Pfingstfestspiele под руководством Чечилии Бартоли в Зальцбурге

Фестиваль классика

В Зальцбурге прошел Pfingstfestspiele — возглавляемый Чечилией Бартоли музыкальный фестиваль, приуроченный к празднику Пятидесятницы. Вопреки успокоительно-академичной теме этого года (образы греко-римской мифологии в музыке), сюрпризов разной степени приятности в программе было предостаточно — будь то зрелище синьоры Бартоли в трениках или полноценный балетный спектакль на мало привычной к танцу сцене Большого фестивального зала. Рассказывает СЕРГЕЙ ХОДНЕВ (AD).

"Я воззову к богам!" — пламенная фраза из "Ифигении в Тавриде" Гете в этот раз украшала все фестивальные буклеты на правах девиза. Персонажи, родные для каждого читателя "Мифов и легенд Древней Греции" Куна, и в самом деле неизменно фигурировали в каждой программе, хотя часто в качестве именно что "богов из машины". Еще чаще в качестве звонкого риторического украшения — как в иных генделевских ариях, что звучали в сольном концерте Филиппа Жарусски, или в мадригалах Монтеверди (заслуженный камерный певец Кристоф Прегардьен и его сын Юлиан, тоже тенор, исполняли их в нетривиальном сочетании с редкими песнями Шуберта).

Подчас даже в виде изящно притянутой к делу общекультурной ассоциации — например, в программе возрожденческих и раннебарочных лютнево-гитарных хитов, которую со своим ансамблем показывал на фестивале Рольф Лислеванд, именитый норвежский виртуоз соответствующего профиля. Или, наконец, в достопочтенном "Сне в летнюю ночь" Джона Ноймайера: уже во второй раз за время своего правления в Зальцбурге Чечилия Бартоли рискнула угостить балетом фестивальную публику, к хореографии вообще-то традиционно равнодушную, и опять сделала ставку на давнишний спектакль и труппу с громким именем (два года назад это Мариинский театр привозил на фестиваль свои "Весну священную" и "Свадебку").

Ощутить в этих юпитерах, дианах и венерах нечто экзистенциальное, хотя бы грандиозную метафору фатума, когда зловещего, когда благодетельного, предлагалось куда реже. Собственно, оба повода к этому представила судьба еврипидовской Ифигении, преломленная, во-первых, в пресловутой драме Гете (продемонстрированной на фестивале в бюджетном формате сценической читки). А во-вторых — в "Ифигении в Тавриде" Кристофа Виллибальда Глюка, главном событии Pfingstfestspiele-2015, причем главном не только по соображениям формального порядка.

То, что действие происходит в Тавриде, сиречь в Крыму, сделало нынешней постановке глюковской оперы 1779 года невольную рекламу — кажется, многие всерьез ожидали увидеть на сцене Дома Моцарта вежливых зеленых человечков. И то сказать, с режиссерского дуэта Моше Лейзера и Патриса Корье (любовь госпожи Бартоли к этим инсценировщикам по-прежнему ничуть не тронута ни негодованием критиков, ни решительным зрительским "бу-у!") сталось бы. На поверку в их спектакле никакой злобы дня нет, и номенклатурный костюм-двойка скифского царя Фоанта или его подданные, смахивающие на полевых командиров, выглядят вполне заурядными штампами из тех, которыми противники современной оперной режиссуры оскорбляются уже не первый десяток лет.

Вообще можно сказать, что весь спектакль и представляет собой довольно предсказуемое изделие в жанре "а сейчас мы вас оскорбим". Грязный кафель некоего бункерообразного помещения (декорации Кристиана Фенуйя), в котором обитают предводительствуемые Ифигенией жрицы и которое только в самом конце раскрывается в многозначительную пустоту с видеопроекцией морской пены; Ифигения в тренировочных штанах и с кухонным ножом в руке; финал с абсолютно голым Орестом, ждущим своего заклания не на алтаре, а на полиэтиленовой подстилочке. Фотографии всех этих постановочных решений, опубликованные фестивалем накануне премьеры, заставляли подумать о том, что лучше было бы, право слово, показать в Зальцбурге "Ифигению" в прекрасной цюрихской постановке Клауса Гута (прецедент есть — цюрихскую версию "Отелло" Россини прокатывали на фестивале в прошлом году). А тандему Лейзер--Корье, если уж так нужно его занять, можно было доверить какую-нибудь другую "Ифигению в Тавриде" — например, одноименные раритеты авторства Томмазо Траэтты, Бальдассаре Галуппи или Никколо Йоммелли.

Но оказалось, что это тот случай, когда диагноз по одной только сценической картинке ставить нельзя. И что стремительная музыкальная драматургия Глюка, идеально препарированная и поданная швейцарским маэстро Диего Фазолисом во главе оркестра I Barocchisti, способна подтянуть на свой уровень даже не самую оригинальную оперную режиссуру. В спектакле был еще броский событийный момент в виде, разумеется, Чечилии Бартоли, которая впервые пела Ифигению (и вообще впервые бралась за реформаторского франкофонного Глюка) — и в очередной раз показала при этом, нисколько не уронив марку, очень точную, стильную и красивую работу. Впрочем, пожалуй, в большей степени, чем все ее предыдущие спектакли в Зальцбурге, эта "Ифигения" — ансамблевая вещь, приятная соразмерностью и ладностью каждого элемента. Будь то хоть экспертный оркестр, хоть прекрасный вокал Кристофера Малтмана (Орест) или Топи Лехтипуу (Пилад). Принято думать, что опера на мифологический сюжет, заставляющая слушателя с отчаянным напряжением ловить каждую ноту, вцепившись в подлокотники,— это скорее какая-нибудь громогласная "Электра" Рихарда Штрауса. В хороших руках, как выясняется, и рафинированные дерзания Глюка по-прежнему выглядят бронебойным новаторством — уж как их ни ставь и каким концертным гарниром их ни сопровождай.