Андрей Ланьков в интервью "Коммерсантъ FM"

О жизни в Пхеньяне: "Сейчас в Пхеньяне бум: огромное строительство идет, бум недвижимости — приличная квартира в Пхеньяне стоит порядка $80 тыс. Миллионеров хватает в Пхеньяне. $160 тыс. — самая высокая цена сделки с жилой недвижимостью, о которой я слышал. Магазины — там вам и Dior, и Chanel. Бум ресторанный: множество ресторанов, люди охотно едят, и стоить это может и $20 на человека, и больше, и без записи не попасть. Кстати, практически все рестораны частные, конечно, зарегистрированы как государственная собственность, но лет как 20, года с 98-го, произошла практически полная приватизация общепита".

О теневом секторе северокорейской экономики: "Проблема в том, что экономика в большой степени частная при том, что у нее нет никакого легального статуса, что создает огромные возможности для коррупции: практически все, что тут происходит, незаконно — законодательной базы для этой деятельности нет, это как бы добрая воля правительства, однозначно показанная Ким Чен Ыном. Количество политзаключенных сократилось в два раза за последние 15 лет, хотя оно все равно очень большое — порядка 100 тыс. человек".

О дружбе с Россией: "У них достаточно настороженное отношение к Китаю — Китай контролирует практически всю северокорейскую внешнюю торговлю. Это обстоятельство не нравится Северной Корее, потому что означает потенциальную экономическую, политическую зависимость от Китая. Поэтому им нужна какая-то страна, которая выдавалась бы народу в качестве позитивного образца — вот наш хороший друг, правильная страна, но не Китай. И Россия совершенно естественным образом эту нишу заняла, то есть Северная Корея — страна, где и Кобзон, и Пугачева, и советская эстрада, и советский кинематограф — все это активно продавливается и поддерживается. А народу это интересно, потому что это гораздо свежее, чем своя культурная продукция. Так что последние 15 лет северокорейской правительство очень много сделало для укрепления позитивного имиджа России".

Андрей Ланьков о том, почему объединение не выгодно ни Северу, ни Югу: "Северокорейской старой элите, номенклатурной, чиновничьей, объединение, конечно, не нужно, потому что у них нет экономической базы в объединенной стране, они будут никем и звать их будут никак в лучшем случае. А кто-то, может быть, начнет интересоваться разными событиями их правления, и тогда совсем им плохо будет. Кроме того, в Северной Корее есть своя бизнес-элита, новая северокорейская буржуазия. Их много, это достаточно богатые люди, и этим людям, конечно, объединение страны тоже не нужно, потому что если оно произойдет, как они будут конкурировать с южанами с их огромным капиталом и опытом? Их просто раздавят. И на Юге особого рвения тоже нет — на словах, конечно, да, но тут уже экономические проблемы, поскольку разрыв между Северной и Южной Кореей — это самый большой разрыв по этому показателю между двумя странами, у которых есть сухопутная граница. То есть понятно, что поднимать Северную Корею южанам придется за свой счет. А есть и иностранные товарищи, другие державы, которые по разным причинам тоже не в восторге от перспектив объединения".

Об искусстве дипломатии в Северной Корее: "Стратегия одна: они создают кризис — раньше могли и пострелять, а сейчас, как правило, просто страшные речи говорят: "Война через неделю начнется, это уже решенный вопрос, всем иностранцам уехать, мы сейчас разбомбим, нас разбомбят". Как выяснилось из недавно опубликованных документов, в 2010 году они обстреляли южнокорейский остров, произнесли обычные страшные речи, а потом отправили делегацию договариваться о встрече на высшем уровне с южнокорейцами через две-три недели. Они так и не договорились, но всерьез решали вопрос о том, чтобы встретиться с южанами, посидеть, поговорить, решить вопрос о том, сколько южане дадут им денег. Это нормальная дипломатия. Дипломатия — это искусство блефа, искусство угроз, которые никто не собирается приводить в исполнение, искусство обещаний, которые не собираются сдерживать, ну и много чего еще".

О расправах нового вождя со старой политической элитой: "Когда в декабре 2011 года хоронили генералиссимуса Ким Чен Ира, за гробом шел его сын, маршал Ким Чон Ын, и семь человек — четверо высших военных и трое высших гражданских руководителей. На настоящий момент из этих семерых исчезло шесть, причем произошло это в течение двух лет после похорон. Один точно в физическом смысле — потом в газетах написали, что он был предателем и поставил стеллу с одой в честь Ким Чон Ына в тени, неискренне хлопал, когда вождь выступал, и продавал недвижимость китайцам не по той цене. А другой просто исчез, причем он был командующий армией, начальник Генерального штаба, его сняли по состоянию здоровья, а потом убрали и со всех исторических фотографий. Сейчас вместо него на фотографиях либо какое-нибудь пустое пятно, либо магнолия цветет. За последние два года Ким Чон Ын всем показал, кто в доме хозяин. Он, конечно, может быть, молодой и у него смешная прическа, но крутить собой он не позволит. Человек довольно норовистый, вспыльчивый, жестковатый и самолюбивый".

Андрей Ланьков о реформах, начатых Ким Чон Ыном: "Ситуация в Северной Корее очень сильно улучшается. Потому что стандартное определение, которое мы постоянно слышим, — "голодающая Северная Корея", а они не голодают вообще уже 15 лет. По нашим меркам, они недоедают. Но, тем не менее, голода как такового нет с 2002 года. А знаете ли вы, например, что в позапрошлом году в Корее случился рекордный урожай, за 25 лет самый большой? Собрали примерно 5 млн 50 тыс. тонн зерновых. Погода тут ни при чем — 28 июня 2012 года высший руководитель, маршал Ким Чон Ын объявил о вводе "семейного подряда". Раньше работали за пайки: много ли работал, мало ли — тебе полагается паек и все, почти забесплатно, кстати, но фиксированный. А тут в своей мудрости высший руководитель сказал, что теперь 30% урожая пойдет крестьянам. Крестьяне стали издольщиками и стали работать. То же самое случилось в Китае в это время. И в результате они получили самый большой урожай".

О совместимости реформ с идеологией: "Есть две вещи: во-первых, северокорейская идеология — из нее коммунистическо-социалистический элемент не то что полностью удален, но очень сильно подвинут куда-то вбок, особенно если вы говорите о внутреннем варианте. То есть когда они говорят о коммунизме-социализме — это очень часто экспортный вариант для того, чтобы вызывать какие-то симпатии у мировых левых. А для себя, конечно, основная идея заключается в "нашей уникальной национальной сущности". Эту сущность можно по-всякому выражать — через семейный подряд, через хозрасчет, через "семейный капитализм" по Диккенсу, через общинный ужасающий социализм по Полу Поту. Ну и кроме того, вообще общество в достаточно степени деидеологизировано: представление о северокорейцах как о каких-то там страшных роботах, которые мечтают, как бы им умереть во имя Великого вождя — ну нет таких давно уже, лет 30 или 40 нет. Люди живут, как-то крутятся — все-таки ситуация сильно улучшилась".