Состыковка вышла
Игорь Гулин о «Машинах зашумевшего времени» Ильи Кукулина
Критик, литературовед, поэт Илья Кукулин — один из самых тонких и проницательных аналитиков современной русской культуры. Несмотря на 20 лет активной работы, "Машины зашумевшего времени: как советский монтаж стал методом неофициальной культуры" — его первая книга. И тут можно было бы расстроиться: от Кукулина ждешь большого высказывания, а монография эта, если верить подзаголовку, посвящена слишком частному сюжету, во многом уже описанному: как советские подпольные художники и писатели заигрывали с революционным авангардом, апроприировали его методы для собственных целей — не утопии и пропаганды, а критики и иронии. Все это интересно и относительно известно, но название здесь работает лукаво, сбивает с толку. Книга — не об этом.
На первый взгляд частный искусствоведческий вопрос превращается в огромное исследование, охватывающее полтора с лишним века: от Флобера и Уитмена до экспериментальной молодой поэзии, пародийного творчества блогеров в "Живом журнале" и фильма "Облачный атлас". Почти все время оставаясь в рамках анализа конкретных текстов, Кукулин, в сущности, предлагает новаторскую модель для описания всей современной (в широком смысле) культуры, новый проект истории сознания человека XX века. Ничего похожего на русском языке не появлялось давно.
Стоит сказать, что Кукулин понимает монтаж гораздо шире, чем это было принято в теории кино или в разного рода авангардистских манифестах. Речь здесь о соединении любых фрагментов (текстуальных, изобразительных, нарративных) разной природы и масштаба. О постоянной смене точки зрения, переключении голосов, становящемся принципом организации книги, стихотворения, фильма, картины. В кукулинском разворачивании истории монтажа материалист Сергей Эйзенштейн встречается с визионером Даниилом Андреевым, Эль Лисицкий — с Людмилой Улицкой, Галич — с Годаром.
Эта книга — демонстрация того, как монтаж оказывается продуктивнее «линейного» способа построения истории культуры
Центральная же глава посвящена таким непохожим авторам, как Александр Солженицын (он интересует Кукулина как автор сокрушительных исторических полотен, претендующих на мировое значение) и Павел Улитин, подпольный классик, создававший сложные ускользающие тексты в диалоге с совсем небольшим количеством читателей. Нобелевский лауреат использовал методы авангардистского монтажа, применяя их к огромным массивам текста, превращая находки революционного искусства в средство консервативной проповеди. Улитин, напротив, работал над тончайшим микромонтажом высказываний, воспоминаний, цитат, создавал в своих текстах пространство почти невидимого трудного диалога, но занимался при этом похожей вещью — попыткой найти оптимальный способ выговорить историческую травму, возобновить оборванную речь вытесненного человека.
Это важнейший момент: монтаж в книге Кукулина понимается не просто как набор приемов, эстетическое новаторство, а именно как способ существования в истории. По крайней мере — в истории XX века. Монтажный стык, разрыв повествования, переключение голоса становится идеальной метафорой, средством не столько выражения, сколько обращения с историческим разрывом — идентификации и сопротивления, рывком к утопии и рубцом травмы.
Книга Кукулина, по крайней мере ее главы, приближенные к современности,— о недоступности, исчезновении истории и о тяге к ней. И, скажем так, "истории искусства" это тоже касается. "Машины зашумевшего времени" не похожи на традиционную научную монографию во многом потому, что объект исследования тут становится принципом самого письма исследователя, выходит на метауровень. Построения Кукулина завораживают во многом из-за его способности переключаться между вещами разного уровня — текстами высокого модернизма и низовой интернет-культуры, произведениями общеупотребительного канона и объектами кружкового культа. При этом Кукулин не то чтобы ниспровергает существующие иерархии. Напротив — он их учитывает и делает смещение масштаба, дрейф по разным ценностным системам крайне эффективным способом обнажения механизмов работы культуры. Его книга — не только исследование монтажа, но и увлекательная демонстрация того, как монтажные принципы работают, оказываются гораздо продуктивнее "линейного" способа построения истории культуры. По идее, сами "Машины зашумевшего времени" должны сработать для русской гуманитарной мысли как оздоровляющая, вдохновляющая встряска.
М.: Новое литературное обозрение, 2015