Михаил Прохоров о новых экономических условиях

Россия столкнулась с кризисом отработанной модели развития, которая на протяжении последних 15 лет считалась единственно правильной, что требует новых подходов к госуправлению, полагает в статье, написанной для "Ъ", МИХАИЛ ПРОХОРОВ, экс-лидер партии "Гражданская платформа".

Хотя санкции в отношении России были введены более полугода назад, а нефть начала свое снижение с прошлой осени, власти так и не приступили к разработке программы борьбы с кризисом, надеясь на русский авось. Отсутствие стратегии подтверждается беспрецедентной чиновничьей разноголосицей: сегодня даже неспециалисты видят, что российская власть не действует как единая команда.

Российские макроэкономисты на госслужбе (или "макрушники", как мы их называем) заблудились в трех соснах и не могут расставить приоритеты между поддержанием курса рубля, обузданием инфляции и обеспечением экономического роста, в то время как опыт представителей крупного бизнеса и экономистов-практиков практически полностью игнорируется.

Главным риском для системы управления является отсутствие в ней руководителей с опытом управления экономикой на нисходящем тренде, т. е. из "лихих 90-х".

Новое качество кризиса

Оба прежних кризиса в той или иной мере пришли извне — в 1998-м мы столкнулись с отголоском "азиатского" кризиса 1997-1998 годов; в 2008-м кризис оказался просто глобальным, начавшись в США. Механизмы выхода из кризисов 1998 года и 2008 года сегодня не сработают; не нужно поэтому уподобляться плохим генералам, ведущим битвы "прошедших войн".

Девальвация рубля в 1998-1999 годах позитивно сказалась на российской экономике потому, что безработица на пике кризиса достигала 13,1% трудоспособного населения, а загруженность мощностей составляла по отдельным отраслям от 29% до 63% (при этом значительная часть советского оборудования еще не выработала свой срок). Девальвация обесценила рублевые долги (по многим обязательствам были объявлены дефолт и реструктуризация) и поставила заслон на пути импорта. Отток капитала в 1998 году составил смешные по нынешним меркам $21,7 млрд. После кризиса сменились правительство и экономическая модель. Какие могут тут быть аналогии?

Скорректированный бюджет на 2009 год был сверстан из расчета $41,5 за баррель, а не $96,2, как на текущий год. Налоговая нагрузка на фонд оплаты труда, которая в 2009 году составляла в среднем 110,8 тыс. руб., в 2014-м выросла до 216,1 тыс., или на 95%(!). Как тут развиваться несырьевому бизнесу? Международные резервы России в начале острой фазы кризиса в сентябре 2008 года составляли $583,1 млрд, а на начало текущего года — лишь $385,5 млрд. Я не говорю про реквизированные пенсионные накопления и огромные дыры в региональных бюджетах.

Сегодня нельзя закрывать глаза на то, что нынешние проблемы порождены чисто российскими факторами: с одной стороны, огосударствлением и бюрократизацией экономики, которые гасили ее рост; с другой — последствиями санкций из-за конфронтации с Западом.

Перечислю пять особенностей, которые придадут кризису 2015 года весьма специфические черты.

1. Развитие экономики в последние годы поддерживалось возможностью постоянного наращивания издержек и госрасходов. Базовые тарифы "естественных монополий" выросли с начала 2000-х годов в 6-11 раз, расходы постоянно ложились на потребителя. Это закладывало пренебрежение к эффективности в любую из производственных цепочек — и без смены этого подхода никакая стратегия выхода из кризиса не сможет оказаться успешной.

2. Экономика России зависит от добычи и экспорта энергоносителей не меньше, чем пять или десять лет назад, но сегодня у "национальных чемпионов" нет резервов роста добычи этих ресурсов, способной хотя бы частично компенсировать снижение нефтяных цен. В России в 2014 года добыто на 7,2% больше нефти, чем в 2008-м (среднегодовой темп прироста едва превысил 1%), при этом почти весь прирост прошлого года пришелся на "Башнефть". "Газпром" в 2014 году снизил добычу газа на 9,3% и роста ее в 2015-м не ждет. Основной мотор российской экономики больше "не тянет".

3. Федеральный бюджет в его нынешней форме ориентирован не на развитие, а на сохранение status quo. Перекос в сторону военно-социального бюджета советского типа лишь нарастает в последние годы в условиях противоречия мировому тренду — инвестициям как в человека (в образование и здравоохранение), так и в реальные коммерчески окупаемые и важные для жизни страны проекты.

4. Федеральный центр распределяет 2/3 средств бюджетной системы страны. Эта "вертикаль" лишает низовое звено экономики как денег, так и инициативы — и потому с уровня регионов и тем более муниципалитетов не стоит ждать поддержки в преодолении кризиса.

5. Наконец, ускоренный переход к плавающему курсу рубля, повышение процентной ставки и запуск маховика инфляции ведет к мощнейшему дестимулированию хозяйственной активности. Переоценка валютных долгов предприятий и банков (девальвация увеличила их рублевую стоимость более чем на 16,2 трлн руб.) и платежи по новым кредитам сделают большинство неэкспортных компаний убыточными, а сокращение спроса обесценит их активы. В свою очередь, кредитование экономики практически заморожено и стало очень рискованным, на балансах банков будут расти плохие долги, а со стоимостью вкладов 18-20%, кроме операций по дисконтированию долгов, зарабатывать банкам просто негде.

Я думаю, вывод из сказанного вполне понятен: всем нам нужна новая стратегия преодоления проблем и новые инструменты выхода из кризиса.