Отстающим курсом

Возможен ли в России инновационный прорыв? Александр Трушин беседует с экономистом Юрием Яковцом

35 лет назад, в марте 1980 года, США из-за вторжения советских войск в Афганистан ввели запрет на продажу в СССР современных технологий. Ряд экспертов полагает, что это решение было фатальным: якобы именно оно предопределило глобальный проигрыш Москвы в технологической гонке. Другие эксперты убеждены, что это не так: отставание было "встроенным элементом" не только советской, а вообще авторитарной системы — некомпетентность руководства обрекала науку на прозябание, а самоизоляция выталкивала ее в аутсайдеры цивилизации. В истории вопроса разбирался "Огонек"

Последние приготовления — и пучок электронов пронизывает кристалл. Возле ускорителя в Институте химической физики инженеры Е.Я. Розинский и В.Н. Попов. 1964 год

Фото: Александр Узлян, Евгений Умнов / фотоархив , Александр Узлян, Евгений Умнов / фотоархив "Огонек"

В правительство представлен доклад Международного института Питирима Сорокина — Николая Кондратьева "О системе управления научно-технологическим прорывом". "Огонек" поговорил с автором доклада — экономистом Юрием Яковцом.

— Согласны ли вы с мнением некоторых экономистов и историков, что отключение СССР от новых технологий после начала войны в Афганистане серьезно подорвало позиции страны и привело в итоге к самым печальным последствиям?

— Трудно считать это "спусковым крючком", скорее речь надо вести о некоем процессе. Дело в том, что СССР в 1960-е и 1970-е годы был одним из лидеров четвертого индустриального технологического уклада. У нас была более сильная научная база, чем у США. По ряду направлений были впереди — это ракетно-космическая, авиационная, атомная, военные технологии и другие. В стране, правда, был дефицит потребительских товаров, но с военными технологиями было все в порядке. Преимущества с годами таяли, но мы позиции держали до конца 1980-х. В период распада СССР началась научно-технологическая деградация страны.

— Могут ли теперь технологические санкции, наложенные на нас западными странами, ударить сильнее, чем в 1980 году?

— Так может случиться, если мы не организуем у себя нормальную технологическую цепочку. По теории русского экономиста Николая Кондратьева, в ней должны быть три взаимосвязанных звена. Первое — это волна открытий в сфере фундаментальной науки. Затем идет волна изобретений на основе научных открытий. Третья волна — это инновации, то есть этап, на котором изобретения становятся конкретным продуктом, доведенным до потребителя. Мы, увы, теряем позицию за позицией. Санкции — это лекарство горькое, но полезное. Оно избавляет нас от чрезмерной ориентации на импорт технологий.

— На какое звено научно-технологической цепочки больше всего воздействуют западные санкции 2014 года?

— На этап инноваций. Западные страны успешно перехватывают наш интеллектуальный ресурс. Многие наши ученые работают не столько на Россию, сколько на Запад. Например, они публикуют свои работы в открытых мировых научных изданиях и на этих трудах там создают инновационные продукты. Сегодня 98 процентов доходов от мировой интеллектуальной собственности сконцентрировано в странах с высоким уровнем развития. Причем на США приходится 51 процент этой собственности, а на Россию — 0,27 процента. У нас есть серьезная проблема: научные открытия в нашей стране не признаются интеллектуальной собственностью. Именно так записано в IV части Гражданского кодекса РФ. Эту норму надо срочно отменить и принять федеральный закон о государственной регистрации научных открытий. Это ключевой момент для формирования технологической квазиренты.

— Что такое технологическая квазирента?

— Сверхприбыль, которую присваивают собственники интеллектуального продукта или предприниматели, первыми освоившие производство принципиально новых или улучшенных товаров. Здесь есть несколько этапов. Вначале, в фазе разработки и освоения новой техники, не то что сверхприбыли, но вообще никакой прибыли нет. Есть только затраты. И риски очень высоки, потому что неизвестно, как отреагирует рынок на новый продукт. А прибыль возникает, когда удается новую технику распространить или когда издержки станут ниже цен реализации товаров. Технологическая квазирента достается предпринимателям, но они вынуждены делиться ею с владельцами интеллектуального продукта, то есть с учеными и изобретателями, если их изобретения зарегистрированы. Так должен работать механизм, который включает фундаментальную науку в производство необходимых людям товаров. У нас этот механизм тормозится многими факторами экономической, политической и социальной жизни, поэтому оказывается, что фундаментальная наука стране не нужна. И если вернуться к разговору о санкциях и предлагаемой правительством политике импортозамещения, то надо в первую очередь коренным образом изменить отношение к интеллектуальной собственности. Именно этот элемент у нас является наиболее слабым звеном. Ведь инновации — это товары, основанные на изобретениях. Ни рынок, ни потребительский спрос проблему инноваций не решают.

— Но вы сами говорите, что инновации могут возникать только на базе достижений фундаментальной науки. А как у нас с этим звеном?

— Сейчас мало кто помнит, что в 1993 году по просьбе правительства России ОЭСР создала большую комиссию, которая решала судьбу отечественной науки. В комиссию входили 47 человек, представители 16 стран. Они подготовили оценочный доклад "Научно-техническая и инновационная политика Российской Федерации". В нем были выводы и рекомендации. Главный вывод состоял в том, что научный потенциал России чрезмерен. Рекомендовалось его сократить вдвое, поскольку в условиях кризиса страна не может позволить себе содержать организации такого размера и типа, которые она унаследовала от СССР. Наши администраторы эту рекомендацию перевыполнили: с 1990 по 1998 год число ученых сократилось втрое — с 1224 тысяч до 417 тысяч человек, число КБ в два с половиной раза — с 937 до 381, проектных институтов более чем в пять раз — с 593 до 108.

— Но что-то осталось в фундаментальной науке?

— Конечно. Мы лидируем еще в области, где Жорес Алферов получил Нобелевскую премию, это полупроводниковые гетероструктуры, то есть выращенные слоистые структуры из разных проводников. А это основа для развития нанотехнологий. У нас сохранилась фундаментальная наука в атомной и космической областях. Хуже положение в естественных и технических науках. И хотя мало кто замечает, мы лидируем в области общественных наук. У нас эта научная школа развивается еще с 90-х годов XIX века: Менделеев, Вернадский, Богданов, Павлов, Мечников, Ковалевский, Туган-Барановский, Циолковский, Вавилов, Чижевский, Сорокин, Кондратьев, Петр Капица, Семенов... Их труды сегодня востребованы: в них заключена философская основа шестого технологического уклада, к которому идет цивилизация. На передний план выходят науки о жизни, о человеке, о законах развития общества, о взаимоотношениях человека с природой, утверждается ноосферный и цивилизационный подходы к пониманию мироустройства.

— Другими словами, у нас есть возможность совершить рывок из четвертого в шестой технологический уклад?

— С рывком проблема: у нас нарушена преемственность в науке. Научная революция XXI века в нашей стране надолго затянется, и это может привести к трагическим последствиям.

— И ничего нельзя сделать?

— Можно попытаться. Для начала поменять хотя бы систему управления экономикой и научно-технологическим процессом. Стратегические решения принимают люди без специальной управленческой подготовки, не понимающие ни предпосылок, ни последствий таких решений. Ключевых межведомственных органов управления просто нет. Ответственности за результаты стратегических решений также нет, и ошибки можно безнаказанно множить. Нам нужна компетентная, гибкая, адекватная система стратегического и тактического управления экономикой, способная заранее предвидеть возможные угрозы и колебания и точно на них реагировать. Мы подготовили доклад правительству по этой теме, но ответа пока не получили.

— Можем мы обеспечить инновационный прорыв самостоятельно?

— Нет. Россия, как и любая страна, не в состоянии самостоятельно производить весь обширный ассортимент товаров, необходимых для удовлетворения потребностей людей, а тем более освоить весь спектр научно-технологического прорыва. Мы уже давно реально и необратимо включены в международное разделение труда и при всем желании выйти из него не можем, тем более в условиях продолжающейся четверть века научно-технологической деградации нашей экономики. Нам надо опираться на интеграционное партнерство со странами БРИКС и ШОС.

Подготовил Александр Трушин

Прогноз для жизни

Юрий Яковец — доктор экономических наук, профессор, президент международного института Питирима Сорокина — Николая Кондратьева. В 1978-2011 годах преподавал в Академии народного хозяйства, в Российской академии государственной службы при президенте РФ. Был директором НИИ по ценообразованию Государственного комитета по ценам Совета министров СССР. В 1990-х годах вместе с Леонидом Абалкиным возглавлял Международный фонд Н. Кондратьева. Президент ассоциации "Прогнозы и циклы", председатель отделения циклов и прогнозирования РАЕН. Автор более 820 опубликованных научных работ по различным отраслям социально-экономических знаний. Готовил доклады по стратегии устойчивого развития для ООН, саммитов "РИО+10", "РИО+20".

Не наших умов дело

Вклад российских ученых в мировую науку сегодня невелик

5% ученых всего мира работают в России

2% — составляет доля наших ученых в заявках на изобретения (в мире)

0,37% — составляет доля России в высокотехнологичном экспорте (в мире)

98% доходов мировой интеллектуальной собственности сконцентрировано в странах с высоким уровнем развития

51% — составляет доля США в доходах мировой интеллектуальной собственности

0,27% — составляет доля России в доходах мировой интеллектуальной собственности

Шестой пошел

С началом промышленной революции в середине XVIII века мировая экономика перешла на циклическую модель развития, описываемую как "суперциклы", "циклы Кондратьева" (по имени советского экономиста Николая Кондратьева), "волны инноваций" или "технологические уклады"

Все эти термины означают один и тот же процесс: изобретение новой технологии, экономический рост, основанный на ее освоении и распространении, и последующий кризис, который завершается новым техническим прорывом и новым циклом роста. Каждый такой волнообразный этап длится 40-60 лет.

Первый уклад (1780-1830 годы) возник благодаря изобретению парового двигателя и его применению в текстильной промышленности. Сопровождался созданием системы перераспределения ресурсов между державами-метрополиями, поставлявшими товары на мировой рынок, и колониальной периферией, служившей источником сырья.

Второй уклад (1830-1880) сформировался на основе прогрессивной бессемеровской технологии производства литой стали (процесс передела жидкого чугуна в литую сталь путем продувки сквозь него сжатого воздуха), позволившей развернуть масштабное строительство железных дорог, судов и промышленного оборудования.

Третий уклад (1880-1930) характеризовался появлением массовой индустрии на основе электрической энергии и новых открытий в области химии. Завершение цикла ознаменовалось глобальным экономическим кризисом 1930-х годов.

Четвертый уклад (1930-1970) базировался на развитии нефтехимической промышленности, массовой автомобилизации и использовании новых синтетических материалов. Концом цикла обычно считают организованный ОПЕК резкий рост цен на нефть в 1970-х годах.

Пятый уклад (с 1970-х годов) основан на развитии информационных и коммуникационных технологий, распространении электронных гаджетов и средств связи. Общество в развитых странах мира специализируется на производстве услуг, а не продовольствия или промышленных товаров.

Относительно движущих сил и сроков наступления шестого технологического уклада ведутся споры. Ожидается, что очередной цикл будет основан на экономике знаний и развитии таких областей, как нано- и биотехнологии, наноэлектроника, а также на прогрессе в медицине и "зеленых технологиях".

Подготовил Вадим Зайцев

Вся лента