Глава Северной Осетии Таймураз Мамсуров о перспективах работы в республике

В июне истекает срок полномочий главы Северной Осетии. К этому моменту президент России должен принять решение о том, кто будет назначен исполняющим обязанности руководителя, которому после утверждения региональным парламентом также предстоит заниматься углублением интеграции с Южной Осетией. Глава Северной Осетии, спецпредставитель президента России по Южной Осетии ТАЙМУРАЗ МАМСУРОВ рассказал корреспонденту "Ъ" МАКСИМУ ИВАНОВУ, хочет ли он остаться руководителем республики на третий срок, будет ли экономить на чиновниках во время кризиса и о желании вывести осетинскую алкогольную продукцию на федеральный рынок.

"Я не считаю правильным, когда люди связывают свою жизнь с тем, кто их руководитель"

— Ваши полномочия формально закончатся в июне, выборы главы Северной Осетии (через парламент) предстоят в сентябре. У вас уже были консультации по этому поводу с администрацией президента или пока рано?

— Не рано. Не сегодня завтра, но этот вопрос надо будет обсуждать. А что вас интересует?

— Насколько видите в себе желание продолжать работу?

— Я не в том возрасте, чтобы сидеть, мечтать, желать и тем более что-то требовать. В 2005 году я был назначен, сейчас 2015 год. Два срока по пять лет. Нужно посмотреть, что это за годы были.

— 2005 год, через несколько месяцев после бесланской трагедии — что тогда представляла собой Осетия. Надо было десятки и сотни людей лечить, все были подавленные, растерянные, многие потеряли смысл жизни. Надо было решительно действовать, чтобы облегчить их судьбу и потихоньку возвращать этих людей к жизни. Что-то удалось сделать. А через четыре года грянула беда в Южной Осетии. Тысячи людей в панике. И они должны были видеть, что мы, северные осетины, рядом. Маленький тоннель: туда шла военная техника, оттуда — поток людей. Здесь были развернуты госпитали, где принимали раненых. Шойгу как министр МЧС был назначен главой штаба, я — его замом. После мы сразу вернулись в Цхинвал, там все дымилось, надо было это все восстанавливать в аварийном порядке. Сегодня Южная Осетия другая.

Кроме того, я как глава Северной Осетии не мог не заниматься строительством дорог, детских садов, медицинских, образовательных учреждений, не следить, как выплачивается зарплата, пенсия, не помогать сельскому хозяйству. Когда сейчас оглядываешься на те годы, понимаешь, что сегодня республика другая. И у этой другой Осетии может быть другой руководитель. Что касается того, что будет — вопрос не совсем ко мне. Мы живем в государстве, где есть человек, который принимает окончательное решение. Вот какое решение он примет, так и будет.

— У вас свои кадровые предложения есть?

— Незаменимых людей нет, есть незамененные, как говорил Иосиф Виссарионович. Я тоже слышу голоса: ну а кого, никого нет. Знаете, кладбища переполнены незаменимыми людьми. Есть молодые, из разных сфер деятельности, есть кадровый резерв — есть люди, которые спокойно в новой обстановке смогут руководить Северной Осетией. Я готов им сейчас же пожелать успехов.

— Вы себя в таком случае кем видите?

— Это уже другое дело. Вопросы по мере поступления будем решать. Есть еще один фактор — люди очень сильно уповают на власть. Я всегда считал, что любое руководство, любое правительство должно учить народ жить без него. Как родители нормальные учат детей своих жить без родителей. Я не считаю правильным, когда люди связывают свою жизнь с тем, кто их руководитель: это ненормально, это психологическая зависимость. Это народ, который добровольно отказывается от своей свободы. Я считаю, что руководитель субъекта, страны должен гордиться тем, что руководит свободными людьми, самодостаточными — это же какая сила и красота.

— В этом смысле переход на непрямые выборы помог?

— Это была наша инициатива. В таком пестром государстве, как Россия, способ появления руководителя субъекта я бы отвел на двадцатый план. То, что мы предложили, устроило практически всех соседей — это и есть возможность выбора. Очень мало же территорий на это пошло.

— Вы в этом году перед парламентом с посланием не выступали.

— Я его всегда делал не раньше февраля, когда данные госстатистики появятся. Мне нужно выступать с программой на будущее, а у меня будущее еще не определено. Так что смысла никакого: я же не могу озадачить кого-то и уйти.

— Для действующего регионального лидера случившееся на Сахалине, арест действующего губернатора — это насколько тревожно?

— Если суд объявит, что он преступник и решение вступит в силу, мне будет очень больно, что такой человек был среди нас. Понимаете, губернатор, помимо того что работает, он добровольно это делает. Если взял обязательства, то нужно следить не только за чужими руками, но и за своими тоже.

"Речь идет о том, чтобы не было большого контраста между Севером и Югом"

— Вы сейчас не только глава республики, но и спецпредставитель по Южной Осетии. Договор России с ЮО должен скоро пройти ратификацию. Во время подготовки вокруг него был ряд разногласий (о степени интеграции южноосетинских структур в российские). В чем была необходимость нового договора, если договор 2008 года уже предусматривал оборону республики?

— Я участвовал в процедуре подписания договора, как и договора 2008 года. Не знаю, кому надо объяснять, чем отличается Южная Осетия 2008 года от Южной Осетии 2015 года. Нетрудно туда приехать и посмотреть: тот договор опирался на состояние, в котором была Южная Осетия в те времена во всех отношениях — и политическом, и экономическом, и социальном, и морально-психологическом, и даже физическом. Это была дымящаяся груда развалин. Все поменялось. Текст нового договора обсуждался, это логично — живые люди и там и здесь.

Тот договор (2008 года.— "Ъ") дал физическое ощущение, что Южная Осетия защищена. Сейчас зафиксированы конкретные меры — это касается и таможенной интеграции, и вооруженных сил, и спецслужб, и органов правопорядка, новых возможностей для ускоренного принятия российского гражданства, поднятия пенсионного и другого обеспечения до среднего северокавказского уровня.

— Кто будет координировать работу, в том числе штаб по работе внутренних силовых органов?

— Поскольку речь идет об интеграции, то должно быть не меньше двух субъектов процесса. И южноосетинская сторона будет иметь полномочия, и российская сторона тоже. По вопросам безопасности кадров среднего и низшего звена в Южной Осетии достаточно. Но, поскольку речь идет о кадрах с высоким профессионализмом, я не исключаю, что будут привлечены и российские специалисты. В сфере экономики, пока собственная экономика Южной Осетии не начнет формировать бюджет, вполне естественно, что этими процессами будут управлять совместно, но контролировать будет тот, кто выделит на это деньги (то есть РФ.— "Ъ"). Но непосредственно мне эти процессы не поручены.

— Если уровень выплат в Южной Осетии будут поднимать, не опасаетесь ли раздражения здесь, в Северной Осетии, ведь это будет происходить за счет российского бюджета?

— Общего раздражения не будет, раздраженные болтуны будут. Что раздражаться: это политика, которую одобрило все североосетинское общество. Речь идет о том, чтобы не было большого контраста между Севером и Югом. Если есть свободное пересечение границы, то большой контраст неуместен. Он опасен вообще: если мы долго будем держать уровень жизни там в разы ниже, тогда люди естественно поставят вопрос о том, что надо ехать туда, где лучше.

"Отрапортовать о сокращении на 10-15% без учета судеб людей — зачем?"

— Сейчас популярная мера среди региональных руководителей — экономия за счет сокращения зарплат или штата чиновников. У вас есть возможности для такой экономии?

— Я никогда не бежал за модой, я смотрю на реальную эффективность. У нас в республике средняя зарплата — именно в бюджетной сфере — одна из самых низких в Северо-Кавказском регионе. Сокращать кадры бездумно и не проработав процедуру — это красиво звучит, но это такое же пополнение рядов безработных, с которым мы боремся в производственной сфере. Мы работаем с предприятиями, которые сокращают кадры, но это связано не с кризисом, а с технологизацией работы. Поэтому у нас другой подход. Мы смотрим и когда люди уходят на пенсию — мы эту вакансию больше не заполняем на госслужбе и муниципальной службе.

Что касается объявления о снижении зарплаты, я пока не вижу в этом смысла. Пока этого от нас не требуют — есть только уместная рекомендация: там, где жируете,— поурезайте. "Общероссийский народный фронт" обратил внимание, что на многих территориях бюджет тратится на пропаганду, освещение через СМИ работы власти. У нас такой проблемы нет. Отрапортовать о сокращении на 10-15% без учета судеб людей — зачем?

— В связи с кризисом можно сказать, будут ли развиваться инвестпроекты — например, туристический кластер "Мамисон"?

— "Мамисон" был обсчитан и готов к реализации. Переговоры шли с французами, австрийцами, немцами, и многие их компании готовы были начать работать. Но случилось то, о чем вы говорите: проект будет тормозиться. На какой срок, покажет жизнь.

— Алкогольная промышленность, заводы на территории республики в 2014 году начали закрываться?

— Еще в 2006 году, когда было принято новое федеральное законодательство, наши алкогольные заводы не успели вписаться и потеряли нишу на рынке, в том числе такие крупные заводы, как "Исток" (отечественные производители спиртного были вынуждены остановить работу предприятий из-за сбоев запущенной тогда Единой государственной автоматизированной информационной системы по учету алкоголя.— "Ъ"). Они закредитовались и остановились. Сама отрасль у нас фактически стоит, хотя кто-то пытается легально или нет в какой-то форме работать. Но для нас эта ситуация неправильная. Мы здесь производим спирт и водку не потому, что мы ушлые самогонщики, а потому, что есть зерно для этого и чистая вода, поэтому низкая себестоимость. Уникальные технологии стоят иностранного производства.

Мы сейчас хотим помочь владельцам заводов объединиться, пересмотреть номенклатуру продукции и заработать. Создать или холдинги, или ассоциации — главное, чтобы они стали отраслью, а не набором отдельных конкурирующих между собой производств, чтобы выходить на российский рынок.

— Может ли "Исток" возобновить деятельность?

— Один из наших земляков, изучив ситуацию, занялся этим. Он официально не руководитель пока. Я чувствую, что ему трудно это сделать, потому что там большие долги перед банками, много вопросов по получению лицензий, но, поскольку завод солидный, мы будем помогать, и я думаю, "Исток" заработает.

"Сегодня в адрес президента страны любое слово одобрения уместно"

— Почему в январе главы регионов СКФО решили принять заявление по поводу доверия президенту Путину?

— Сегодня в адрес президента страны любое слово одобрения уместно. Вы же видите, в какой обстановке он находится. Мы просто еще раз в один голос поддержали меры, которые принимает президент сейчас. Это просто был добрый сигнал, что мы здесь, на Кавказе, рядом, можете рассчитывать, мы не подведем. Нас всего семь человек, мы всегда можем собраться и выразить общую позицию.

— В таких заявлениях преобладают политические или экономические мотивы?

— Я думаю, политические, потому что без нас никто ничего (бюджет.— "Ъ") не режет, все в режиме пинг-понга: механизм отработан. Мы знаем, какие меры могут быть приняты, при этом нас спрашивают, как бы мы отреагировали. Для нас решения как снег на голову не падают. Можно быть недовольным — денег всегда мало. Поэтому вопрос мы так не ставим: "Кормите нас".

— С мая 2014 года новый полпред — силовик Сергей Меликов. Чем взаимоотношения с ним отличаются от взаимоотношений с Александром Хлопониным?

— Мы с коллегами никаких тревожных сигналов не получили о том, что пришел человек, с которым менее комфортно работать. Случилось другое — при этом было создано Министерство по делам Северного Кавказа. Хлопонин занимался и тем и другим и третьим. Теперь вся экономическая составляющая ушла в министерство. Полпред выполняет главную задачу — чтобы на территории СКФО решения президента, вопросы, которые особенно касаются стабильности и безопасности, решались безукоризненно, в срок. По крайней мере он нас слышит и ни одно наше предложение не остается без реакции. При этом он от нас не отделен, а регулярно с нами встречается напрямую, посещает территории (с участием полпреда проводятся встречи глав субъектов СКФО в разных регионах округа; последняя прошла 27 марта во Владикавказе.— "Ъ").

"Если принимать решения без учета уникальности, решения будут нежизнеспособными"

— Вы одним из первых высказались по поручению президента о создании Федерального агентства по делам национальностей. Насколько это важно для Северной Осетии?

— Я всегда поддерживал идею создания такой самостоятельной структуры. Хуже всего, если говорят о трениях между жителями. Этим должны заниматься руководители субъектов на местах. Речь о другом: мы уникальное государство, исторически мы сложились как уникальное содружество культур, языков, народов, которые живут на землях своих предков тысячелетиями. Если власть будет принимать решения без учета этой уникальности, то без оттенка федеративности многие управленческие решения будут, скорее всего, нежизнеспособными. Для этого и должна быть федеральная структура, которая должна участвовать в выработке любого решения, даже если оно сугубо экономическое.

— Самостоятельно мониторинг национальных, религиозных отношений в регионе не проводится?

— Проводится регулярно. Надеюсь, что агентство, которое создается, и этим будет заниматься.

— По Владикавказу таблички стоят красивые, но только на осетинском: "Я люблю Владикавказ" и пр. Что-то меняется в отношениях между русскими и осетинами?

— Что касается русского языка, то уж кого, а осетин упрекнуть в том, что мы от него отворачиваемся, нельзя. Не пытаться сохранить языки как один из главных признаков отличной от другой культуры — значит опять посягнуть на уникальность, которой красива Россия. Если язык государственный, значит, государство должно о нем заботиться. У нас государственные — русский и осетинский.

— Вы держали на контроле, кто из Осетии воюет на юго-востоке Украине?

— Я знаю, что наши земляки там есть. Может быть, если бы мне было лет на 20-30 меньше, я бы первый там оказался. Но как глава субъекта я не имею право заставлять, инструктировать и направлять. Другое дело, когда оттуда несколько погибших и раненых привезли, мы помогали семьям и в лечении раненых.