Игорь Гулин о «Картахене» Лены Элтанг

В издательстве «Рипол классик» вышла «Картахена» Лены Элтанг — роман, притворяющийся классическим детективом, но обманывающий читателя на каждом своем повороте

Лена Элтанг живет в Вильнюсе, пишет по-русски, но как бы не совсем русские романы. Скорее создает на русском языке воображаемую чужую литературу, ищущую себе жилище в других культурах и одновременно — всегда бездомную, с непрерывно бегущими из страны в страну, из языка в язык героями (в "Побеге куманики" и "Других барабанах" действие происходило в Португалии, в лучших ее "Каменных кленах" — в Уэльсе).

Что-то похожее происходит и с жанровой природой ее текстов. На первый взгляд, книги Элтанг — странные детективы, эксцентричные истории любви, узнаваемые "европейские романы" с постмодернистским флером. В каждой книге Элтанг на протяжении сотен страниц воспроизводит канонические структуры жанра, а потом выскальзывает из них, бросает, не столько из желания поколебать условия игры, сколько из любви к самому жесту побега, отказа. Все ее книги строятся на подобном лукавстве — сладостное погружение в истории тихих аутсайдеров оборачивается фрустрацией. Несостоятельность героев передается самим романам, и это болезненное чувство трогает читателя едва ли не больше, чем сами их драмы.

Вываливающиеся из шкафов скелеты постепенно задают ритм этому будто бы слишком томному, вялотекущему тексту

К новой книге Элтанг это тоже относится, но будто бы чуть в меньшей степени. Детективный сюжет, всегда остававшийся у нее немного на периферии, тут выходит на первый план. Завязка такая: маленький портовый городок на юге Италии, в центре его на холме — поместье Бриатико, в прошлом отель с казино, теперь дом престарелых. Четыре убийства: старой и властной хозяйки поместья, кое-что знавшего о смерти старухи конюха, управляющего пансионата, явно нечистого на руку, и деревенского хулигана, ненароком вмешавшегося в их темные дела. Пять повествователей: решительная младшая сестра покойного юноши, поклявшаяся отомстить за брата; неудавшийся писатель — англичанин литовского происхождения, которого с Бриатико связывает старая мучительная история; скрытный пианист отеля, простоватый комиссар местной полиции и наконец — прячущийся здесь же, в отеле, внук покойной хозяйки, мечтающий любой ценой заполучить причитающееся наследство.

Пять предельно ненадежных рассказчиков. Их даже и не пять вовсе, но это далеко не главный секрет. Все они юлят, утаивают столько же, сколько раскрывают. Но каждый из них подчиняется нестерпимому желанию выговаривать, объяснять (равному пронзающим здесь всех жажде любви и жажде убийства). Как преступник возвращается на место преступления, рассказчики вновь и вновь проигрывают в памяти несколько коллизий. Они повторятся десятки раз на протяжении этого большого романа, превратятся в бесконечный палимпсест версий, движимый не столько тягой к установлению истины, сколько страстью, разлитой между героями, говорящими с бумагой и молчащими друг с другом.

Сами герои связаны гораздо теснее и страшнее, чем кажется поначалу. Вываливающиеся из шкафов скелеты постепенно задают ритм этому будто бы слишком томному, вялотекущему тексту. Рассказывать любой из поворотов было бы нечестно, но двигатели очевидны — семейные предательства, любовные травмы, жадность и иногда — жалость, работающая не хуже жестокости.

Хотя время действия 2000-е — 2010-е, все это звучит вызывающе старомодно. Спасает место: где-то рядом с Сицилией, в последнем пристанище кровавой архаики, в спадающем, потухающем на глазах жаре кровной мести. Вообще "Картахена" устроена как матрешка — в декорациях итальянской истории вендетты разыгрывается нечто вроде классического английского детектива (половина героев, впрочем, приезжают из Англии): со священником и садовником, с поместьем, в котором тайно прячутся друг от друга детектив и преступник, с ужинами с чертовщинкой. Но за этим не менее старомодным нарративом прячется гораздо более древний: нечто вроде античной трагедии о героях, стягиваемых силой рока в узел, бегущих участи и прибегающих к возмездию (в том числе и за унаследованные чужие грехи). Только в этой трагедии нет богов. Рок действует, как давно запущенный кем-то и забытый ржавеющий механизм. Скорее лениво, чем неумолимо. К концу романа становится понятно, что главное наказание, на которое такой рок способен, не горе, а неведение. Единственная же награда — нечто вроде растерянного успокоения, колючего озадаченного уюта. Не очень много, но таков прощальный подарок древней, умирающей силы сюжета — главного, наверное, персонажа во всех книгах Элтанг.

Лена Элтанг. Картахена. М.: Рипол классик, 2015