Тот прав, у кого больше прав человека
Как Владимир Путин собрал в Кремле максимальное количество правозащитников
Вчера президент России Владимир Путин встретился с федеральными и региональными омбудсменами и пообещал им, что в ближайшее время будет принят закон "Об амнистии капиталов". Президент согласился, что пенитенциарной системе нужны серьезные перемены, и вспомнил, что "давно не был в местах лишения свободы". При этом, считает специальный корреспондент "Ъ" АНДРЕЙ КОЛЕСНИКОВ, он не воспринял идею насчет широкой амнистии к 70-летию Победы и еще несколько идей, на скорейшей реализации которых настаивали федеральные и региональные омбудсмены.
Открывая встречу, которая проходила в Александровском зале Кремля, Владимир Путин оглядел зал и признал, что "в таком широком составе" он с правозащитниками еще не встречался.
Действительно, Александровский зал был почти полон (или едва пуст). Здесь сидели региональные (а регионов-то 85) представители уполномоченных по правам человека, а также по правам ребенка, а также по защите прав предпринимателей, а также члены Совета по правам человека (СПЧ), с которыми Владимир Путин разговаривал, кажется, на днях (на самом деле около полутора месяцев назад) больше трех часов, причем мало кто из них, похоже, успел тогда выговориться (не считая, конечно, самого Владимира Путина).
Начал эту историю, по данным "Ъ", уполномоченный по правам ребенка Павел Астахов, который некоторое время тому назад встречался с президентом и передал ему просьбу своих региональных представителей поговорить с ним — а то все встречаются, а они нет. Президент согласился, но чем ближе подходило время встречи, тем больше людей в ней решено было задействовать. Последним в вагон уходящего поезда вскочил председатель СПЧ Михаил Федотов со своими питомцами. Повод, в конце концов, у всех был более или менее безукоризненный: 10 декабря — Международный день прав человека (Владимир Путин проведет его на всякий случай в Узбекистане).
— Люди приходят к вам, когда их не услышали, когда власть их не услышала, проигнорировала или осталась равнодушной к их законным требованиям,— рассказал присутствующим Владимир Путин.
То есть когда люди не получили помощи от института, олицетворением которого является он сам.
При этом президент, думаю, расстроил уполномоченных по различным правам, заявив, что им, конечно, трудно работать, потому что у них самих прав влиять на институты власти, то есть властных полномочий, нет.
Вряд ли сидящие в зале ждали, что он скажет это вслух. Наоборот, они были бы благодарны, если бы он рассказал, что уполномоченные являются проводниками воли президента (в конце концов, они оформлены на работу в администрации президента): им было бы легче тогда проводить эту волю.
Уполномоченный по правам человека Элла Памфилова, сидевшая по левую руку от президента, делилась с Владимиром Путиным наболевшим, отстранившись от него, казалось, демонстративно. На самом деле она наклонилась резко в сторону потому, что ей надо было дотянуться до микрофона, стоявшего в стороне на столике между нею и Борисом Титовым, уполномоченным по защите прав предпринимателей (Борис Титов, таким образом, выступая, наоборот, как мог, льнул к Владимиру Путину).
Элла Памфилова рассказала, как "невероятно важно" встречаться именно сейчас, то есть, видимо, быть ближе друг к другу в эти нелегкие времена.
Она сообщила, что вместе с разными управлениями администрации президента подготовлен целый пакет изменений в законы, в том числе в федеральный закон "Об уполномоченном", которые позволят ему получить реальные полномочия.
Эта новость вряд ли обрадует многих региональных руководителей, поэтому Элла Памфилова оговорилась:
— Очень надеюсь, что именно вы внесете этот пакет в Госдуму.
Тогда он, видимо, будет принят без задержек.
И она получила согласие президента в виде короткого кивка. Впрочем, возможно, это было обещание подумать.
Элла Памфилова, искренний человек, очень переживала за каждое свое слово, поэтому речь ее была время от времени просто пронзительной:
— Вы ранее сказали очень важную вещь, сказали, что нельзя путать борьбу с экстремизмом с борьбой с инакомыслием. Я абсолютно с вами согласна! У нас сейчас настолько сильный народный иммунитет!.. Настолько мы сейчас все в этих тяжелых условиях, когда Россию давят со всех сторон!..
Президент внимательно глядел на Эллу Памфилову. Фраза про то, что Россию давят со всех сторон, произвела на него нехорошее впечатление, и он потом дал это понять.
— Ну, это вы немножко перегибаете,— сказал он ей, когда Элла Памфилова минут через 15 закончила.— Никто на нас не давит. Так, пытаются поддавливать... И уж точно совершенно — не со всех сторон.
Очевидно, настоящего давления мы еще не видели. А это все так — поддавливанье. Семечки, в общем.
Владимир Путин не мог допустить, чтобы при нем сказали, что Россия находится во всеобщей блокаде, а он при этом промолчал, то есть согласился бы с этим. Да одна эта фраза, не откликнись он на нее, заставила бы уважать поддавливателей. А он не мог этого позволить. Да если разобраться, еще кто на кого давит...
— У них и руки коротки, чтобы со всех сторон-то охватить! У тех, кто хочет это делать,— добивал он невидимого противника.— Хотя, правда, и Солженицын Александр Исаевич в свое время сказал, точно не воспроизведу цитату, похоже, близко к тексту, он сказал, что пора вступаться за Россию, а то затюкают нас окончательно, примерно так.
Но это все было после того, как Элла Памфилова закончила. А пока она говорила о том, что "люди привыкли жить очень благополучно, они избалованы определенной стабильностью, благополучием на протяжении последних почти 15 лет!.. Которого практически не было, может быть, с того самого пресловутого 1913 года! Это мы завтра поймем, насколько мы жили благополучно, в условиях этих санкций!"
И вот эта последняя ее фраза опять была, конечно, лишней. Прогноз Эллы Памфиловой никуда не годился с точки зрения элементарной или даже вульгарной психологии.
Но уж на эту фразу Владимир Путин не стал реагировать: это выглядело бы уж как-то нарочито, словно он сражается с какими-то ветряными мельницами.
— И люди понимают, что нам предстоит пережить целый ряд сложностей. И люди готовы пойти и идут на эти ограничения ради того, чтобы сохранить свое национальное, человеческое достоинство, сохранить страну! — продолжала она и была, безусловно, права: да разве не пойдут, конечно, пойдут.— Но при одном условии, и вот это очень важно: что это будет по-честному, по-честному вместе с властью!
То есть они заберут ее с собой туда, на это дно.
— Люди никогда не поймут, когда у какого-нибудь топ-менеджера большой госкорпорации зарплата в месяц такова, что она может покрыть целую федеральную годовую программу, например, медицинскую по спасению детей или лечению детей от какой-то болезни! — воскликнула Элла Памфилова.
Фамилии сами собой, можно сказать, помимо воли, приходили на ум.
Тут Элла Памфилова наконец спохватилась: искренность в присутствии президента должна была иметь все-таки границы. И она добавила:
— Да, вот мы, правозащитники... У нас всегда более мрачное сознание! Мы всегда видим картину в более мрачном свете: все плохо, все плохо, все плохо... Нагнетаем! Но такая наша функция!
Отскочила, как говорится.
Но не совсем и не туда. Она взялась за другую тему, которая того стоила. Элла Памфилова уже не в первый раз предложила "скорректировать закон об иностранных агентах" (то есть, видимо, закон о некоммерческих организациях, в котором есть глава, им посвященная).
— Там есть много вопросов, еще нерешенных,— сказала она,— которые бы расставили все точки над i, не оскорбляли бы правозащитников, а дали им возможность... тем, кто нормально работает... работать нормально.
Элла Памфилова задевала болезненную для Владимира Путина тему. И она это понимала.
Затем она начала защищать "граждан наших от недобросовестного бизнеса". Она рассказала про "бандитов-коллекторов", которые "просто потрошат граждан, пугают граждан, когда сначала сажают их на потребительские кредиты невероятные, а потом пытаются немыслимыми способами выбивать из них деньги".
— Кто их будет защищать? — спросила она президента.— Мы, мы возьмемся за это!
Хотя, конечно, гражданам надо защищаться прежде всего от самих себя и от неукротимого желания взять кредит в надежде, что хоть и отдавать, это ясно, будет нечем, но как-нибудь все непременно устроится.
В конце концов, Элла Памфилова придет на помощь.
Закончила она пакетом предложений о реформировании системы ФСИН, "результатом совместных с правозащитниками бдений":
— Еще 3 ноября при нашей встрече я передавала вам этот пакет... Много там проблем накопилось, и мои коллеги об этом скажут, все-таки и пытки, и издевательское отношение (для кого-то, отбывающих наказание, это, безусловно, синонимы.— А. К.), и много-много всего...Что я получила? Через некоторое время я получила отписку...
На эту отписку Элла Памфилова подготовила новый пакет предложений. И если снова будет отписка, то можно не сомневаться: пакет предложений станет только толще. И конечно, лучше принять его как можно скорее, а то пакет так и будет только пухнуть.
Президент с неожиданной легкостью признал, что пенитенциарную систему надо менять, что государство в этом заинтересовано и что "нам никакие конфликты там не нужны". Позже он говорил даже о том, что в тюрьмах надо создавать безбарьерную среду, по крайней мере для инвалидов.
И тут важно, чтобы его правильно поняли: это, видимо, не значит, что в скором времени с тюремных окон уберут решетки, снимут колючую проволоку и откроют входы и выходы. Хотя на месте заключенных (не дай Бог, конечно) я бы настаивал именно на такой трактовке понятия "безбарьерная среда" в тюрьме.
Владимир Путин ответил и по поводу иностранных агентов. И поначалу казалось, что лучше бы и не спрашивать его лишний раз об этом, чтобы не будить лихо:
— Когда принимался закон, смысл его был в чем? В том, чтобы из-за границы с помощью финансовых ресурсов никто не вмешивался в нашу политическую жизнь. В этом самое главное! Почему? Потому что, когда из-за границы платят за внутриполитические процессы в стране, уверяю вас, чего бы ни говорили, преследуют не наши национальные интересы, а свои собственные! Они, кстати, иногда и совпадают, эти интересы, но чаще нет!
Но потом Владимир Путин неожиданно смягчился:
— Я тем не менее согласен: этот закон, конечно, нуждается в совершенствовании, он неидеальный и, наверное, в чем-то не соответствует сегодняшнему дню, и, безусловно, надо его поправлять, потому что некоторые вещи входят в противоречие с первоначальным смыслом того, что предполагалось сделать.
Тут каждое слово дорого, прежде всего иностранным агентам. (Михаил Федотов, который на встречах с президентом каждый раз активно выступал против самих этих слов — "иностранный агент", на этот раз промолчал. Может, потому, что просто еще не пришло его время говорить.)
Следующим выступил Павел Астахов. Он рассказал, как много удалось сделать его институту за пять лет существования. Только у него региональные уполномоченные работают во всех без исключения субъектах федерации, в том числе уже и в Севастополе.
— Вы вчера,— обратил он внимание президента на его послание,— совершенно четко назвали наш приоритет: крепкая, здоровая, традиционная семья. Все. Это важнейший приоритет.
Вызвало некоторое беспокойство слово "традиционная". И как оказалось, не только у меня.
Павел Астахов предложил создать координирующий орган на базе СНГ. Этот орган, Совет по поддержке семей и детей, должен заниматься укреплением приоритета.
— Если вы сочтете возможным,— добавил Павел Астахов,— вашего уполномоченного туда предложить в качестве координатора, я с большой честью приму это...
Он рассказал, почему достоин этой чести:
— В 2009 году число детей, оставшихся без попечения родителей, было больше 125 тыс., а на сегодняшний день, спустя пять лет, их количество уменьшилось до 78 тыс. В 2009 году число лишений родительских прав зашкаливало за 90 тыс., то есть 90 тыс. детей при живых родителях остались в детских домах, а на начало этого года — 40153.... При этом, что важно, впервые у нас появилась большая цифра: 8168 детей были возвращены в родную семью... Просто родителям помогли найти работу, вылечиться от алкоголизма, от наркомании...
Отказ от американского усыновления, по мнению Павла Астахова, тоже пошел на пользу стране:
— За 2013 год, который мы прожили без американского усыновления, у нас число приемных родителей, точнее, людей, которые захотели стать приемными родителями, выросло на 72%. У нас появилась очередь из 20 тыс. семей на начало года, которые стояли и ждали ребенка! И один очень важный факт: за 2013 год в российские семьи было принято на 34% больше детей-инвалидов.
Павел Астахов еще долго оперировал цифрами, прежде чем назвал последнюю: за пять лет в семьях всех уполномоченных по правам ребенка родились 186 детей.
Конечно, чем-то подобным вряд ли могли похвастаться правозащитники: это, в конце концов, не профильный для них вид деятельности.
Между тем из всего, о чем рассказал Павел Астахов, Владимира Путина прежде всего и в самом деле заинтересовало напоминание о традиционной семье.
— Здесь какой-то намек...— обнаружил он.— Да, я сказал об этом в послании, но это не должно смотреться так, что мы будем преследовать людей с нетрадиционной ориентацией!
Что бы он ни сказал после этого, его западные критики по этой теме каждое его слово с удовольствием используют против него и вспоминать ему будут исключительно то, что он в очередной раз дал понять, что будет преследовать людей с нетрадиционной ориентацией.
— И у людей с нетрадиционной ориентацией тоже есть свои права! — воскликнул Владимир Путин.— Да, это не выбор нашего общества, но они — не пораженные в правах!
Он вспомнил, как смотрел спектакль "Холстомер" в БДТ (спектакль назывался, скорее, "История лошади", а "Холстомер" — повесть Льва Толстого, по которой он был поставлен) и запомнил одну фразу оттуда: "Будешь странным — будешь битым".
— Мы никого бить не собираемся,— заключил он.
Но странными людей, не пораженных в правах, в конце концов все-таки посчитал.
— Да,— сказал он,— традиционная семья — наш стратегический выбор.— Но одно другого не исключает.
И этим высказыванием, честно говоря, окончательно запутал ситуацию.
Я, во всяком случае, долго думал об этом высказывании, но к определенным выводам, как его понимать, так и не пришел.
Михаил Федотов доложил, что продвигается история со строительством памятника жертвам политических репрессий. Его установят на пересечении проспекта Сахарова и Бульварного кольца. Это долгожданное для всех правозащитников событие.
— Давно пора бы на другом конце проспекта памятник и самому Сахарову поставить,— резонно добавил Михаил Федотов.
Кроме того, он предложил президенту объявить амнистию к 70-летию Победы. К 50-летию (то есть когда президентом был Борис Ельцин) из тюрем выпустили 200 тыс. человек, а на 65-летие (когда президентом был Дмитрий Медведев) — 49 человек.
— Как говорил Булат Окуджава,— предложил Михаил Федотов,— давайте к среднему придем.
Налоговые каникулы, о которых Владимир Путин сказал в послании, Михаил Федотов предлагает распространить и на социально ориентированные НКО.
— В целом — почему нет? — ответил президент на предложение об амнистии. Я за!
Впрочем, оказалось, это только начало ответа:
— Но нельзя частить с амнистией! Так у нас скоро никого в местах лишения свободы не останется!
В зале раздался несдержанный смех.
— Может, это было бы и хорошо...— поправился Владимир Путин.— Я уже давно не был в местах лишения свободы... (еще один смех.— А. К.) Но раньше был! Знаю, что там... Но ведь нельзя забывать и о правах жертв преступления!..
Аплодисменты в зале. По-моему, в основном от региональных уполномоченных по правам ребенка.
— Так что торопиться не надо...— закончил Владимир Путин.
Ни, таким образом, в места лишения свободы, ни из них.
Борис Титов, уполномоченный по защите прав предпринимателей, рассказал, как гордится тем, что президент дал согласие на амнистию для предпринимателей (то есть почти неуловимо, но при этом осязаемо подчеркнул свое участие в этом проекте), предложил гуманизировать уголовное законодательство и не лишать свободы предпринимателей за нетяжкие проступки, а наказывать их штрафами или исправительными работами.
— Приятно, что вы вспомнили про амнистию для предпринимателей,— признался Владимир Путин.— Я ведь в свой адрес наслушался немало по этому поводу... Но мы все-таки нашли сбалансированное решение.
Очевидно, баланс состоит в том, что он предложил простить всех, но только один раз.
С тем, что на бизнес давят законодатели (пытаются, например, штрафами от 50 тыс. руб. до100 тыс. руб. регулировать высоту прилавков), президент не согласился:
— Может быть, в этом и есть какой-то смысл — насчет прилавков... А бизнес, в свою очередь, предлагает разрешить продажу вина с неподготовленных площадок, то есть с грузовиков! Мы так точно полстраны потравим!
И Владимир Путин отметил, что сам "Борис Юрьевич (Титов.— А. К.) старается, производит "Абрау-Дюрсо"...
— Рекомендую всем! — одарил он Бориса Титова неожиданной фразой.
Но все-таки что-то в ней было не то... Какой-то полунамек...А вроде с этой милой полуулыбкой и пальцем погрозил... Или показалось просто... Да нет...
В конце концов президент пообещал, что амнистия капиталов будет сопровождена в ближайшее время специальным законом: чтобы амнистированные не волновались насчет обратной силы своей амнистии.
Встреча продолжалась уже почти три часа. А еще не выступили региональные уполномоченные. Еще не выступила Людмила Алексеева, которая тоже благодарила Владимира Путина за памятник политзаключенным и требовала вернуть стране институт присяжных (было обещано; но возвращать, как я понял, Владимир Путин намерен не спеша — прежде всего потому, что этот институт и так существует).
Его еще не попросили уменьшить в два раза административные штрафы для малого бизнеса.
И не сказали про "запретительные тенденции государства по отношению к журналистике".
А он еще не ответил, не видит таких тенденций в России, но зато видит, как усилиями западных СМИ "создается параллельная реальность, не имеющая отношения к действительности, по событиям на Украине" и что это — "заказ властей".
И не сказал еще, что "наверное, все-таки и у нас есть что-то такое".
Но скажет.