"Когда, например, те же иностранцы забирают наших детей, первый вопрос, который они пытаются решить, — это вопрос родительства этих детей, вплоть до того, что увозят, приезжают с ними в Россию, ходят на могилу к их родителям или, если они живы, наладить с ними отношения. Я неоднократно это видел — и во Франции был, и в Италии, видел эти семьи. Их задача, потому что если ребенок будет хорошо относиться к своим родителям, то он и сам родителем станет, и будет к этим родителям хорошо относиться. То есть если мы отрицаем родительство и требуем от ребенка родительства к себе, то с чего это он должен к нам так относиться? Это трепетный, тонкий, щепетильный вопрос. И связан он, прежде всего, с психотравмой, которую ребенок получает, когда его отрывают из семьи. Любая плохая мать лучше любого хорошего детского дома".

"У нас есть проблема, что нельзя брать одного ребенка из детского дома, если есть братья и сестры. Нужно забирать всех. А учитывая, что у нас и два, и три, и двенадцать есть в детском доме детей, разных, я смотрю на старшую девочку, она уже "волчонок" (градация детей из детских домов из книги А. Гезалова "Соленое детство" — прим. ред.), а маленькая недавно туда попала, с ней гораздо проще будет, чем с той, которая постарше. Я все время думаю, держу эти две фотографии и думаю: та, которая постарше уже получила сиротскую идентификацию, а эта девочка маленькая встроилась бы. А с этой, взрослой, будут трудности".

"В детский дом — у нас же тоже проблема кадров — поставили бывшего каратиста директором и решили, что сейчас каратист все решит. Он схлестнулся с "медведем" (градация детей из детских домов из книги А. Гезалова "Соленое детство" — Прим. ред.), с вот этим сильным парнем, стал его пытаться подавлять, используя свои приемы. Он думал, что ребенок подумает, что он мастер спорта и у него черный пояс, сейчас он испугается и сейчас прямо весь труханет — и все будет нормально. А он взял и дал команду своим, тем, кто помладше: порезать себя ножами. Потом после этого была проверка, "наше все" приезжало туда, поднимало матрасы и орало, но после этого директора уволили, ребенка отправили в тюрьму, а всех детей раскидали по другим учреждениям. То есть ничего не произошло. Что могло произойти? Это как раз вопрос. Одна система наталкивается на другую. В исправительной колонии с активом борьба ведется, с "отрицаловом", а здесь идет борьба между этой системой ценностей, которая есть у детей, она не совсем качественная, и с коллективом. Кстати, кстати коллектив очень часто манипулирует этим всем процессом".

"Адаптация — это такой болевой шок, это непроходимость и дремучесть, потому что потом никто ребенком не интересуется, в детском доме он интересен, потому что он "зайчик" (градация детей из детских домов из книги А. Гезалова "Соленое детство" — Прим. ред.), а когда он вышел, он уже не "зайчик", он уже выпускник детского дома, он уже не сирота.

Приведу простой пример: исправительная колония женская, девичья такая, подростковая. 200 женщин сидит, 50 выпускниц детских домов. Про мальчиков я уже говорить не буду, их гораздо больше. Почему? Потому что те трудности, которые потом происходят, их нужно объективно перебарывать трудом, волей, терпением, смирением, самообладанием, уметь коммуницировать в обществом, договариваться, любить. Они этого многого уже не умеют. И получается, самое простое, что сделать — немножко обозлившись, знаете, как говориться, можете ли вы ожесточиться? В любой момент. Ребенок ожесточается, сдергивает сотовый телефон, чтобы его продать, а у нас как на заборе исправительного учреждения написано, закон суров, но справедлив. И дети идут туда. Потом они начинают понимать, что там все проще. Вот — баланда, вот — параша. Все понятно.

Поэтому, к сожалению, большое количество детей у нас, я просто приведу статистику из 100, например, воспитанников лет через 10 в живых останется человек семь-восемь. По той причине, что нанесенный ущерб — и психологический, и физический — приведет к тому, что они не справятся с жизнью".