"Вальпургиева ночь" в постановке Марка Захарова

Премьера театр

Московский театр "Ленком" показал премьеру спектакля "Вальпургиева ночь" по произведениям Венедикта Ерофеева в постановке художественного руководителя театра Марка Захарова. Рассказывает РОМАН ДОЛЖАНСКИЙ.

Название спектакля "Ленкома" совпадает с названием пьесы Венедикта Ерофеева, но в основе нового сочинения Марка Захарова лежит литературный коллаж, в котором поэма "Москва--Петушки" дополнена разными фрагментами — не только пьесы "Вальпургиева ночь", но и других ерофеевских произведений. Наверное, в спектакле еще будут меняться ритмы и уточняться те или иные эпизоды, но и сейчас понятно, что выдающийся мастер одержал победу словно на чужой территории — Марк Захаров не скрывает, что идея поставить Ерофеева была почти случайной. Да и глядя со стороны, никак не назовешь Веничку автором, родственным ленкомовским правилам игры. Очевидно, решительность худрука не в последнюю очередь объясняется тем, что он встретился с актером, способным сыграть на театральной сцене автора.

Игорь Миркурбанов обладает удивительным даром — он мгновенно устанавливает доверительный контакт со зрительным залом и может удерживать внимание сколь угодно долго и вроде бы без видимых усилий. Чтобы пленить зрителя, ему не нужно заботиться о перевоплощениях — от этого у многих создается впечатление, что Миркурбанов просто переходит из одного спектакля в другой и эксплуатирует свою уникальную психофизику. Не думаю, что это утверждение справедливо, но в данном случае интереснее другое: Захарову сегодня в качестве протагониста понадобился именно такой актер — не гуттаперчевый лицедей с комедийным задором, не трюкач с музыкальными способностями, готовый пройтись колесом, а чуть усталый и слегка ироничный собеседник, способный, кажется, заглянуть в глаза каждому. Я на спектакле невольно вспомнил Олега Янковского — прекрасно, впрочем, понимая, что подобные сравнения опасны и неделикатны.

Но как, с другой стороны, не вспомнить, потому что именно Янковскому Захаров позволял иногда становиться автором (взять хотя бы волшебника из "Обыкновенного чуда" или того самого Мюнхгаузена), глазами которого мы видим остальных персонажей истории. Во всех остальных случаях режиссер оставался единственным и полновластным властителем, не допускающим никаких посредников. В "Вальпургиевой ночи" эти важнейшие права словно делегированы персонажу Миркурбанова — именно глазами Венички мы видим всех остальных героев этой истории. Неслучайно художник Алексей Кондратьев словно сакцентировал портал сцены, а сам ее объем превратил в отдаленное подобие старого телевизионного ящика — с искривленной сеткой и какими-то цифрами, некое пространство памяти, наваждений и прозрений.

Одна из самых сильных сцен спектакля — та, в которой Веничка Миркурбанова, выйдя за портал сцены, молча стоит, чуть привалившись к нему, и смотрит в зал. На сцене же чудят, куролесят и маются ерофеевские пассажиры из электрички, самые яркие из которых основательный дедушка Митрич Сергея Степанченко и его внучок, нелепый лысый дылда Дмитрия Гизбрехта. Есть тут и "идеальная" Афродита (Полина Чекан), к которой стремится Веничка, и другая, многоликая женщина, то и дело попадающаяся на пути к идеалу (трансформации буфетчицы Зиночки без видимых усилий даются эксцентричной Александре Захаровой). Одни эпизоды "Вальпургиевой ночи" решены Марком Захаровым в духе меланхолической клоунады, другие — печальной фантасмагории. Как будто сам процесс преломления и осмысления реальности случается на наших глазах. Процесс, в котором тайных мыслей больше, чем произносимых слов. Словом, мы видим вымышленный мир — и все, что в нем происходит, происходит в фантазии Венички.

Хотелось по инерции написать "в алкогольной фантазии", но вот это и было бы ошибкой. Интересно, что в "Вальпургиевой ночи" нет никакого очевидного пьянства. Марк Захаров добровольно отказывается от самого ясного мотива, который нещадно эксплуатируют многие театральные постановщики попроще,— безответственности освобожденного водкой сознания, выдающего парадоксальные афоризмы. Впрочем, все ерофеевские парадоксы в спектакле "Ленкома" на своих местах, смех в зрительном зале набегает положенными волнами, причем никакой лексической самоцензурой в духе сомнительных законов театр не занимается.

Путь героя от психушки до смерти совершен как путешествие в той же степени фатальное, в какой и увлекательное. Красный фонарь семафора, светящий со сцены в зал, кто-то уже сравнил с глазом дьявола. Спектакль Марка Захарова еще о том, как перемешана в нашей реальности чертовщина с чистотой. Когда персонаж Игоря Миркурбанова разговаривает с тремя ангелами небесными — хрупкими девушками со стрекозиными крыльями, поневоле приходит на ум его черт из "Карамазовых" Константина Богомолова. Поди еще отличи в этом русском мире дьявольское от ангельского: здесь и ангелочки готовы сдаться, превратиться в разочарованных обывателей, а искуситель — обернуться страдальцем и самым надежным спутником. Что ж удивительного, что в азартно пляшущих молодцах в серых костюмах и с красными клоунскими носами мы не различаем банальных убийц. Именно они останавливают путешествие Венички — на фоне кремлевских стен и большой звезды. Что-что, а их-то ни с чем не перепутать.