Трамвай "Жевание"
Аль Пачино в "Унижении" Барри Левинсона
Премьера кино
Сегодня в прокат выходит "Унижение" (The Humbling) — творческий союз 74-летнего Аля Пачино и 72-летнего Барри Левинсона, подхватывающих еще не остывшую после "Бердмена" тему актерского кризиса. В данном случае все осложняется стариковской общей усталостью от жизни, которая произвела гнетущее впечатление на ЛИДИЮ МАСЛОВУ.
О "Бердмене" напоминают первые минуты "Унижения", когда герой Аля Пачино попадает в такую же унизительную ситуацию, что и персонаж Майкла Китона, нечаянно оказавшийся вместо сцены перед запертой дверью собственного театра. Маловероятно, что Алехандро Гонсалес Иньярриту позаимствовал для своего сценария этот эпизод из романа Филипа Рота 2009 года, по которому снято "Унижение",— просто, как говорили в нашем детстве, "у дураков мысли схожи". Тут, конечно, речь идет не то чтобы о глупости, а о некоей стандартности образного мышления, которую проявляют оба режиссера — и тот, что помоложе и понахальнее, и тот, что помаститее и позадумчивей,— когда пытаются проникнуть в актерскую психологию.
В этом смысле Барри Левинсон проявляет больше основательности и пробует зайти с разных сторон: если Бердмен разговаривает только со своим пернатым "вторым я", то у героя Аля Пачино для рефлексий есть и собственное отражение в зеркале, и сочувственное лицо психиатра (Дилан Бейкер) в скайпе. С ним пациент постоянно консультируется на протяжении всего фильма, пересказывая происходящие в его личной жизни увлекательные события, но особой драматургической связности этот прием "Унижению" не придает. Хотя, возможно, призвав на помощь психиатра, режиссер как раз и не стремился к большей связности, цельности и логичности своего произведения, а наоборот — хотел дезориентировать и запутать зрителя, передать ему ту спутанность мыслей и расшатанность сознания, от которой страдает герой, перестающий видеть четкую границу между сценой и реальностью.
Учитывая актерскую виртуозность Аля Пачино, представляется излишним, что режиссер заставляет его так подробно и старательно разжевывать происходящее внутри него на словах, и жалобы его ("я потерял связь со своим ремеслом", "утратил свой дар", "перестал быть убедительным") в основном так же стереотипны, как и символическая сцена с предательски захлопнувшейся перед носом дверью театра. В одном из таких монологов герой цитирует постаревшего спортсмена: "Сначала подводят ноги, потом уходят деньги, потом друзья", и именно по такой схеме все и будет происходить: сначала вышедшего на пенсию героя скрутит прострел, затем начнут таять деньги, а с друзьями, точнее, с дочкой (Грета Гервиг) старых друзей и коллег выйдет и вовсе некрасивая история.
Впрочем, сначала этот мезальянс выглядит довольно сказочно: внезапно возникшая на пороге героя миловидная девица признается, что, когда ей было восемь, а ему сорок, она была по уши влюблена в него и хранила под подушкой подаренное кольцо, которое было на нем в спектакле "Трамвай "Желание"". Увидев своего кумира в помятом состоянии, она умоляет его вернуть свою "убийственную харизму", запускает по всему дому детскую железную дорогу, остается на ужин, режет салаты и помогает старичку управляться со штопором. Поскольку девушка пошла по родительским стопам и преподает в театральном колледже, влюбленные разговаривают репликами из пьес, как бы подстраховываясь авторитетом великого драматурга под девизом: "Просто говори свой текст, а все остальное сделает Шекспир".
Однако чаще "Унижение" скатывается с шекспировских высот в какую-то не слишком остроумную пародию на Теннесси Уильямса, например, когда на сцене появляется истеричная лесбийская сожительница героини (Кира Седжвик), похожая на артистку провинциального ТЮЗа, которая завывает: "Она говорила, что всегда будет со мной!", предупреждает героя, что молодуха поматросит да и бросит, а потом начинает подозревать, что грязный старикашка хочет соблазнить и ее тоже. Еще одна бывшая возлюбленная героини поменяла пол и теперь похожа на негра-садовника (Билли Портер), родители девушки (Дайэнн Уист и Дэн Хедайя) и ее кошка тоже вносят посильный вклад в общую нервозность. Однако всего этого авторам кажется мало, и чтобы герой гарантированно съехал с катушек, иногда откуда-то из снежного леса выбегает посторонняя и лишняя для основного сюжета, но совершенно безумная гражданка (Нина Арианда), настаивающая, что актер должен убить ее мужа, совершившего развратные действия с маленькой дочкой. Неудивительно, что вскоре даже психиатр начинает терять нить повествования своего беспокойного пациента, который, все больше запутываясь в окружающей его фантасмагории, утешается мыслью, что "три четверти наших поступков — ошибки". И это в общем-то еще неплохой КПД для человеческой жизни и творчества — скажем, в "Унижении" почти все, кроме исполнителя главной роли, выглядит досадной ошибкой или загадочным недоразумением.