Андрей Архангельский: фильм «Батальонъ» как триумфе войны

В прокат вышел фильм "Батальонъ" Дмитрия Месхиева — о подвиге женщин-добровольцев во время Первой мировой войны. Гибель героинь сострадания, однако, не вызывает, поскольку авторы сосредоточились на прославлении войны как таковой

Андрей Архангельский

Глядя на плакат и вообще на рекламную кампанию фильма, где главный элемент — красные маки (это и капли крови, но одновременно и символ чего-то женственного), отмечаешь: это в общем-то хорошо придумано. Плакат органично смотрелся не только к 23 февраля (когда фильм вышел в прокат), но и, скажем, к 8 марта и может даже в известном смысле служить "подарком" к женскому дню. Много цветов, небо, девушка. Побрита наголо, но это даже модно. Если смотреть издалека, выглядит как типичная реклама чего-то душистого или пушистого, чего конкретно, станет ясно, когда мы приблизимся.

Но внутри — другое.

В фильме "Батальонъ" поразительно даже не то, что "...создатели "Брестской крепости" и "Сталинграда"", как сообщает гордо плакат, без затей применяют все свои умения и навыки в изображении мужской войны — только меняя пол на противоположный. И женщины, идущие в атаку на немцев, как-то вот на равных с мужчинами дерутся в штыковом бою и рукопашной и даже побеждают их. Поражает даже не то, что в фильме собраны все штампы патриотического кино — со времен "Сибирского цирюльника" — и настолько, что можно выходить курить во время сеанса, не боясь что-то пропустить. Ага, вот над командиром батальона Марией Бочкаревой (Мария Аронова) нависли тучи; сейчас, минут десять, батальон будет стоять под дождем, не шелохнувшись, сердце генерала дрогнет, и он выпустит из-под ареста командиршу. И точно, вот она плачет, спасибо, говорит, братцы (точнее, сестрицы).

Русские стоят до конца. Они выстоят, они самые стойкие — вот что постоянно хотят сказать авторы; проблема в том, что авторы вообще перестали уточнять цель и смысл этого "стояния".

В основном наша патриотика построена на материале Великой Отечественной; зрители привыкли к этому. Об этом же говорит автор идеи и продюсер фильма Игорь Угольников, объясняя, почему было трудно снимать про Первую мировую.

Трудно, но можно — мы видим, что любые клише легко переносятся в 1917-й. Например, шутки на тему "видеть грудь четвертого человека" при команде "равняйсь". Или вот во время боя во весь рост встает гром-баба со станковым пулеметом на руках и косит немцев с криком "а-а-а" — как косит уже лет пятьдесят какой-нибудь типовой герой мужского боевика. Настоящая проблема, о которой не говорит Угольников, в том, что любые жертвы на экране в фильме про Великую Отечественную оправданны, это не требует доказательств. А вот в случае с Первой мировой это уже не так очевидно, тем более что авторы сами говорят, что фронт к тому времени "разложился", а враг без особого рвения "топчет нашу землю" примерно в 800 километрах от Москвы (в 1917 году было создано несколько "женских команд смерти", для поднятия боевого духа армии; один батальон принял участие в боевых действиях в течение трех дней под Молодечно в июле 1917-го; а уже в августе того же года женщинам было запрещено участвовать в боях.— "О").

Как всегда в таких фильмах, авторы львиную долю усилий тратят не столько на то, чтобы показать мотивы этих женщин, сколько на техническую сторону вопроса. Это создает странный, неконтролируемый эффект. Получается, если судить по фильму, что важнейшее решение — идти на смерть — принимается героинями с легкостью, как бы "само собой". Что это вообще не требует рефлексии. Что для сотни молодых женщин вообще нет ничего более естественного, чем побриться наголо, бросить повседневные заботы и пойти маршировать с утра до вечера и прыгать по полосе препятствий. Многие женщины, кажется, просто созданы для боя, так, свою дочь торжественно "вручает" батальону седой генерал, а она, как выясняется, "с пяти лет с батюшкой на стрельбах". Авторы вольно или невольно внушают идею, что для русских вообще война — это в своем роде "нормальное дело". И даже больше — что война как таковая, сама по себе есть нечто нормальное, естественное.

...Командир батальона приезжает на "разложившуюся" передовую и говорит командующему: мы не хотим быть в тылу, посылайте нас на линию огня. Она выговаривает мужикам: "Вы не хотите воевать? Так мы будем воевать, не мешайте нам". В фильме нет привычных либералов в роли врагов отечества; на месте внутренних врагов — солдатские комитеты. Они, как нам рассказывают, за "лживую свободу, смоченную шнапсом". Мужики навоевались, а девушки, значит, нет. Выходит, их цель в том, чтобы любой ценой продолжать войну. Вообще надо сказать, даже среди мужчин носителей столь агрессивной психологии меньшинство — не говоря уже о женщинах. Это в любом случае исключение, а не правило. А тут нам представляют это в качестве нормы.

"Батальонъ" можно считать квинтэссенцией нашей патриотики. Тут как бы обнажилась ее структура, само тело: на самом деле патриотика восхищается войной как таковой, ей нет разницы, "о чем эта война" или "за что". Если убрать все лишнее, весь антураж, единственной идеей этого фильма остается смерть как таковая. Ее восхваление и воспевание. Режиссер и продюсеры хотят нам сказать, что патриотизм заключается в готовности человека умереть в любой момент. Причем не особо задумываясь.

Война — не только мать родна, но и прообраз общественного договора, социальный консенсус. Разнообразный классовый состав батальона, надо признать,— удачная находка. Там служат дворянки и простолюдинки, барыни и служанки, замужние и незамужние, и всех их уравняла война. Война делает людей настоящими — вот еще одна милая сердцу авторов идея, и она кажется им по-прежнему актуальной в начале XXI века.

Тема превращения интеллигента — с помощью тренировок — в хладнокровного убийцу не единожды уже была обыграна, в том же сериале "Апостол". Но за этими перевоплощениями есть еще одна мысль. А именно, что в зверя можно превратить любого, и никакие манеры или убеждения не имеют принципиального значения. Тут показательна сцена в фильме, когда во время рукопашной тренировки дворянка долгое время не может ударить женщину "из простых": воспитание не позволяет. А потом все-таки сможет, и вот видите — они уже метелят друг дружку на равных. Валяются в грязи. Авторы любуются этим моментом превращения человека в зверя. Все мы — одинаковые, как бы говорит фильм. Все мы — звери, просто нужно поместить всех в одинаково бесчеловечные условия.

"Хорошего — только война",— писал поэт Лев Лосев о сознании советского человека. И был трагически прав.

Но чему-то новому ведь авторы все-таки научились с тех пор?.. Да, они научились упаковывать и продавать продукт — как в случае с плакатом, с которого мы начали. Это сейчас заметно — что на каких-то ранних этапах карьеры авторы учились жить и работать у Голливуда, который теперь так страстно ненавидят. Можно предположить, что если бы авторы развивались в этом направлении и дальше, они переняли бы у Голливуда не только форму, но и смысл, не только упаковку, но и содержание патриотики. Которое должно быть логично, непротиворечиво и убедительно. А главное, в основе всего этого должны быть какие-то все же человеколюбивые, гуманные ценности, а не наоборот. Авторы, впрочем, могли бы тому же самому научиться и у любимого ими советского кино — где гуманизм неизбежно сопровождал и как бы оттенял войну, подчеркивая, во имя чего человек жертвовал собой. Но пропаганда войны как таковой, самой по себе завела авторов в тупик — и мировоззренческий, и эстетический. Весь свой талант они потратили на бессмыслицу и жестокость, считая, что родине сейчас "так надо". Они заблуждаются. На самом деле родине нужнее всего, чтобы люди оставались людьми. А так, в результате этого самообмана, страдают все: и зрители, и авторы, и сама родина.