальном учете порядка 800 человек. Правда, единой компьютерной базы не было, и их записывали то в журналы, то в блокнотики. Мы проверили работу наркологического центра в Крыму, посмотрели, сколько поступало туда метадона. Он закупался за бюджетные средства, а 90% наркотика сбывалось на криминальном рынке. И при этом тем, кто подсел на метадон, его уже не давали. А цена на рынке метадона была чуть ли не в полтора раза выше, чем героина. То есть, по сути, бюджет Украины работал на распространение наркотиков. Об этом мне говорил и бывший председатель правительства Украины Николай Азаров, с которым я дважды встречался. По его словам, Украине вначале через гуманитарные программы навязали метадон, а потом сказали: а теперь закупайте его сами. И пришлось государству тратить огромные бюджетные средства на приобретение наркотика, который потом уходил в теневой оборот. При этом спрос на него был огромным, потому что большое количество людей подсело на метадон. Для Украины все это стало колоссальной проблемой!

— Как решается в России проблема жителей Крыма, подсевших на метадон?

— Они проходят программы реабилитации по российским стандартам. Мы практически половину из них направили на реабилитационные программы как в самом Крыму (там есть и позитивные реабилитационные центры), так и в центры Москвы, Санкт-Петербурга, Ставрополя и Ростова-на-Дону. Причем сделали этот процесс интенсивным, поскольку после той помощи, которую раньше оказывали крымчанам, они нуждаются в экстренном лечении и реабилитации.

«Активность наших контактов с США заметно снизилась»

— Недавно внесенный в Госдуму законопроект, позволяющий ФСКН России вводить временный запрет на оборот сильнодействующих препаратов, вызвал немало критики в обществе.

— Этот законопроект — плод нашей трехлетней работы. Три года я говорил о том, что это надо сделать. Все европейские страны, США, Канада, Австралия, Новая Зеландия, Иран, Китай уже давно пришли к этому, а мы — нет. Но, видимо, тема со спайсами подстегнула понимание, что это надо сделать.

Я был в Израиле, изучал их опыт. Там в течение недели, как только выявили новое вещество и установили факт его наркотического воздействия, проводят соответствующие экспертизы и запрещают его к обороту.

— У нас же планируют временные запреты!

— Термин «временный» не совсем точно передает проблему. Согласно процедуре, которая действует сейчас, сначала нужно зафиксировать появление нового вещества и его наркотическое воздействие. Это фиксируется протоколами оперативных служб и заключениями специалиста-психиатра, который устанавливает, что человек, употребивший вещество, находится в измененном психоактивном состоянии. Третье, что нужно сделать: идентифицировать химическую формулу данного вещества. Затем провести научно-исследовательскую работу. А уже само сочетание этих слов говорит, что это длительный процесс. Пострадавшие и погибшие между тем множатся.

Поэтому мы считаем, что для запрета оборота того или иного вещества достаточно уже первично установленного факта его наркотического воздействия на организм человека, а уже потом в ходе углубленных научных исследований можно разобраться, каков характер разложения этого вещества в организме. В этом случае запрет никто не сочтет произволом со стороны ФСКН России, потому что эта мера будет базироваться на определенной процедуре. Ошибки при таком подходе исключены, тем не менее предусмотрена возможность обжалования вынесенного решения.

— Вы не раз выступали за рецептурный контроль лекарственных средств. Должны ли под него попадать БАД? Например, средства типа «Редуксин Лайт», содержащие сибутрамин, но свободно рекламируемые и продающиеся?

— Здесь сразу несколько проблем. Под рецептурный контроль надо ставить все препараты, которые как минимум могут навредить здоровью. Но главная проблема заключается в том, что отсутствует сертификация химических веществ, которые поступают к нам из-за границы. Мы ввели добровольную сертификацию на машины, телевизоры, холодильники и т. д. В соответствии с ней компания заявляет, что работает по таким-то законам, с такими-то стандартами, которые подтверждаются, скажем, производителем и т. д. А должна быть обязательная сертификация, в том числе лекарственных препаратов. Тогда Министерство здравоохранения и другие ведомства будут знать, что за вещество поступило, и принимать решения, отпускать его по рецептам или без них. А сейчас это фактически черный рынок…

— Как изменилась ваша работа после того, как вы попали в санкционный список США?

— Это чисто политическое решение. Может, кому-то не очень нравилось, что я, выступая в США, рассказывал правду о наркопроизводстве в Афганистане... Мои подчиненные продолжают работать в постоянном контакте с представителями полиции США, агентства по борьбе с наркотиками. На ведомстве в целом санкции не отразились, тем не менее совершенно очевидно, что активность наших контактов с США заметно снизилась. Идет обмен информацией, но интенсивность переговоров сократилась как минимум в десяток раз. При этом с другими странами, в том числе европейскими, мы работаем в прежнем режиме.

Интервью взял Максим Варывдин