Альфред Эйзенштадт в Еврейском музее

В Еврейском музее открылась выставка «Альфред Эйзенштадт. Отец фотожурналистики». Классические и менее популярные снимки мастера разглядывала АЛЕКСАНДРА ШЕСТАКОВА.

Самая известная фотография Альфреда Эйзенштадта — поцелуй в день окончания Второй мировой войны (V-J Day) — уже давно живет собственной жизнью, лихо рассекая волны массовой культуры. В Сарасоте, штат Флорида, установлена гигантская статуя, воспроизводящая знаменитый поцелуй: один из самых популярных фонов для туристических фото, а на одном из домов в районе Таймс-сквер нанесено граффити с изображением моряка и медсестры. Кроме того, существует бесконечное число пародий на фотографию Эйзенштадта — вроде ее зомби-версии.

На самом деле персонажи снимка встретились в момент поцелуя: моряк просто не мог сдержать чувства радости и заключил в объятия первую попавшуюся девушку. Предыстория работы стала известна лишь через 50 лет, когда обнаружились герои фотографии — ветеран войны Джордж Мендонса и уроженка Австрии Грета Циммер.

С другого ракурса тот же момент был снят фотографом Виктором Йоргенсеном, однако тот снимок не прославился. Видимо, дело в интуитивном чувстве композиции Эйзенштадта, которое он развил, рассматривая картины старых мастеров. Такая возможность представилась будущей звезде фотожурналистики при непростых обстоятельствах. В 1916 году он был призван на фронт, но через два года был ранен и вернулся в Берлин к семье. Пока Эйзи, как его называли друзья, восстанавливался после ранения, он получил возможность заняться самообразованием

V-J Day — не единственная растиражированная работа фотографа. Его портреты, сделанные для журнала Life, уже давно стали «общим местом», въевшись в визуальную культуру. У Эйзенштадта знаменитости из монолитной суммы заявлений и произведений превращаются в живых людей со своими слабостями, оттенками характера и морщинками в уголках глаз, как, например, на много раз воспроизведенной фотографии Уинстона Черчилля, где он показывает знак V.

Однако более интересным кажется гораздо менее известный портрет — фотография вдовы композитора Густава Малера Альмы, сделанная в нью-йоркском Карнеги-холле в 1960 году. В этом же концертном зале в 1908 году состоялась премьера одного из самых популярных сочинений Малера — симфонии №2 до минор «Воскресенье». Правда, этого можно и не знать, достаточно видеть выражение лица, с которым Альма Малер слушает музыку. Возможно, исполняют произведение покойного мужа, но нам это неизвестно, фотография лишь располагает к додумыванию того, что осталось за рамками снимка.

Другая не очень растиражированная фотография — изображение официантов, собравшихся у окна отеля, чтобы посмотреть на катание знаменитой фигуристки Сони Хени,— также отсылает к событиям, происшедшим за рамками снимка. Эйзенштадт смещает акцент на нечто второстепенное, но выстроившиеся в длинную линию наблюдатели гораздо лучше характеризуют качество катания прославленной фигуристки, чем любая съемка ее выступления.

Репортажные фотографии предназначены для иного ритма восприятия — не медитативного разглядывания, а быстрого пролистывания, поэтому зачастую их сложно показывать на выставках. Экспозиция в Еврейском музее — редкий случай, когда архитектура выставки подыгрывает снимкам, создавая неожиданные сочетания. Например, расположенные на некотором расстоянии изображение весело вышагивающего впереди колонны детей барабанщика военного оркестра и знаменитая фиксация первого появления Гитлера в костюме фюрера не только «отражаются» друг в друге из-за противоположного направления движения главных героев, но и крайне точно показывают разницу между суровыми временами и мирными забавами.

Кстати, самому Эйзенштадту ужасов фашизма удалось избежать благодаря профессии журналиста. Он довольно рано увидел надвигающуюся на немецких евреев опасность и покинул Германию в 1935 году.

В весьма нестройной выставочной политике музея Альфред Эйзенштадт уютно устроился рядом с другими фотографами еврейского происхождения — Моисеем Ниппельбаумом и Эммануилом Евзирихиным. Показ художников и фотографов по национальному признаку кажется несколько странным, однако такой подход при должной последовательности мог бы в дальнейшем позволить открыть забытые таланты, а не искать еврейский след в биографиях знаменитостей.