Михаил Ефимов — о Михаиле Кольцове, главном редакторе главного советского журнала

"Огонек" выходил всегда: в тучные и в тощие годы, в войну и в разруху. Пауза случилась только однажды, на сломе эпох: журнал как контрреволюционный был закрыт большевиками после переворота 1917 года. Но через шесть лет "Огонек" вернулся, быстро набрав популярность и став для читателя, как и прежде, незаменимым. О первом редакторе возрожденного "Огонька", Михаиле Кольцове, и об особенностях "советского периода" мы вспоминаем сегодня

Михаил Ефимов

В тот морозный четверг декабря 1899 года, когда в Санкт-Петербурге вышел первый номер журнала "Огонек", его будущему редактору Михаилу Кольцову было всего полтора года, он делал только свои первые шаги в Киеве, на Подоле.

Тогда он не мог ведать о том, что некто Станислав Максимилианович Проппер — то ли швейцарский, то ли австрийский поданный с неоднозначной репутацией — надумал выпустить иллюстрированное еженедельное приложение к издаваемой им газете "Биржевые ведомости".

Ходили слухи, что и сама-то газета досталась новому владельцу случайно. Он одолжил 13 рублей 50 копеек, чтобы купить на распродаже себе штаны, но случайно попал на аукцион, где на эти деньги прикупил акции прогоравшей газетки "Молва". Именно на ее пепелище и восстала, как птица феникс, старая газета "Биржевые ведомости". Впоследствии господин Проппер проявил себя довольно ловким коммерсантом, дела у него пошли неплохо, тираж газеты постепенно вырос с 500 экземпляров до 8 тысяч, и она стала выходить ежедневно. За настырность в выбивании рекламы Проппер получил прозвище Револьвер. Говорили, что издатель "Биржевых ведомостей" пользовался протекцией самого Сергея Витте. Впрочем, сиятельный покровитель отзывался о своем протеже весьма нелестно: "Вечно шлялся по моим передним, когда я был министром финансов, выпрашивал казенные объявления, различные льготы и, наконец, выпросил у меня коммерции советника".

Жизнь Станислава Максимилиановича и издаваемой им периодики сложилась непросто. После несомненного успеха — "Огонек" стал одним из самых популярных российских журналов (с 1902 года это уже самостоятельное издание), уступая по тиражу только ежемесячной "Ниве",— наступил трудный период. Впрочем, это касалось не только пропперовского журнала. Вся Россия завязла в тяжелой и кровопролитной войне, которая завершилась для страны невиданным в истории революционным переломом.

Едва успели прибрать Зимний дворец после захвата его революционной толпой, правительство во главе с Лениным только принимало свои первые декреты, а еще не привыкший к новым порядкам Петроград постепенно приходил в себя, новая власть первым делом запретила журнал "Огонек" и другие массовые издания как антисоветские. Сам Проппер поспешил уехать в Германию, где скончался в Гамбурге в 1931 году. Так завершилась история дореволюционного "Огонька".

Из медиков в корреспонденты

А теперь снова вернемся в Киев, на Фундуклеевскую улицу, в дом 32, где проживали с сыновьями, Михаилом и Борисом, скромный обувщик Ефим Мойсеевич Фридлянд и его дородная супруга Рахиль Савельевна. Я хорошо их помню, потому что они были моими дедушкой и бабушкой, поскольку Борис стал моим отцом, а Михаил — соответственно дядей.

Семья была среднего достатка, но дети получили хорошее образование и необходимые условия для культурного развития. Михаил с раннего детства был очень энергичным и любознательным, страстным книгочеем и фантазером. По его просьбе родители купили детям книжный шкаф, который постепенно наполнялся — сначала приключенческими романами, а потом серьезными произведениями мировой классики. Огромный интерес у ребят вызывал очень популярный тогда "Вестник знаний". Впоследствии на книжных полках выстроились новенькие тома энциклопедии Брокгауза и Ефрона. Можно не сомневаться, что мимо юношей не прошли восьмистраничные еженедельные иллюстрированные выпуски "Огонька", из которых можно было узнать о самых разных событиях, происходивших в мире.

Первая мировая война застала Фридляндов на западной окраине России — в Белостоке. Начались воздушные налеты (немецкие летчики вручную бросали небольшие бомбы), слышалась артиллерийская канонада, в городе стало очень неспокойно. Встал вопрос о возвращении в Киев.

Особое беспокойство в семье вызывал старший сын. Он посещал нелегальные собрания и кружки, в доме появилась запрещенная литература. О вольнодумстве Михаила стало известно руководству реального училища, которое поставило вопрос о его исключении. Лишь только после того, как бабушка сделала очередное пожертвование на строительство мифического "Романовского зала" (он так и не был построен), Михаилу разрешили сдать выпускные экзамены экстерном.

Во второй половине 1916 года юный Фридлянд поступил в петроградский Психоневрологический институт, одно из самых передовых и прогрессивных учебных заведений России. Немаловажным обстоятельством было и то, что на это учебное заведение не распространялась процентная норма для поступающих еврейских юношей. Дядя Миша как-то вспоминал, что в раннем детстве мечтал стать извозчиком. "Позднее меня тянуло стать дирижером, главнокомандующим, моряком и пожарным. Потом — фельдшером". Так что можно считать, что медицинское направление стало осознанным выбором.

Впрочем, времени на учебу катастрофически не хватало, поскольку приходилось заниматься репетиторством и даже разгружать дрова на железной дороге, чтобы платить за учебу. Зато на страницах петроградских газет и журналов стали появляться статьи за подписью "М.Ф.". Особенно тесно молодой автор сотрудничал с журналом "Путь студенчества", где вел постоянную рубрику "Дневник студента". Вскоре появились корреспонденции, подписанные "Михаил Кольцов". Так в истории отечественной журналистики появилось новое имя.

Новый, 1917 год оказался судьбоносным в истории России. Волна революции унесла с собой и студента Психоневрологического института. Для учебы у него больше не оставалось времени. После победы революции Кольцов переходит на работу в кинохронику и снимает документальные кадры о революционных событиях в Финляндии, о братаниях на фронте русских и немецких солдат. В 1918 году Кольцова командируют в Киев, который переживает смуту. Двенадцать раз за короткое время там меняется власть — немцы, самостийные гетманы, белые, красные, всевозможные банды, националисты поочередно захватывают город, где каждый раз происходят погромы и расстрелы. Кольцов меняет кинокамеру на перо и в местной прессе часто появляются за его подписью яркие репортажи и очерки.

В годы Гражданской войны Кольцов работал в редакции газеты 12-й армии, которая сражалась на Южном фронте. В короткой рыжей кожаной куртке, подпоясанной широким ремнем, в солдатских обмотках и защитного цвета фуражке с красной звездочкой его часто видели в окопах, на привалах и в прокуренных штабных избах. Судя по сохранившимся мандатам на имя М.Е. Кольцова, в эти годы ему приходилось исполнять обязанности редактора газеты "Красная армия", налаживать культурно-просветительскую работу в интербригадах, вести газетное и издательское дело в штабе Балтийского флота. Потом в биографии Кольцова появляется народный комиссариат по иностранным делам, куда он был командирован на должность заведующего информационным отделом, и редакция "Правды", где с июля 1920 года Кольцов публикуется регулярно.

Возвращение "Огонька"

Молодого автора быстро заметили. Как-то секретарь редакции "Правда" Мария Ильинична Ульянова (младшая сестра Ленина) с улыбкой сказала ему, что его последний очерк "Москва-матушка" очень понравился не только в редакции, но и ТАМ. При этом она многозначительно кивнула. Благожелательным было отношение и к инициативам Кольцова: в 1923 году его план воссоздания некогда популярного иллюстрированного журнала "Огонек" получил поддержку. "Огонек", созданный Кольцовым, стал изданием совершенно нового типа — общественно-политическим, популярным, познавательным. Центральным в журнале стал очерк, повествование о современности, о наиболее значимых успехах в промышленности, о работе ученых в самых разнообразных областях науки, о новом быте. Быстробегущая жизнь во всех ее проявлениях, по замыслу редактора, была не только главной, но и единственной темой издания. Одна страничка состояла из маленьких фотографий, иллюстрировавших большие и малые события, эта страничка носила название "Окно в мир". По существу, весь "Огонек" был таким "окном в мир".

Коллектив редакции был маленьким и ютился сначала в помещении Мосполиграфа в Козицком переулке, затем в подвальчике Гнездниковского переулка в нескольких маленьких комнатах, потом в неуютном домике на Тверском бульваре. Но журнал быстро завоевал популярность, а в 1926 году появилось акционерное общество "Огонек", которое вскоре преобразовалось в ЖУРГАЗ с собственной полиграфической базой, выписанной из Германии. О масштабе нового издательства можно судить по тому, что в нем выпускалось свыше 30 периодических изданий различного типа, таких как "За рубежом", который подписывали два редактора — М. Горький и М. Кольцов, "За рулем", "Советское фото", "Женский журнал", "Чудак", книжные серии "Жизнь замечательных людей", "Библиотека романов", "История молодого человека XIX столетия" а также полные собрания сочинений наших классиков. В "ЖУРГАЗе" трудились 250 редакционных работников.

Издательство стало крупным явлением в культурной жизни Москвы. Но так случилось, что именно новый "Огонек" сыграл роковую роль в судьбе своего основателя и главного редактора.

Это было время, когда, воспользовавшись тяжелой болезнью Ленина, к власти в стране пришел Сталин. Путем сложных политических интриг ему удалось сначала избавиться от своего основного политического противника — Льва Троцкого, а потом вообще ликвидировать всех главных ленинских сподвижников. Впереди было создание зловещего ГУЛАГа и массовые казни.

Кольцов, естественно, не мог не знать о подковерной грызне, которая происходила в руководстве страны, но, видимо, не придавал ей большого значения. Во всяком случае, в середине 1920-х годов он ввел в журнал новую рубрику, полюбившуюся читателям, в которой систематически печатались фоторепортажи о жизни и деятельности новых вождей. Например, "День Калинина" (формальный глава государства), "День Рыкова" (вновь назначенный после смерти Ленина глава правительства), "День Троцкого" (номинально второй человек по тогдашней иерархии) и другие. Но однажды Кольцова вызвали в ЦК партии. Дверь в кабинет ему открыл сам Сталин и после дежурных комплиментов в адрес "Огонька" от имени "ряда товарищей" из руководства партии обвинил редактора журнала в... "сервилизме", а точнее — в угодничестве перед Троцким! Рассказывая своему брату об этом странном вызове, Кольцов иронически добавил, что, по существу, он получил строгий выговор от генерального секретаря ЦК.

Между тем в редакции уже лежал готовый фоторепортаж, специально снятый корреспондентом журнала об отдыхе Троцкого на Кавказе. Кольцов решил поставить его в номер. Сталин этого не забыл. И хотя прилюдно оказывал журналисту различные знаки внимания, отмечал его незаурядное мужество и неистощимую энергию, добавлял: "Слишком прыткий".

Дело "журналиста N 1"

В 1936 году в Испании вспыхнула гражданская война. Как только информационные агентства сообщили о военном мятеже в Испании, главный редактор "Правды" Лев Мехлис направил письмо в политбюро ЦК ВКП(б) с просьбой командировать на Пиренеи Кольцова с припиской "Согласие т. Сталина имеется". Об испанской, увы, заключительной, главе в жизни Кольцова, его роли в бурных событиях той поры написано достаточно много. Ограничусь выдержкой из выступления на массовом митинге известного советского писателя Всеволода Вишневского: "Мы дали Испании танки! Мы дали Испании самолеты! Мы дали Испании Михаила Кольцова!"

Кольцов не только описывал все происходящее на Пиренеях, но и сам непосредственно участвовал в боевых действиях и даже исполнял обязанности политического советника при руководстве республики. Известно о его конфликте с руководителем интербригад французским коммунистом Андре Марти (за свою жестокость этот деятель получил прозвище Мясник, поскольку по его приказу было расстреляно больше интербригадовцев, чем погибло в боях с франкистами). В личной папке Сталина сохранился донос Марти, Мясник извещал Сталина о подозрениях, что Кольцов якобы состоит в нелегальных связях с местной троцкистской организацией ПОУМ. Донос лег на благодатную почву. Кольцов был обречен.

Сталин любил захватывать свою жертву в тот момент, когда та меньше всего ожидала этого. Так случилось и с Кольцовым. Он вернулся из Испании в ореоле славы и всеобщего признания, был награжден боевым орденом Красного Знамени, избран в Верховный Совет Российской Федерации, хвалебную рецензию на его "Испанский дневник", подписанную А. Толстым и А. Фадеевым, опубликовала "Правда". Более того, Сталин лично просит Кольцова выступить перед писателями с докладом о недавно вышедшем "Кратком курсе истории ВКП(б)", автором которого был сам. А сразу после выступления, когда докладчик вернулся к себе в редакцию "Правды", его уже ждали сотрудники НКВД. Ордер на арест был подписан вновь назначенным наркомом Л. Берией.

Сначала "журналиста N 1", как называли тогда Кольцова, обвинили в том, что в годы революции и Гражданской войны он "публиковался во враждебных газетенках, а ЖУРГАЗ превратил в антисоветский шпионский центр". Потом пытались "подшить" к "заговору послов" (дело в отношении бывшего наркома Максима Литвинова и других руководителей советской дипломатии), дальше — к готовившемуся "разоблачению" вредительской группы деятелей советской культуры. Из Кольцова в буквальном смысле слова выбивали показания на членов семьи М. Горького, писателей А. Толстого и И. Эренбурга, кинодокументалиста Р. Кармена, артистов МХАТа и многих других лучших представителей советской интеллигенции.

В феврале 1940-го дело Кольцова было закончено и передано в суд. Заседание продолжалось менее 20 минут, включая последнее слово обвиняемого, в котором он отказался от всех "признаний", и оглашение приговора — расстрел. На следующий день приговор был приведен в исполнение. Михаилу Ефимовичу шел 42-й год...