В Москву едут Young Fathers

В субботу на традиционной вечеринке Selector Live Beefeater Sessions в клубе «16 тонн» выступят свежеиспеченные лауреаты авторитетной музыкальной премии Mercury Prize — эдинбургские рэперы-экспериментаторы Young Fathers. В конце 2014 года их альбом «Dead» неожиданно для всех был признан лучшей пластинкой года в Великобритании и Ирландии. Накануне концерта участник Young Fathers КАЮС БАНКОЛЕ ответил на вопросы ЕЛЕНЫ КРАВЦУН.

— Ваше название Young Fathers как-то связано с вашими биографиями? Насколько оно личное?

— Безусловно. Мы ведь все названы в честь наших отцов, то есть мы все младшие, понимаете? Ведь есть традиция называть сына в честь отца. Например, Боб-младший и так далее...

— Как изменилась ваша жизнь после получения Mercury Prize?

— Нисколько не изменилась. Мы по-прежнему гастролируем, пишем музыку и отвечаем на вопросы! В инди-чартах альбом был номером один, мы даже отметили это бутылочкой шампанского, но на сегодняшний день продажи альбома настолько малы, что об этом не стоит и упоминать. Такие группы, как наша, зарабатывают мало бабла, но в общем нам хватает.

— Как вы записывали альбом «Dead»?

— Мы написали его живыми! (Смеется.) Мы всегда так делаем, ловим каждый момент вдохновения, прежде чем оно растворится в небытии.

— В треклисте альбома есть композиция «Война». У нее есть какая-то политическая подоплека? Что вы думаете о современной войне?

— Современная война весьма эффективна, она убивает много людей и причиняет боль еще большему количеству людей. Если вы увязли в войне, потому что кто-то вам сказал, что вы должны любить какую-то часть земли или государства больше, чем кто-либо другой,— то это не так уж и плохо. Старые войны были немного более энергичными. Но лучше бы в войнах участвовали только генералы — и тогда и сейчас, а остальные только бы наблюдали. Только генералы, и никакой подмоги.

— Вы любите смешивать разные стили — рэп, грайм, афро-бит, музыку из Либерии и Ганы. Вы сами представители трех различных культур. Когда вы пишете песню, что делает каждый из вас?

— Мы представляем лишь одну культуру — культуру Young Fathers. Мы все критикуем друг друга и в то же время способствуем развитию друг друга, помогаем с текстом и фразировками. Это и называется демократия.

— Вы еще используете такой электронный стиль, как Shangaan-электро. В чем его особенность?

— Это песня о любви с безумным ритмом. Все это пришло из Южной Африки. Вроде как это не должно работать, но оно работает.

— Как британский хип-хоп отличается от хип-хопа из США? Вы что-нибудь слышали о российском хип-хопе?

— На самом деле отличие незначительно. Но мы не хип-хоп! Да, мы слышали русский рэп и надеемся, что русский рэп — это не только про пушки и члены.

— Музыкальные критики называют вас «психоделическим хип-хоп-бойз-бендом». Вам нравится это определение?

— Мы сами придумали его. Все привыкли к тому, что обязательно должно быть какое-то наименование, ярлык, ящичек, куда можно впихнуть все творчество группы и идентифицировать его таким образом. Сейчас нам это определение уже изрядно надоело, но могло быть и хуже. Сколько психоделических хип-хоп-бойз-бендов вы слышали?

— А вот легко ли играть такую немейнстримовскую музыку в Эдинбурге — городе туристов и богачей? Что сегодня происходит в шотландской музыке?

— Ничего особенно не происходит, к сожалению. Люди разобщены в принципе, они не собираются для того, чтобы делать музыку вместе. В Эдинбурге нет братской любви.

— Тексты ваших песен полны агрессии, гнева, печали и боли. Как часто вы чувствуете такие эмоции в жизни? Каков был ваш самый мощный опыт, связанный с этими эмоциями?

— Эти тексты, как маленькие вздохи, услышаны, приглушены, будто через стены спальни напротив. Иногда можно расслышать слова, а иногда просто звуки секса, насилия или горя. Мы стараемся не быть слишком прямолинейными все время, но иногда вносим в свои тексты то, что услышали на улице, в клубе или за обеденным столом.

— Вы уже успели записать новую пластинку, большая часть материала которой была создана в Германии. Немецкие города до сих пор остаются местом силы андерграундной культуры или сегодня это уже не так?

— Германия по-прежнему сильна. Немцы реально увереннее в своей культурной идентичности сегодня. Несколько лет назад британская группа могла быть интересна только потому, что она была из Англии. Теперь же немецкие детишки предпочитают больше скандинавскую или американскую поп-музыку, потому что они хотят выглядеть что ли более изощренными и утонченными в своих музыкальных предпочтениях, а не просто современными.

— На что похожа ваша следующая пластинка?

— Она звучит так, как будто вы оказались в небольшой комнате, которая начинает медленно расширяться, где-то на заднем фоне ребенок стучит в мусорное ведро, в то время как очень громко поет казачий хор. Вот такой вот психодел.

— В прошлом хип-хоп был музыкальным стилем, с помощью которого можно было рассказать правду о мире и людях. Согласны ли вы с этим?

— Абсолютно нет. Вот правда для вас: «Моим героям хватало смелости рисковать жизнью и умирать. И я помню лишь то, как хотел быть похожим на них». Это строчка из песни Gnarls Barkley «Crazy». Поп-музыка тоже может очень хорошо рассказать правду.

Елена Кравцун