События в стране как ощущение дежавю

События на Украине и падение цен на нефть поставили российскую власть перед непростым выбором. В чем-то сложившаяся сегодня ситуация напоминает то, с чем Россия столкнулась сто лет назад: внешний конфликт, экономическая стагнация, назревающий разброд в элитах. Ответом власти в современных условиях должна быть модернизация с опорой на технократов, полагает доктор исторических наук РАНХиГС Александр Пыжиков. Он считает, что относимость тех или иных государственных деятелей исключительно к консерваторам или либералам должна быть поставлена под сомнение.

Украинская ситуация заметно изменила тональность внутриполитических дискуссий в России. Общество и элита оказались поляризованы. Во многом идейная полемика напоминает дискуссии, которые велись в России столетие назад. С одной стороны идейных баррикад оказались так называемые либералы, с другой — условные патриоты. Либералы полагают, что нынешняя ситуация усиливает изоляционистские настроения, и ставят под вопрос западный вектор движения страны, которому она должна следовать — без ориентации на Запад не будет развития. Патриотические круги, со своей стороны, диагностируют ситуацию принципиально иначе: волны либерализма, всякий раз обессиливая нашу родину, толкают ее в пропасть. Отсюда и катастрофа 1917 года, и коллапс рубежа 1980-1990-х. Надо, полагают они, отбросить западные предписания и повысить градус агрессивности в отстаивании уникальных интересов России.

Такое разномыслие не мешает как одним, так и другим апеллировать к власти и требовать, чтобы она наконец однозначно сделала выбор в пользу одного, единственно верного, пути. Причем обе стороны апеллируют к историческому опыту и событиям до 1917 года. Сегодняшние политические интересы вращаются вокруг последних двух десятилетий Российской Империи — судьбоносной развилки отечественной истории. Тогда в России родилась в полном смысле публичная политика, появились партии, Государственная дума. Неудивительно, что интерес к этим событиям не угасает. Поражает другое: востребованная эпоха, по сути, продолжает оставаться неким белым пятном нашего исторического ландшафта. О том же Смутном времени начала XVII века или днях Петра III мы осведомлены сегодня гораздо основательнее.

Виной тому — крайняя политизированность предреволюционного периода. И не случайно родословные нынешних политических игроков берут начало как раз в нем. Именно в этот период мы видим рождение либерально-общественного бренда, черносотенного движения и того же крайнего выражения левой идеи. Поэтому мы по-прежнему сталкиваемся лишь с различными научно-медийными проекциями, обслуживавшими политические потребности современности. Власти царской России были недостаточно либеральны, а потому довели страну до войны и революции, считают одни. Другие же полагают, что, наоборот, недостаточная решительность в борьбе с либералами и крупным капиталом привела страну к катастрофе и отдала власть в руки маргиналов-большевиков. Но так ли однозначен предлагаемый обоими идейными лагерями выбор? Был ли у страны другой путь?

Под наслоениями спора между прошлыми и нынешними либералами и патриотами оказалось погребено главное — модернизационный проект, выработанный государственной элитой того времени.

Сегодняшние политические интересы вращаются вокруг последних двух десятилетий Российской Империи

Конечно, в разные периоды империи состояние бюрократии отличалось. Достаточно вспомнить правление Александра II, разрешавшее совмещать государственную службу с участием в коммерческих предприятиях. В результате Зимний дворец и министерства той поры погрязли в откровенной торговле концессиями, лицензиями, должностями. Эта вакханалия была пресечена твердой волей Александра III. Он инициировал запрет чиновникам заниматься предпринимательством, а также умерил коммерческий пыл высшей аристократии, начиная с членов царской фамилии. Говоря иначе, взаимоотношение власти и бизнеса подверглись кардинальному пересмотру. Уже к концу XIX века наметилось заметное оздоровление бюрократической элиты. В правительство влились новые силы не аристократического, как ранее, а технократического происхождения. Именно они продемонстрировали способность адекватно отвечать на надвигающиеся вызовы. Назовем В. Н. Коковцова (министр финансов), Н. Н. Покровского (замминистра финансов), И. Г. Щегловитова (министр юстиции), И. Г. Григоровича (морской министр), С. И. Тимашева (министр торговли и промышленности), С. В. Рухлова (министр путей сообщения), профессора Д. К. Коновалова (замминистра торговли и промышленности), С. Е. Крыжановского (замминистра внутренних дел), профессора Л. А. Кассо (министр народного просвещения).

Расчистка исторического полотна позволяет увидеть выдвинутую технократами, но совершенно забытую ныне программу модернизации России. Сердцевиной программы высшей бюрократии предреволюционной России стали экономические наработки. Наиболее известная их часть — аграрная, за которой закрепилось название столыпинской реформы. Она не просто преследовала устранение дисбалансов между промышленностью и сельским хозяйством, но мыслилась в подлинно реформаторском ключе: создать обширный слой небольших частных собственников, интегрированных в рынок. Говоря современным языком, речь шла о стимулировании малого предпринимательства — естественной опоры экономического роста и стабильной власти. Не менее значимые прорывы предполагались в промышленной сфере в связи с мощным циклом индустриализации. К примеру, готовилось коренное обновление Урала. Планировалось переоборудование предприятий, создание новых гигантов, таких как, например, Кузнецкий металлургический завод. Растущие потребности в энергии должна была обеспечить сеть гидроэлектростанций начиная с ДнепроГЭСа. Уточним, что все эти обширные наработки получили жизнь уже в 1930-е годы при так называемой сталинской индустриализации, воспользовавшейся трудами царской бюрократии. Более того, реанимация финансов, запуск транспортной сети в СССР стали делом рук бывших царских чиновников, работавших в советских наркоматах.

Нельзя не сказать и еще об одной фирменной черте модернизационной программы — о ее выраженной восточной направленности. Освоение Сибири, Дальнего Востока, Средней Азии — визитная карточка экономической стратегии того времени. Именно в эти регионы прокладывалась железнодорожная инфраструктура. Не случайно в те годы говорили: если Петр I прорубил окно на Запад, то Николай II прорубает его на Восток. Кроме того, после окончания Первой мировой войны намечалось резкое расширение экспорта готовой продукции, поставляемой реконструированной промышленностью. С учетом такого конкурентного преимущества, как дешевизна рабочей силы, Россия вполне могла бы превратиться в некое подобие "фабрики мира".

Вне всякого сомнения, перед нами — самостоятельная модель модернизации, реализуемая в режиме догоняющего развития с опорой на государство. Предписания об особой роли частного капитала, формирующего экономические институты, о минимизации госучастия в этих процессах не играли здесь главенствующей роли; они оценивались как доктринерские. Наоборот, на первый план выдвигалась организующая роль государства в экономике, в привлечении инвестиций, в социальной сфере, в создании гражданского общества, наконец, в повышении качества самой бюрократии.

Правительственные верхи комплектовались главным образом двумя путями — посредством постепенного возвышения по административной лестнице и переходом на госслужбу профессоров из российских университетов и институтов, признанных авторитетов в своих отраслях. Такой механизм пополнения бюрократической элиты позволял аккумулировать требуемый опыт и компетенцию. Их дефицит заметно ощущался в общественной среде, во многом случайной и нестабильной. Иными словами, приоритет признавался не за партийными деятелями, а за профессионалами-технократами.

Все это далеко не праздные сравнения, как может показаться на первый взгляд. На наших глазах происходит выработка нового государственного курса. Каким он должен быть? Пока намечающийся поворот происходит под негодующие предостережения западников. А также под бурные аккомпанементы ура-патриотов, требующих допуска к административным рычагам. Однако развитие России не в тех и не в других: для будущего все они бесполезны. Если еще одно появление ультралибералов у руля вынести трудно, то представить у государственного кормила патриотических радикалов, требующих проводить политику исключительной опоры на собственные силы, нелепо. Налицо потребность не в политиках, публицистах и политологах, а в управленцах-практиках. Сегодняшнюю повестку должны формировать люди, ставящие управленческую состоятельность выше умения ораторствовать, учреждать партии и проводить митинги. Костяк таких людей выдвинут первым лицом страны. У Сергея Иванова, Игоря Шувалова, Сергея Шойгу, Сергея Лаврова, Игоря Сечина и других карьерный путь различен — у каждого в своей сфере. И роднит их не партийная принадлежность или ориентированность на какую-либо догму. Объединяет их профессиональное начало, говоря иначе, технократический стиль, который они в первую очередь и олицетворяют. А потому у Шувалова и Лаврова намного больше общего с Ивановым и Шойгу, чем со статусными либералами западного покроя. Их профессиональная востребованность главенствует над политической приверженностью. Качество государственной жизни не может определять "капитализация", связанная с либеральной тусовкой или махровыми ультралевыми погромщиками, жаждущими броска на Варшаву или Берлин. Это новая прагматическая "партия", не скованная какими-то исключительно либеральными или консервативными клише, а применяющая различные идеологические инструменты в практическском режиме just business. Так, например, Игорь Сечин, которого время от времени любят причислять к лагерю националистов или консерваторов, развивает международные проекты "Роснефти" с такими флагманами капитализма, как Total и BP. В то же время Шувалов, которого молва именует чуть ли не главой либерального клана, реализует в экономике довольно консервативные решения. К тому же является проводником президентской политики по отношению к Востоку и Евразийскому союзу.

Людей с разным бэкграундом должно объединять дело, обязаны объединять интересы страны, а не партийные капризы. Поэтому-то им требуется собственная "родословная", опирающаяся на отечественную технократическую традицию. Надо сверять амбиции с наличием государственных навыков, с порогом компетентности. Именно вокруг этого стрежня должна строиться реальная политика. В этом смысле у Иванова и Шувалова, Шойгу и Лаврова имеются свежие исторические ориентиры. Интересно, что сегодняшние вызовы во многом воспроизводят ситуацию в государственной элите, существовавшей до 1917 года. Роль государства в экономике, разработка восточного направления, "национализация" элит, жесткое отстаивание своих интересов перед западными партнерами — вот лишь некоторые узлы, связывающие вчерашнюю и сегодняшнюю эпоху. Не случайно нынешнее поколение технократов Сергея Лаврова, Игоря Шувалова, Сергея Шойгу так схоже с В. Н. Коковцовым, С. И. Тимашевым, С. В. Рухловым, Н. Н. Покровским и т. д. Их так же ненавидели радикалы от кадетов П. Н. Милюкова и А. И. Шингарева до черносотенцев А. И. Дубровина и В. М. Пуришкевича. В отличие от этих господ они не превозносили собственную избранность и в то же время были свободны от преклонения перед западным опытом. Именно их деятельность претворяла популярные ныне консервативные идеи в конкретную управленческую практику.

Россия должна наконец-то устремиться туда, куда ее уже выводили в начале ХХ столетия

Очевидно, реконструкция опыта управленцев-государственников дореволюционной поры — задача не чисто историческая. Прошлый опыт явственно перекликается уже с сегодняшними общественными запросами. Начало нынешнего столетия принесло реабилитацию П. А. Столыпина. Но он предстает неким одиночкой, действовавшим на свой страх и риск. Рассуждать же о Столыпине в отрыве от целого ряда министров-технократов типа Щегловитова, Кассо, Крыжановского и других — это все равно что сознательно воздвигать ему памятник без рук. Именно поэтому сейчас, вспоминая технократический проект столетней давности и сравнивая его с реальностью, полезно продемонстрировать схожесть управленческих замыслов. Россия должна наконец-то устремиться туда, куда ее уже выводили в начале ХХ столетия.

Вместе с тем необходимо еще раз уточнить, почему усилия того поколения не увенчались успехом. Напомнить о допущенном тогда разброде элит, губительно сказавшемся на государственном организме. О пагубных действиях части ближайшего окружения Николая II во главе с министром А. В. Кривошеиным в роли путеводной звезды для устроителей светлого завтра. Закамуфлированный карьеризм и вожделения крупного частного капитала нацеливались на контрольный пакет российской экономики и политическую неуязвимость. За провалом оппозиционных надежд лета 1915 года и последовал дворцовый переворот февраля 1917-го, где главным бенефициаром выступала московская купеческая олигархия и ее идейная обслуга. Верховная власть долго питала иллюзии относительно этих сил, стараясь направить их во благо. Вероятно, следовало бы поступить иначе. Пресечь их деятельность, пока правительство располагало для этого соответствующими возможностями. Но оно трагично не воспользовались ими. В результате разразившийся кризис через дискредитацию государства и его рулевых был доведен до логического конца. В России восторжествовала полная "свобода", а вместе с ней очень скоро пришло и время маргиналов под предводительством Ленина. Выторговав у германского штаба горсть сребреников, те ринулись на штурм России. Своего шанса, как известно, большевики не упустили. Остается только заметить: от подобного не застраховано и наше непростое сегодня.