О неправильных оренбургских пчелах, слишком энергично поводивших жалом, размышляет Лидия Маслова.

Если не знать скандального контекста вокруг ролика, демонстрирующего достижения учениц оренбургской танцевальной школы «Кредо», то при первом его непредвзятом просмотре определение «эротический танец» приходит в голову в последнюю очередь. Номер «Пчелки и Винни-Пух» из состоявшегося в январе отчетного концерта носит скорее деловитый физкультурный характер и сексуален не более, чем пионерский акробатический этюд «Смерть мировому империализму». Волнующие гневные слова «стриптиз», «педофилия», «развратные действия» и «совращение малолетних», пожалуй, сильно льстят этому неуклюжему клипу, состоящему из отжиманий и приседаний, как и вообще слово «танец» слишком лестно применительно к имевшему место на сцене оренбургского ДК «Молодежный» тверкингу. Это такое прижившееся у исполнителей хип-хопа довольно однообразное ворочание и потряхивание тазобедренным суставом, полуприсев враскорячку или встав на четвереньки, которое, наверное, консервативному любителю классического балета может показаться чересчур дерзким, призывным и даже неприличным. Но если пережить первоначальный культурный шок и посмотреть привычным взглядом, то очевидно, что это, по сути, такое же безвредное гимнастическое зрелище, как давно никого не возбуждающий танец живота или прыжки футбольных чирлидерш. Еще более смехотворными при внимательном просмотре клипа выглядят обвинения в его педофильском характере: многие из пляшущих нимфеток, якобы подвергшихся растлению,— довольно крупные половозрелые особи, а некоторым этот тверкинг как раз стоило бы порекомендовать для профилактики лишнего веса.

Конечно, нельзя исключать существование мужчин, у которых при виде этого «пчелиного» тверкинга возникнет, например, эрекция с вытекающими из нее угрызениями совести и гражданским беспокойством.

Но на мой равнодушный женский взгляд, ассоциации тут возникают не с половым, а с другим актом, хотя тоже полезным, нужным и естественным — с актом дефекации, тем более что исполнитель роли Винни-Пуха при этом ходит по сцене с горшком. (Кстати, неплохо было бы Следственному комитету, усмотревшему в танце пчел признаки состава преступления по статьям «халатность» и «развратные действия», разъяснить и Винни-Пуха: что символизирует эта фигура, что у него в горшке, где у него полагающийся по сюжету синий шарик и, наконец, в каком смысле он «хорошо живет на свете», если не в самом гнусном сексуальном?)

Несмотря на всю неприглядность тверкинга, его как эффективную методику фитнеса очень уважают всякие женские энциклопедии, дающие в своих инструкциях нелепый и вредный совет: «Во время упражнений следует попробовать думать о парне, который нравится, и представить, что он смотрит на все это», хотя представляется, при этом есть риск парня несколько разочаровать. И действительно, сильное разочарование, посмотрев «на все это», пережил защитник прав ребенка Павел Астахов, который всей прелести танца совершенно не прочувствовал, слово «художество» употребил в кавычках, а слово «пошло», наоборот, без и выдвинул гипотезу, что срежиссировать такое свинство мог только форменный Пятачок.

В роли грустного Ослика Иа, как обычно, выступает либеральная пресса, которая кручинится, что «в России все по старинке» и видит в происшедшем душераздирающее зрелище попрания свобод, в том числе свободы для юных барышень танцевать в трусах на сцене дома культуры, даже с разрешения родителей.

Впрочем, все это скорее выглядит не как сознательное ущемление свободы, а как не очень адекватная реакция на не слишком высокохудожественное выступление. В нем больше интересна не столько реальная степень разнузданности и развратности девичьих телодвижений (довольно умеренная по сравнению с тем, что можно иногда увидеть по вполне доступному детям телевизору), сколько ход хореографической мысли, подсказавшей постановщику номера, над которым теперь нависла уголовная статья, преподнести тверкинг именно с помощью сказки Алана Милна. Она, конечно, богата вполне взрослыми подтекстами, но скорее общефилософскими, чем эротическими. Можно предположить, что преподаватель танцевальной школы имел в виду подвижность пчелиного жала, которое у этого трудолюбивого насекомого расположено известно где. Тут еще просматривается хоть какая-то логика, хотя и несколько парадоксальная логика творческого человека, но даже и главный интеллектуал милновского Дремучего Леса — Сова — затруднился бы объяснить попытки повесить на организаторов пчелиных плясок еще и надругательство над георгиевскими ленточками, имеющими сходную с нарядами танцовщиц черно-оранжевую расцветку.