Писатель Владимир Войнович в эфире "Коммерсантъ FM"

Известный российский писатель, диссидент, автор трилогии о солдате Иване Чонкине и романа-антиутопии "Москва 2042" Владимир Войнович на сайте общественной организации Михаила Ходорковского "Открытая Россия" разместил письмо к Владимиру Путину с просьбой освободить украинскую летчицу Надежду Савченко. Ведущие "Коммерсантъ FM" Анатолий Кузичев и Константин Эггерт обсудили письмо с Владимиром Войновичем в рамках программы "Демократия".

А.К.: Мотивы вот этого письма? Вам жалко, и вы опасаетесь реально за жизнь, судьбу и здоровье летчицы Савченко, или вы опасаетесь за репутацию страны, или одно от другого, так сказать, не надо отделять?

В.В.: Я опасаюсь и за то, и за другое, и за самого себя, что если я промолчу, то я буду считать себя сволочью. Кроме того, я вижу, как на моих глазах убивают человека, и считаю, что не имею права отмолчаться. Я считаю, что я должен сказать, а дальше уже, по крайней мере, я тогда уже не отвечаю, как сказал один мой давний предшественник, нет на мне крови сего человека. И за репутацию страны я тоже опасаюсь, потому что я очень хорошо знаю, я считаю, что Советский Союз погиб, разрушился по разным причинам, но одной из причин было его отношение к людям, к правам людей, к зверскому обращению с ними, к бессудным или неправосудным приговорам, к тому, что люди в тюрьмах гибли, как, например, погиб Анатолий Марченко, известный правозащитник, который тоже голодал.

А.К.: Это очень смелое обобщение, Владимир Николаевич, что Советский Союз погиб из-за этого. Я могу вам миллион примеров привести из современного мира, и страны что-то не разрушаются. Мне кажется, как-то немножечко слишком широко вы обобщаете.

В.В.: Я не знаю, может быть, есть такие страны, которые не разрушаются. Можно только пожалеть, что они от этого не разрушаются, а хорошо бы разрушались. Но дело в том, что если вообще престиж государства чего-то стоит, то о нем надо думать. И такие вещи очень влияют на престиж государства. И престиж государства советского стоял очень низко именно по этой причине в последние годы его существования. И престиж нашего, я там написал, и это просто легко предсказуемо, что если Савченко умрет, потому что на ней уже вот сейчас сфокусировалось внимание, можно сказать, значительной части мира, если она умрет, то престиж нашей страны еще упадет, и, как я говорю, это мое предсказание ничего не стоит, но когда наши руководители и президент поедут за границу, их там будут встречать очень плохо.

К.Э.: Владимир Николаевич, во-первых, ваши предсказания, мы уже имеем возможность в этом убедиться, в определенной степени сбывались, ваши литературные предсказания, как многие считают, но вот у меня какой вопрос: скажите, у вас была какая-то уже реакция на это письмо? Вы, в конце концов, обращались к Путину. Какая-то хотя бы официальная реакция была на него или нет?

В.В.: Нет, официальной реакции не было. Я, честно говоря, официальной реакции и не ожидаю, но я просто надеюсь, что сейчас ведь не я один обращаюсь, сейчас уже все-таки поднята волна общественного возмущения, негодования и тревоги, можно называть как угодно, резко или, наоборот, мягко, и я думаю, что, ну, я надеюсь, что здравый ум должен возобладать. Я говорю, что я не взываю к милосердию, потому что понимаю, что это бесполезно, и не взываю к справедливости, потому что я ее все равно не вижу…

К.Э.: А почему бесполезно? Вы же взываете в определенной степени к милосердию.

В.В.: Потому что к здравому смыслу, я призываю подумать, что будет, если и не жалко Савченко, то хотя бы подумать, как изменится отношение к нашей стране. Оно, к сожалению, сейчас уже очень изменилось к худшему, но еще есть резерв.

К.Э.: Владимир Николаевич, вот смотрите, что скажут вам ваши критики, скорее всего. Они скажут, ну, смотрите, с другой стороны, Надежду Савченко обвиняют в соучастии в гибели, в убийстве двух российских журналистов. Как в этой ситуации глава государства может сказать: "Нет, я про это забуду и просто-напросто прощу"?

В.В.: Костя, меня все равно будут обвинять в чем угодно. Всегда все равно найдутся обвинители, но, во-первых, мне кажется, вот я сейчас у вас тоже слышал, защита убедительно доказывает, что она невиновна в том, в чем ее обвиняют, кроме того, она участница, она военный человек и участница боевых действий. Я не могу себе представить, чтобы она навела пушку конкретно на журналистов, журналисты были в зоне боевых действий, где убивают не только их. Если бы она была снайпером, я бы еще мог поверить.

А.К.: Владимир Николаевич, извините, то, что вы не можете представить то, что она навела пушку, это еще не довод. Скажите мне, если подтвердиться, что она там была какой-то, я не знаю, у меня сейчас никакого отношения нет к этому, что она наводчица, ее все равно стоит отпустить, все-таки нам надо продемонстрировать гуманизм и все прочее и отпустить ее в любом случае? Повторяю, если подтвердится.

В.В.: Значит, я считаю этот случай гипотетическим предположением. Если это подтвердится, то тут надо разбираться, потому что я говорю, она участник боевых действий, она не скрывала, она не бандит с ножом из-за угла вышла, а она участвовала в войне, а там надо на другой стороне, я не знаю, это ей надо еще доказать, что она видела, что это журналисты, что они были в касках и неизвестно…

А.К.: Ну, так суд для того и придуман, чтобы подтверждать, чтобы выяснять долго и кропотливо выяснять, так в чем же проблема-то?

В.В.: Да, пока что, я считаю, настолько нет причин для уголовного преследования, что она должна быть освобождена, если нет причин судебного разбирательства, вот так, мне кажется, сейчас дело выглядит.

К.Э.: Владимир Николаевич, а вот один вопрос, у нас не так много времени осталось в этой части программы, скажите мне, я вот со многими говорил, в том числе, кстати, сегодня говорил с Марком Фейгиным, одним из адвокатов Надежды Савченко, просто в частном порядке, скажите мне, а почему, по-вашему, вот этого не происходит? В конце концов, иногда политики идут на какие-то шаги, которые, может быть, и не вполне соответствуют справедливости, но, тем не менее, политически полезны, освободить Надежду Савченко было бы сегодня очень полезно для Кремля, почему этот шаг не происходит, по-вашему, ваша версия, если хотите?

В.В.: Я не знаю, мне кажется, потому что наши власти, наверное, думают, что ее престиж держится на ее такой непреклонности, что вот если уже решили, если вот так вот начали, и даже когда уже видно, что совершают ошибку, ведь у нас очень не любят ошибки признавать и исправлять, и надо идти далеко-далеко-далеко, надо идти, никак не могут остановиться. Хотя уже, по-моему, совершенно очевидно, что это, по крайней мере, ошибка, если не говорить о слове "преступление".

К.Э.: Владимир Николаевич Войнович, огромное вам спасибо!

А.К.: Да, спасибо вам большое, Владимир Николаевич, а можно в завершении коротенький вопросик?

В.В.: Да.

АК.: Не без подколки.

В.В.: Да.

А.К.: Стоит ли ожидать скорого разрушения США, коли там совершенно на официальном уровне пытают людей в Гуантанамо, по вашей формуле скорого распада любой страны, где с людьми плохо обращаются?

В.В.: Вы знаете, что разрушение США мы ожидаем, начиная, по крайней мере, с 1917 года…

А.К.: То есть не разрушится, скорее всего, несмотря ни на что.

В.В.: И предрекаем, потому что там, конечно, если там пытают в Гуантанамо, это ужасно, это чудовищно, это возмутительно, вот, но у Соединенных Штатов еще есть очень много подпорок, которые у нас отсутствуют.

А.К.: Вот, вопрос в подпорках. Спасибо вам большое.