"Пьеро делла Франческа и его современники" в ГМИИ имени Пушкина

Выставка живопись

Четыре картины из венецианской Галереи академии и Национальной галереи Марке (Урбино) представляют современников эпохи кватроченто с одним и тем же сюжетом — Мадонной с младенцем. Рассказывает ВАЛЕНТИН ДЬЯКОНОВ.

Из картин Козимо Туры, Джованни Беллини, Карло Кривелли и собственно Пьеро делла Франчески составилась, если угодно, идеальная гильдия святого Луки, покровителя живописцев. Трудно вспомнить более контрастные образцы подхода к вечной теме. Четыре картины (и четыре подхода) легче всего различить по весу изображенных нимбов и серьезности художественных намерений, причем пропорция тут обратная. Самый тяжелый нимб, золотой, с драгоценными каменьями, у Мадонны кисти Карло Кривелли. Уроженец Венеции покинул родину и ее достижения, выбрав менее влиятельную Анкону и стиль, далекий от "воздушных" земляков. Кривелли, в сущности, воплощает наши представления о провинциальном вкусе как таковом, и его работы кажутся неопытному глазу дичайшим сочетанием "Книги о вкусной и здоровой пище" и Оружейной палаты Кремля. В середине XV века Кривелли строит намеренно тяжеловесные композиции, заимствованные у готических алтарей, но отвлекает от неправильной перспективы и слабого знания анатомии впечатляющими деталями, почти обманками,— связками лоснящихся фруктов, гипсовыми рельефами, призванными обмануть зрителя и внедрить его персонажей в трехмерное пространство. Крохотная Мадонна на выставке ГМИИ не дает адекватного представления о смеси навязчивого символизма, яркости цвета и обилии золота, характерных для Кривелли. Впрочем, большую вещь недавно привозили на выставку из собрания Академии Каррара в тот же Пушкинский. Настоящей популярности художник не добился ни при жизни, ни посмертно. В викторианской Англии его очень ценили прерафаэлиты, пока следующее поколение эстетов не повернуло общественные взоры в сторону более сдержанного и благородного синтеза гуманизма с готикой в лице Боттичелли. Кривелли с его мастерством выделки, но скромной овчинкой оказался за бортом большой истории, хотя найденные им рецепты универсальной привлекательности актуальны в каждом веке, и следы декоративно-макабрического темперамента художника отыскиваются не только у Россетти и Берн-Джонса, но и у Сальвадора Дали.

У младенца кисти феррарского художника Козимо Туры нимб тоже сделан из плотного материала, но по цвету и фактуре больше напоминает картон. Тура вместе с Франческо дель Коссой и Эрколе де Роберти был членом загадочного сообщества художников на службе семьи д`Эсте. За феррарцами давно закрепилась репутация мистиков и интеллектуалов, строивших свои работы на сложных аллегориях, которые сочинялись придворными учеными. Эта слава основана на росписях так называемой Залы месяцев в палаццо Скифанойя в Ферраре, многофигурной композиции, к которой, правда, ни Тура, ни его именитые коллеги отношения не имеют. Современные исследователи не принимают стереотипов и считают, что Феррара мало отличалась от других центров гуманистского знания. Мадонна Козимо Туры очень хороша и без всякой мистики. По ее поводу можно вспомнить разве что классическую монографию Лео Стейнберга о сексуальности Христа. Здесь вторичные половые признаки Спасителя явно в центре внимания, что, по Стейнбергу, должно было подчеркнуть двойную природу Христа и утвердить его физическое тождество с человеком.

Тонкая полоска света вместо нимба парит над головами Богоматери и младенца у Джованни Беллини, венецианца, которого в последнее время часто возят в Россию,— видимо, как наиболее жизненного из итальянцев второго ряда. В Пушкинском показывают одну из Мадонн позднего Беллини, научившегося у своих подмастерьев и ассистентов (и в том числе у великого Джорджоне) писать религиозные сюжеты как подсмотренные на улице. Конечно, естественность сцены несколько подорвана красными головами серафимов и херувимов, но тоскливо отсутствующее выражение лица матери поймано со знанием дела.

Наконец, Пьеро делла Франческа, главный герой этого смотра, обходится вовсе без нимбов. "Мадонна с благословляющим младенцем и двумя ангелами" была найдена в маленькой церкви близ городка Синигалья в 1822 году и перевезена в Урбино. Подробной документации об этой работе не сохранилось: считается, что герцог Федериго да Монтефельтро заказал ее на венчание дочери c Джованни делла Ровере, племянником папы Юлия II, заказчика росписи потолка Сикстинской капеллы. Из четырех художников на выставке Пьеро делла Франческа был наиболее подкованным в вопросах теории — он читал Евклида и Фибоначчи, написал три трактата по математике в сфере коммерции и искусства, общался с юристами и секретарями папского двора. В его композициях всегда виден аналитический подход: по аналогии с ордерной архитектурой его картины хочется назвать ордерной живописью. Ордер — это еще и приказ в другом значении этого слова, тоже подходящем для Пьеро: его младенец не столько благословляет, сколько наказывает простым смертным брать с него пример, держа не по возрасту прямую спину. Забавно, что в экспозиции этот шедевр сдержанности висит прямо напротив Кривелли — делла Франческа обогнал своего современника лет на пятьдесят.