Рефлекс выбора
Федор Лукьянов — о том, как Россия зависла между Западом и Востоком
По силам ли России определиться в своем отношении к Востоку и Западу?
В годы холодной войны глобальное противостояние называлось "конфликт Востока и Запада". Оба понятия имели географическое происхождение, но сразу обрели политическое и идеологическое содержание. Любопытно, что, хотя соперничество охватывало весь земной шар, название отсылало исключительно к Европе. Именно там политический Восток пребывал в клинче с политическим Западом — с того момента, как Старый Свет разделила линия, по разные стороны которой с конца Второй мировой размещались военные армады.
"Новое политическое мышление" Михаила Горбачева, казалось, стерло эту черту. Визуальным символом стало падение Берлинской стены — мощного разделительного сооружения между Восточным и Западным Берлином. Спустя 25 лет после этого события всерьез заговорили о другой стене — между Россией и Украиной, между населенными пунктами Донбасса, которая должна была зафиксировать очередную линию разграничения в Европе. Новый "Запад", сильно продвинувшийся на восток, и новый "Восток", отступивший к Среднерусской возвышенности.
Круг замкнулся? Нет, потому что при всем трагизме событий на Украине и отчаянной безысходности, в которую погружаются из-за них люди, невозможно избавиться от ощущения местечковости происходящего. Периферийного наваждения, которое отвлекает от куда более масштабных и важных процессов. Оно от этого не становится менее опасным, но последствия мирового значения возможны только из-за полной безответственности участников, если безалаберный подход приведет к цепи необратимых случайностей, эффекту домино.
Если способности контролировать процесс хватит, Украина останется тем, что по-английски называют sideshow — нечто побочное, второстепенное по сравнению с по-настоящему важным. И связано это с тем, что политический Восток сегодня совпал с географическим (в мировом масштабе) и культурным. Сегодняшний Восток — это Азия во главе с Китаем, никак уже не умещающийся в нишу "а мы что? а мы ничего...", выбранную когда-то для себя им самим.
Есть и другой Восток — Ближний, разваливающийся на части, порождающий все более безнадежный хаос, чреватый непредсказуемой насильственной перекройкой огромного пояса от Северной Африки до Южной Азии. Но это не осознанно действующая сила, а фатальная воронка, которая влияет на мировое устройство постольку, поскольку она в состоянии засосать новые страны и народы. Фактор, но никак не актор.
Россия всегда любила жонглировать понятиями Востока и Запада и примерять на себя разные роли, которые могла бы играть между ними. На деле в своей новой истории (три с лишним столетия) она никогда не находилась "между". До ХХ века Россия была неотъемлемой частью большой европейской политики, Китай же и остальная Азия самостоятельной функции не имели, разве что могли становиться отдаленными аренами для отдельных эпизодов европейской интриги. В ХХ веке Россия сама превратилась в Восток, стала стороной системного противостояния, в котором Азия оставалась на обочине, по крайней мере, по сравнению с теми страстями, которые кипели в Евро-Атлантике.
Сейчас промежуточное состояние России несомненно. Страна отказывается от намерения стать частью Запада, как предполагалось на рубеже 1990-х (второй без России саммит "семерки" в минувшие выходные зафиксировал необратимый конец эпохи "восьмерки", то есть обязательного присутствия России за одним с Западом столом). Но и новым Востоком мы не становимся, поскольку способность диктовать повестку дня очевидно ограниченна. К тому же современный Восток культурно намного четче прошлого — он концентрируется вокруг Китая, что для России неорганично.
Нахождение между двумя мощными общностями открывает перспективы, но и сулит опасности. Разговоры о том, что Россия, мол, становится сырьевым придатком Китая и теряет реальную свободу действий,— такой же штамп, как многие другие идеологически мотивированные оценки. Почему-то статус сырьевого придатка Евросоюза считается перспективным для развития и прогресса, а вот такое же взаимодействие с КНР, конечно, тянет в пучину отсталости.
Принято чуть ли не априори считать, что в партнерстве с Китаем Россия неизбежно будет младшим, потому что объем китайской экономики многократно превосходит объем российской. Но если посмотреть на соотношение экономик России и западных стран, картина будет не менее однозначной, между тем младшего партнерства не сложилось. И прежде всего в силу российской более бесшабашной психологии и способности вести дипломатическую игру. В случае с Китаем последнее еще важнее, поскольку тут у России с ее давней традицией великодержавной экспансии фора перед пока еще осторожными и даже боязливыми во внешнеполитическом плане китайцами.
Что же до политического давления, то Китай в отличие от ЕС и США никому своих представлений о том, как надо жить, не навязывает — отчасти из высокомерия, еще большего, чем у Запада. Запад верит в свою исключительность и убежден, что его модель, без сомнения, лучшая, а потому должна быть перенесена повсеместно. Китай еще более исключителен — он не сомневается, что его культуру и философию иностранцы постичь просто не в силах, так что нет смысла пытаться им чего-то привить, пусть живут так, как хотят. Китай качественно более прагматичен в отношениях с другими странами, чем Соединенные Штаты или Евросоюз. Дайте только правильно вложить деньги, остальное — ваше дело.
У этого есть и оборотная сторона. По настоящему тесно Россия и Китай давно не взаимодействовали, а предыдущий опыт был в зеркальной ситуации — тогда Советский Союз был непререкаемым авторитетом и ментором. Сейчас начинается активная фаза совместной работы. Документы, которые приняли месяц назад в Москве Владимир Путин и Си Цзиньпин,— обширная программа по-настоящему стратегического партнерства. Культурные коллизии неизбежны — русские и китайцы знают друг друга мало, понимают недостаточно, опыта каждодневного пересечения не накопили. Нарастание трений легко предсказуемо. Но это единственный путь, иначе долговременные отношения не построить.
Вопреки упрощенной картинке, которую часто можно встретить у комментаторов, Россия не выбирает между Востоком и Западом. Вообще, тема современного мира — не выбор, а совмещение, дополнение. Что означает ложный выбор и попытка его сделать, хорошо видно на примере Украины. Годы бессмысленных дебатов о необходимости определиться, "с кем мы — с Европой или с Россией", привели к упадку государственности и нынешнему плачевному состоянию. Теоретически все, даже самые убежденные националисты, сейчас понимают, что нормальное развитие страны возможно только при совмещении возможностей, которые дают Украине Европа и Россия. Но практически страна удаляется все дальше от этого варианта и все глубже в туман неопределенности.
У России нет никакого выбора между Востоком и Западом, потому что для сбалансированного развития ей нужны оба. Но выбора нет и по другой причине. То, что мы наблюдаем, это не только поворот России на восток — запоздалый и, как всегда, довольно медленный. Это и поворот Китая на запад, а в КНР, если принимается какое-то решение, то выполнять его начинают с невероятной целеустремленностью.
Причин тому несколько. Во-первых, быстро растущее сопротивление, которое Китай встречает после любого своего шага в АТР. Несмотря на огромную взаимозависимость, Вашингтон явно переходит в режим сдерживания Пекина. В Евразии обстановка для Китая намного более благоприятная. Во-вторых, необходимость развивать отстающие западные и северо-западные районы страны. Китай крайне озабочен внутренними дисбалансами, которые могут подорвать стабильность. В-третьих, Китай как экспортная сверхдержава стремится на рынки Европы, Средиземноморья и далее наиболее коротким и выгодным путем. Отсюда и идея-слоган, с которой все началось,— новый Шелковый путь.
Китай готов к крупным капиталовложениям в нужную ему инфраструктуру, при этом он совершенно не заинтересован ни в каких политических обострениях и шарахается от любых конфликтных зон в Евразии, наподобие Украины, чтобы не дай бог не оказаться туда втянутым. Когда китайцы говорят о гармонии — они не лукавят, а надеются обогнуть все точки чьих-либо противоречий. Китай, например, тщательно уклоняется от подозрений в попытках наращивать политическое влияние в Центральной Азии, демонстративно уступая России. Экономика — другое дело, тут уж пусть Москва не обижается, что отстает...
Российский поворот на восток — объективная необходимость. Если бы он начался несколько лет назад, когда об этом впервые заговорили, соотношение сил оставалось бы более благоприятным. С другой стороны, тогда Китай еще не созрел, не был готов браться всерьез за свой "бросок на запад". Россия в любом случае становится опорной частью этой стратегии, хотя бы по географическим причинам. И дальше все зависит исключительно от нас самих — останется ли Россия транзитной зоной для других растущих экономик или сумеет обернуть их рост себе на пользу.