Хайнекен без мозга — деньги на ветер
Лидия Маслова о кинопремьерах недели
Наступление лета в кинопрокате не отмечено никакими запоминающимися событиями: в репертуаре жалкие поползновения на фильм-катастрофу — «Разлом Сан-Андреас», историческую мелодраму — «Воспоминания о будущем», а также необычное, но не слишком увлекатель»ое произведение в редком жанре «криминального недоразумения» — «Похищение Фредди Хайнекена».
«Разлом Сан-Андреас» (San Andreas) — типичный образец голливудской морально-этической эргономики, когда на экране грандиозная катастрофа (в данном случае — землетрясение с тектоническими сдвигами) уносит множество жизней никому особо не интересных статистов, зато помогает наладить личную жизнь одного центрального героя. Его в данном случае играет качок Дуэйн Джонсон (известный также в молодости под артистическим псевдонимом «Скала»), в котором после недавнего выпуска автомобильной франшизы «Форсаж 7» можно было даже заподозрить минимальные, едва проклевывающиеся, актерские способности. В «Сан-Андреасе» он играет вертолетчика-спасателя, не очень счастливого обладателя половозрелой дочери с узеньким лобиком (Александра Даддарио) и подтянутой жены (Карла Гуджино), которая как раз к началу катастрофы подала на развод и собирается съехаться с неприятным и, как вскоре неминуемо выясняется, трусоватым строителем самого высокого небоскреба в Сан-Франциско. Ему, при всей непривлекательности, принадлежит одна из самых проникновенных реплик: «У меня нет детей, потому что я все время отдавал строительству». Надвигающийся разлом Сан-Андреас, проходящий ровно посередине Калифорнии, как нельзя более кстати руинирует не только многоэтажные детища эгоистичного застройщика, но и его планы по строительству своего счастья на обломках семьи главного героя. Дочка его тоже не остается внакладе: знакомится с каким-то дураком (Хьюго Джонстоун-Берт), который в повседневной жизни опрокидывает на себя кофе, а в экстремальной ситуации проявляет недюжинный героизм, однако главное его достоинство заключается в наличии младшего брата лет 12-ти (Арт Паркинсон), который вынужден один выволакивать на своих хрупких плечиках всю юмористическую составляющую «Сан-Андреаса», и нельзя сказать, что с большим успехом, потому что детская непосредственность — инструмент далеко не универсальный.
Авторы фильма при этом утешаются, испытывая злорадное удовольствие от наблюдения, как Калифорния трещит по швам: присутствует, разумеется, кадр, где на мелкие кусочки разваливается торчащий над Лос-Анджелесом логотип HOLLYWOOD. Персонифицирует интеллигентское злорадство Пол Джиаматти в роли профессора Калифорнийского технологического института, который, рассказывая студентам о самых знаменитых землетрясениях в истории, с наслаждением произносит «Бабах!» и прогнозирует, что «вопрос не в том, случится ли землетрясение, а в том, когда». Несмотря на все эти маленькие радости, «Разлом Сан-Андреас» оставляет сожаление, что за дело взялся не режиссер-гигантоман типа Ролланда Эммериха, а гораздо более мелкокалиберный постановщик Брэд Пейтон, в чьих руках происходящее, несмотря на гигантскую этажность рушащихся зданий, приобретает характер мышиной возни.
Аналогичное суетливое впечатление производит «Похищение Фредди Хайнекена» (Kidnapping Mr. Heineken), — осуществленный шведом Даниэлем Альфредсоном римейк голландской картины 2011 года, рассказывающей о реальном курьезном случае из жизни пивного магната, которого в 1982 году в Амстердаме недели две продержали в заложниках злоумышленники, вымогавшие выкуп. Главный интерес тут представляет сам Хайнекен, которого в голландской картине играл Рутгер Хауэр, а в нынешней — Энтони Хопкинс, но печаль в том, что иполнитель заглавной роли появляется где-то только на середине фильма, а до этого зритель вынужден погружаться в малоувлекательные финансовые проблемы шайки киднэпперов-любителей, которые даже не могут получить кредит в банке, а работать категорически отказываются. Явный, хотя и не факт, что намеренный, дисбаланс картины заключается в том, что многочисленные похитители, мельтешащие перед глазами, не вызывают никакого сочувствия и любопытства, а харизматичному Хайнекену отдано слишком мало экранного времени и места, но все-таки большое удовольствие доставляют сцены, в которых пленник троллит своих похитителей - требует принести ему китайскую еду и включить другую музыку. К сожалению, авторы не умеют нарастить на сюжетный каркас, в котором маленькие бездарные мыши похитили огромного жирного кота и не знают, что с ним делать, хоть немного какого-то питательного психологического мяса, и никак не могут признаться откровенно, что происходящее следует скорее воспринимать как комедию, а не как драму. Отдельно удивляют финальные титры, где сообщается, что некоторые из похитивших Хайнекена ничтожеств, хоть и не сумели толком воспользоваться многомиллионным выкупом, впоследствии все же умудрились, вопреки всей своей умственной недостаточности, стать королями преступного мира Голландии.
На реальных событиях основываются и «Воспоминания о будущем» (Testament of Youth), которые по идее должны были называться «Заветы юности», как и лежащие в их основе мемуары одной из икон британского феминизма Веры Бриттен, вышедшие в 1933 году. Свободолюбивую девушку из консервативной семьи, вопреки отцовской воле поступившую в Оксфорд, а потом бросившую учебу, чтобы отправиться на Первую мировую сестрой милосердия, играет Алисия Викандер, главное достоинство которой заключается, пожалуй, в умении носить винтажные головные уборы. Войны в «Воспоминаниях о будущем» показано довольно немного (хотя в кровавых госпитальных сценах с ампутированными конечностями нет недостатка), а женской судьбы — гораздо больше, и в каком-то смысле фильм можно считать аналогом российской «Битвы за Севастополь», и героиня тоже последовательно теряет всех самых существенных в ее жизни мужчин, но от этого только крепчает. Снявший «Воспоминания» ничем не примечательный телевизионный режиссер Джеймс Кент и в своем кинематографическом дебюте придерживается нейтральной, пресной манеры, уповая на надежные мелодраматические стереотипы: как в начале Вера Бриттен плещется в пруду со своими друзьями, котоым вскоре предстоит погибнуть, так и в финале она, уже в одиночестве, снова входит в ту же воду, придавая непотопляемой женской живучести дополнительный символический смысл.