Александр Трушин считает, что антикризисный план правительства не ответил на главные вопросы

Экономические печали множатся для граждан страны едва ли не ежедневно. Они вторгаются в привычную жизнь то скачками курса в обменниках, то новыми ценами на товары и услуги, то извещениями о сокращении зарплат и перспективе лишиться работы вовсе. Власть убеждена: народ сплочен и к трудностям готов. Убежденность похвальна, но, похоже, обманчива. Неурядицы, которые множатся и затрагивают людей непосредственно, грозят размыть и сплоченность, и готовность. Пакет антикризисных мер, презентованный правительством на минувшей неделе, тревожных ощущений не изменил: он не успокоил ни граждан, ни президента. Куда дрейфуем, пытался понять "Огонек"

Александр Трушин

На прошлой неделе правительство обнародовало долгожданный антикризисный план. Это массивный документ, шесть десятков позиций. Его идеология незатейлива: надо подождать, пока мировые цены на сырье перестанут падать и вернутся после "дна" на стабильный уровень. Эта плодотворная идея вызвала волну разочарований и в экспертном сообществе, и на высшем уровне — президент, поручив Счетной палате взять под особый контроль распределение антикризисных денег, заявил: "Не надо ждать, пока улучшится внешняя конъюнктура, следует самим прилагать усилия для роста экономики, и прежде всего — менять ее структуру". По сути, это холодный душ для правительственной команды, формировавшей антикризисный пакет.

Кабинетная версия

Еще прошлой осенью, когда стало ясно, что страну накрывает небывалый экономический кризис, высокие чиновники заговорили о том, что волноваться не надо — у правительства есть антикризисный план. Деталей спасательной операции, правда, никто не раскрывал, но о том, что комплекс мероприятий продуман и проработан, говорил и экономический помощник президента Андрей Белоусов (в начале декабря), и глава правительства Дмитрий Медведев (в начале января), и его первый заместитель Игорь Шувалов (в Давосе, в конце января).

Эти анонсы на высоком уровне экспертное сообщество, мягко говоря, напрягали: точно было известно, что крупных экономистов к подготовке антикризисного плана не привлекали, публичного его обсуждения тоже не было — пакет готовился в чиновничьих кабинетах в обстановке секретности. Даже не далекий от этих кабинетов и секретности Алексей Кудрин в кулуарах Гайдаровского форума признавался, что ничего о "плане спасения" не знает.

Между тем за период ожидания антикризисного пакета цены на нефть катились вниз, пробив уровни 2008 года и добравшись до показателей 2004-го. Доллар по отношению к рублю рвался на высоты, где он прежде никогда не бывал,— после деноминации 1 января 1998 года он стоил 5 рублей 96 копеек! А индексы ММВБ и РТС вернулись к значениям 2008 и 2005 годов. Быть может, к счастью, но понять, где находится в текущий момент наш ВВП (внутренний валовой продукт), мы не можем — Росстат его еще не сосчитал.

На таком фоне и появился долгожданный, давно обещанный план спасения страны. Вот ключевая цитата: "Правительство Российской Федерации рассчитывает, что постепенная стабилизация мировых сырьевых рынков и предпринимаемые совместно с Банком России меры позволят нормализовать ситуацию на валютном рынке и создать условия для существенного снижения номинальных процентных ставок и повышения доступности кредитования". То есть, похоже, правительство предлагает дожидаться, пока нефть даст вожделенный отскок. Не сказано, правда, при какой именно цене начнется "нормализация": при 60 долларах за баррель? При 80? И до какого уровня после этого будут снижаться процентные ставки?

Что занятно, точной стоимости антикризисного пакета нет. Проект, который члены правительства показывали Владимиру Путину 26 января, стоил 2,4 трлн. Но потом, как написал "Коммерсантъ", Минфин настоял, чтобы из большинства пунктов убрали суммы расходов. Мотивировка оригинальная: они будут рассчитываться ежеквартально или по истечении года.

Впрочем, комментарии министра финансов Антона Силуанова такой подход разъясняют вполне. "Главная цель плана,— заявил министр,— это бездефицитный бюджет". А достигать ее будут за счет сокращения расходов. Всех, кроме расходов на оборону, примерно по 10 процентов с каждого пункта.

По мнению экспертов, однако, объявленный таким образом бюджетный секвестр — не самое интересное в плане. "Самое" — это заявленные в пакете "структурные реформы госуправления". Как выяснилось, значение этих слов надо понимать не в соответствии с буквами, и речь идет вовсе не об изменениях устаревшей структуры экономики в целом или промышленности в частности. Речь, как пояснил Руслан Гринберг, директор Института экономики РАН, совсем о другом: "Под структурными реформами понимается "усиление механизмов саморегулирования и личной ответственности граждан". Если перевести на человеческий язык, это означает сокращение государственных обязательств. То есть теперь граждане сами должны будут платить за образование и здравоохранение. Социальные расходы, в частности пособия по бедности, тоже будут сокращаться".

Возникает резонный вопрос: если секвестр и сокращение расходов главное, то в чем суть антикризисного пакета? Просто пересидеть трудные времена, ничего не меняя? Похоже, вопрос риторический: "Если это план, то должен быть обозначен ясный набор целей, которых правительство хочет достичь,— говорит Сергей Дубинин, председатель наблюдательного совета ВТБ.— Но этого нет. Цифры могут меняться, так же как и намеченные мероприятия, ведь они никак между собой не связаны. О таком документе трудно говорить как о плане, в котором есть какое-нибудь целеполагание".

Четыре раза на том же месте

Нашу страну за последние 25 лет накрывает уже четвертый экономический кризис: начала 1990-х, 1998-го, 2008-го и 2014-2015 годов. И каждый из них мы встречаем с накопившимся багажом нерешенных проблем. Сама повторяемость экономических обвалов ставит вопрос: правильной ли была экономическая политика последних лет, туда ли мы шли все это время?

Но на этот вопрос никто не отвечает, дискуссия ведется совсем о другом: нужно ли отпустить и максимально либерализовать экономику, чтобы "свободная рука рынка" сама навела порядок в большом российском хозяйстве, или следует озаботиться стратегией развития производства и выявлением экономических приоритетов и планированием достижений? Короче: рынок или госрегулирование?

В метаниях на этот счет прошли уже четверть века, пора бы определиться. Но определиться никак не получается, и нынешний антикризисный пакет тому очередное подтверждение — вместо вектора движения избрана тактика выжидания. Внешне вполне разумно: и овцы целы, и волки сыты. По сути же — очередная потеря времени.

Как говорит Руслан Гринберг, "нам всем не повезло, что наша великая трансформация по времени совпала с модой на демонизацию государственной активности. Государство рассматривалось как зло, которого должно быть как можно меньше. Это была западная мода. Мы вообще любим заимствовать не только моду, но и доктрины. Но, в отличие от нас, на Западе к доктринам относятся не так слепо, а с некоторыми оговорками, с поправками на реальную жизнь. У нас же есть генетическая склонность к внедрению единственно верных экономических теорий, будь то марксизм или свободный рынок. Мы легко меняем одну утопию на другую".

Так в борьбе с утопиями страна и переезжает из одного кризиса в другой. Опыта при этом не набираемся, зато "мозоли" уже наросли. По мнению Сергея Дубинина, "к кризису 2008 года у нас сложился отечественный вариант дирижизма, который получил название "ручного управления". Тогда мировой циклический кризис вызвал значительный спад российской экономики. Финансовый кризис сопровождал снижение объемов производства. Методы ручного управления с тех пор не изменились".

Абел Аганбегян, академик РАН, полагает, что Россия застряла на перепутье: "Россия — не последовательно рыночная страна, скорее — государственно-монополистическая и полурыночная. Поэтому у нас государственное регулирование играет значительно большую роль, чем в любой развитой стране".

Хотелось бы понять только: в чем именно эта роль состоит? В удержании статус-кво?

Игорь Николаев, директор Института стратегического анализа ФБК, рисует идеальную картинку сожительства полярных концепций: "Свободный рынок в нормальном понимании предусматривает либерализацию хозяйственной деятельности, ценообразования, рынка труда и т.д. Но обеспечить эту либерализацию может только серьезное регулирование, нормативно отлаженный механизм функционирования рыночных институтов. Госрегулирование в этом случае направлено не на то, чтобы что-то директивно запрещать, а на то, чтобы обеспечить жесткие гарантии существования самого свободного рынка".

До идеала нам далеко. Тем более теперь.

Абел Аганбегян считает, что "сегодня сошлись одновременно три взаимосвязанных процесса: стагнация, рецессия и стагфляция. Самое плохое, что может быть в экономике. Цены растут, спроса нет, экономика падает, деньги дорогие".

Наш кризис не похож на то, что не так давно переживали развитые страны. Европа и США выходили из кризиса за счет снижения цен, но не по указаниям сверху, а в результате уменьшения банковской процентной ставки до нуля. Это называется политикой "количественного смягчения". Если в стране дешевые деньги и дешевые товары, если при этом потребитель уверен, что его не уволят с работы, он покупает. В кризис автомобили продаются на 20 процентов дешевле, и вам еще предлагают кредит с нулевым процентом — вы берете новую машину. И ваш сосед, глядя на вас, тоже думает: почему бы и мне не купить? То же самое с покупкой квартиры. Автомобилестроение и строительство жилья начинают дышать и развиваться. Эти отрасли обладают огромным мультипликативным эффектом, они тянут за собой другие, экономика начинает выходить из штопора.

Но такие меры не применимы к нашему кризису. У нас поначалу народ тоже бросился в автосалоны покупать автомобили. Но никакого мультипликативного эффекта не получилось, потому что автомобили — не нашего производства. У нас ведь отверточная сборка, с очень небольшой долей локализации автостекол и резины. Рынок жилья тоже повел себя странно: рублевые цены на новое жилье подскочили в декабре на 12 процентов, а на вторичку чуть поднялись на 0,2 процента. Оживления продаж тут пока не предвидится.

Почему у нас получается все не как у людей? Руслан Гринберг считает, что "мы переживаем кризис рыночной, но уж очень архаичной экономики. Конечно, мы создали капитализм, но не с человеческим лицом. Примитивная производственная структура плюс скандальное неравенство доходов бедных и богатых людей — такая экономика всегда уязвима. Ведь, в сущности, все благополучие страны основывается на высоких ценах на нефть. В нулевые годы на нас пролился золотой дождь, по тогдашнему курсу около 9 трлн рублей, но львиная доля этих денег пошла в кубышку, а остальные распределялись очень неравномерно и несправедливо. Добавьте к этому повсеместное господство крупного капитала, едва заметное присутствие малого и среднего бизнеса, а также очень мощное государственное давление на частных предпринимателей, и вы поймете, насколько мы уязвимы перед экономическими потрясениями".

Вопросы без ответов

Антикризисная стратегия, обнародованная в середине прошлой недели, по идее, должна была всех успокоить. Вышло наоборот: граждан волнует не борьба за бездефицитный бюджет, а совсем другие вопросы. Например, какой будет инфляция в 2015 году и что правительство будет делать, чтобы она не зашкалила? Чем кончатся походы прокуроров по супермаркетам — "посадками" продавцов, директивно спущенными ценами и пустыми полками, как в Венесуэле? Будут ли повышаться на величину инфляции зарплаты работникам бюджетного сектора — учителям, врачам, социальным работникам? Что будет с людьми, взявшими в банках ипотечные кредиты? Что делать заемщикам, если они не смогут в ближайшее время их оплачивать? Какими в 2015 году будут процентные ставки по потребительским кредитам? Каким будет пособие для тех, кто потеряет работу, и можно ли будет прожить на него до лучших времен? Будут ли организованы в регионах бесплатные курсы для тех, кто захочет поменять профессию? Состоится ли снижение налогового бремени для малого бизнеса?

Ответов нет. Зато зреет понимание: если будем проедать средства из резервных фондов, ожидая, пока цены на нефть опять поднимутся, тогда ничто не защитит нас от следующего неминуемого кризиса. Ведь нерешенные проблемы его только приближают.