В Ташкенте Владимир Путин говорил о политике, а лица, его сопровождающие,— об экономике

Вчера президент России Владимир Путин в Ташкенте встретился с президентом Узбекистана Исламом Каримовым, договорился урегулировать, а на самом деле простить Узбекистану долг почти миллиард долларов и пообещал "координацию действий в случае резкого изменения ситуации в Афганистане". О том, почему Ислам Каримов не представляет себе жизни без Владимира Путина,— специальный корреспондент "Ъ" АНДРЕЙ КОЛЕСНИКОВ из Ташкента.

Переговоры Владимира Путина и Ислама Каримова проходили в резиденции узбекского президента. Российские журналисты испытали все величие узбекского гостеприимства: через стенку от пресс-центра находился ресторан, где ранним утром были накрыты столы со всем, что могло и должно было отвлечь от исполнения журналистского долга. В какой-то момент гостеприимство достигло таких масштабов, что, во-первых, мне показалось, что нас приняли За Кого-то Другого, а во-вторых, мысль о том, что надо идти на переговоры в узком и тем более в расширенном составе, стала казаться просто кощунственной.

И тем не менее надо было идти. Соглашения, которые предстояло подписать, были согласованы, в том числе и о списании узбекского долга России. Министр финансов Антон Силуанов перед началом расширенного заседания на вопрос, будет ли это соглашение подписано, переспросил:

— А что, есть сомнения?

Кто-то из журналистов сгоряча (или, вернее, после горячего) признался, что есть.

— В четверг на правительстве все решили,— добавил господин Силуанов.— Общий долг — $890 млн. 500 млн — "тело" основного долга. Из этих денег 25 млн Узбекистан вернет России.

Все остальные деньги будут списаны: в конце концов, что, как не это, демонстрирует уверенность правительства и президента России в завтрашнем дне (и даже, может, то, что Россия простит одни доллары, хоть на какое-то время приостановит этот изматывающий душу рост других).

Министры, заполнившие зал перед началом переговоров в расширенном составе, были непривычно тихи. Происходящее в экономике, казалось, сбило с них ощущение своей предначертанности чему-то высокому и даже высшему, и они стали казаться ближе к людям (ну, по крайней мере к журналистам).

— А вот вы спросите,— предложил мне топ-менеджер одной из нефтяных компаний, по каким-то причинам тоже оказавшийся в этом зале,— у министров, как они считают: цены на нефть справедливые или завышены?

Как известно, накануне Владимир Путин публично выразил недоумение по поводу того, что цены на нефть снижаются, а на бензин в России — растут. Недоумение граничило с возмущением и даже, без сомнения, пересекало эту границу.

— Конечно, считают, что завышена,— сказал я.— Как еще они теперь, после выступления президента, могут считать?

— А вы спросите,— еще раз предложил мне топ-менеджер.

— Рост не выпадает из общего ряда,— пожал плечами министр экономического развития Алексей Улюкаев.— Есть, конечно, специфические вещи, связанные с сезонными колебаниями. Но вообще-то в пределах допустимого.

Удивившись, я подошел к стоявшему рядом с главой Госнаркоконтроля Виктором Ивановым президенту ЛУКОЙЛа Вагиту Алекперову и поинтересовался, что его компания собирается делать в связи с высказыванием Владимира Путина.

— Да бензин — это, пожалуй, один-единственный товар, на который цена в России ниже, чем на мировом рынке! — в сердцах воскликнул он.— Все остальные цены у нас выше! Одежда вот... (Он задумчиво потрогал мою джинсовую куртку.— А. К.) Да все! Мы же абсолютно все понимаем, мы же не будем завышать!..

Кто-кто, а нефтяники в России в самом деле лучше многих бизнесменов, а вернее, лучше всех понимают, как сильно от них зависит государство — хоть и не так, конечно, как они от государства.

— Но слова-то,— напомнил я Вагиту Алекперову о выступлении президента по поводу цен на бензин,— были сказаны.

— Да, на камеру...— вздохнул он.— Теперь антимонопольный комитет придет к нам... Мы понимаем: придет... Будем объясняться...

Глава ЛУКОЙЛа приехал в Ташкент в составе российской делегации. У ЛУКОЙЛа в Узбекистане свой проект — строительство нефтеперерабатывающего завода, и цена проекта — $2,5 млрд.

Но цена на бензин и несправедливость обвинения при справедливой цене на нефть мучили его сейчас, кажется, гораздо больше.

Между тем и министр энергетики Александр Новак, отвечая на вопрос, действительно ли цены завышены, сказал:

— Дано поручение президента, будем исполнять... Цена волатильна в течение года, особенно на оптовом рынке... Не так, как на розничном... На дизельное топливо и на 95-й бензин она даже ниже инфляции. На 92-й к ноябрю стала немного выше... Но в принципе в пределах инфляции... Тем не менее поручение дано... Российская особенность в том, что стоимость самой нефти имеет низкое значение, а остальное — налоги, акцизы...— то есть те деньги, которые получает бюджет.

И это те деньги, от которых он сейчас, и особенно сейчас, судя по всему, отказываться не намерен.

Переговоры в расширенном составе начались с того, что Ислам Каримов решил подчеркнуть (и не мог не подчеркнуть):

— В основе глубоких отношений между Россией и Узбекистаном — те отношения, которые складывались на протяжении многих лет между президентом России и Узбекистана.

И снова, как во время последней встречи с Владимиром Путиным и во время предпоследней тоже, Ислам Каримов долго говорил о проблеме Афганистана. Надо признать, что его мрачные предчувствия, которыми он начинал делиться по поводу вывода миротворческих войск из Афганистана еще года два или даже три назад и которые казались, мягко говоря, преувеличенными, начинают стремительно сбываться.

— Любой вакуум власти в Афганистане,— говорил президент Узбекистана и теперь,— заполнится террористическими группами ползучей экспансии воинствующего экстремизма! Уже повторяется ситуация, которая имеет место в Ираке! Отдельные элементы из числа ИГИЛ из Сирии и Ирака уже имеют место в Афганистане! Это должно иметь упреждающие меры!

И после того, как переговоры закончились и были подписаны несколько соглашений (самым принципиальным стал договор об урегулировании долга — по этому поводу, признают и оба президента, спорили дольше всего), Ислам Каримов сразу вернулся к теме Афганистана.

— 35 лет продолжается в Афганистане братоубийственная война,— продолжил президент Узбекистана.— Вывод миротворческих сил становится тяжелым испытанием для всех...

Есть ли тема, которая не дает ему покоя так же, как эта?

Похоже, что есть: СНГ и Евразийский союз.

— СНГ,— добавил Ислам Каримов,— существует до тех пор, пока в этом видит потребность Российская Федерация. Потеряет она интерес — и СНГ не существует. И это было бы неправильно!

Вскоре стало понятно, на что так усиленно намекает президент Узбекистана. Судя по всему, он опасается, что функционирование Евразийского союза похоронит СНГ:

— Нужно продумать программу для СНГ, не совпадающую с Евразийским союзом. Вот когда собираются лидеры Евразийского союза и за полдня-день решаются вопросы, а потом собирается СНГ и фактически дублирует эти же решения... этого надо избежать!

Исламу Каримову по всем признакам не хотелось бы остаться на обочине, как политической, так и вообще. Он намерен примкнуть к Евразийскому союзу, но, пока этого не произошло, борется за СНГ.

Какая из двух карт сыграет, пока не очень понятно: в конце концов, этот вопрос может решить и президент Белоруссии Александр Лукашенко, который, как обычно согласившись со всем, что предлагают партнеры, в последний момент начинает не то что кокетничать, а просто выкручивать им руки, пытаясь извлечь для себя какие-нибудь преференции, понимая, что от него, когда все обо всем уже договорились, что-то да зависит.

В случае с Исламом Каримовым понятно, что для него не так уж принципиально, в составе какой структуры Узбекистан будет с Россией — СНГ или Евразийского союза.

Главное, что с Россией.

Перспектива остаться в случае чего один на один с Афганистаном его точно устраивает меньше всего.

Именно поэтому вице-премьер Дмитрий Козак после встречи Ислама Каримова и Владимира Путина говорил о том, что Россия и Узбекистан будут активно заниматься совместным мониторингом ситуации в Афганистане.

— Мониторингом? — переспросили его.

— И координацией действий в случае резкого изменения ситуации,— добавил он.

И надо было понимать, что речь идет скорее не о координации действий, а о координированных действиях.

А для России это война, считай, уже на два фронта.

Или сколько их сейчас у нее?