Доцент кафедры психического здоровья и раннего сопровождения детей и родителей Санкт-Петербургского государственного университета Олег Пальмов рассказал «Власти», почему в России необходима реформа сиротских учреждений и по какой причине она может оказаться неудачной.

«Дети становятся домашними, привлекательными, ухоженными»

Вы и ваши коллеги из СПбГУ и дома ребенка №13 стояли у истоков реформы детских сиротских учреждений — с 1 сентября все они должны стать семейными. Вы довольны?

Эта реформа хороша тем, что в ней, наконец-то, на государственном уровне постулируются ценности, которые защищают психическое здоровье и развитие личности ребенка. Такое в России происходит впервые. Есть отличная стенограмма, в которой Ольга Голодец (вице-премьер РФ.— «Власть») представляет премьеру Медведеву это положение. Она объясняет, что теперь каждая группа должна быть организована по семейному типу и что нужно ограничивать сменяемость персонала, работающего с детьми. Когда взрослых слишком много, детям трудно формировать отношения, у них не возникает ощущения родного, семейного пространства. Эти слова отражают один из ключевых аспектов в преобразовании таких учреждений.

Мы с коллегами осуществляем поддержку детских учреждений в нескольких регионах — проводим обучающие семинары, супервизию. Я вижу, что в Иркутской области, например, изменились цифры, связанные с семейным устройством детей: там редко забирали детей с инвалидностью, а в прошлом году ни один ребенок с инвалидностью не перешел из нескольких домов ребенка в детские дома — всех забрали в семьи.

Это связано с их реформированием по семейному типу?

Да, и в частности, с технологией раннего вмешательства и пребыванием ребенка в развивающей среде. Дети становятся домашними, привлекательными, ухоженными. Кандидат в приемные родители приходит в группу и удивляется: «А где же дети с инвалидностью?» Он ждет, что дети будут лежать заброшенные, депривированные, а видит совершенно другую картину. Мы знаем и по опыту дома ребенка №13 в Петербурге, что большинство детей, живущих в благоприятных условиях, уходят в семьи.

Что такое депривация?

Депривация — это психическое состояние, вызванное отсутствием или недостатком определенного опыта, например опыта отношений с постоянным взрослым. В доме ребенка мало кто из детей имеет возможность формировать близкие отношения. Дети с синдромом Дауна, например, часто становятся любимчиками, а дети с множественными нарушениями — редко. Но даже если ребенок — любимчик и его любимый педагог работает десять часов подряд, он потом все равно два дня отдыхает. А ребенок за эти два дня видит уже других людей.

Через среднестатистическую группу дома ребенка за неделю проходит три-четыре воспитателя, три-четыре санитарки, медсестра, врач, дефектолог и другие специалисты. Перед ребенком мелькает большое количество взрослых, с которыми у него нет близких отношений. Ему сложно развиваться в таких условиях — особенно это касается детей, у которых есть какие-то нарушения развития. Известно, что ребенок, живущий в учреждении, отстает даже по физиологическим показателям — теряет в весе и росте. Для ребенка младшего возраста необходимо ограниченное число постоянных близких взрослых, с которыми он сформирует близкие отношения. Если этого нет, у ребенка наступит стрессовое состояние. Потому что, если нет близких взрослых, что вообще тогда есть? Мир вокруг ребенка становится нестабильным, небезопасным. Его купают, кормят, над ним совершают медицинские манипуляции самые разные люди, он не может доверять ни одному из них. Если в жизни ребенка нет человека, которому он может доверять, страдает область психического здоровья и развития личности. Ребенок не понимает, что ему нравится, он лишен выбора, его сигналами пренебрегают, он плачет, показывая, что ему плохо, а взрослые не реагируют. И даже если среди воспитателей были хорошие и профессиональные люди, все равно у ребенка нет ощущения предсказуемости, потому что на любое его действие один взрослый реагировал так, а другой взрослый — иначе.

Если ребенок, которым пренебрегали, в итоге находит семью, ему сложно выстроить отношения с приемными родителями. Это значит, родители могут не справиться, могут вернуть его обратно. Исследования нарушений поведения детей показывают, что дети с опытом пребывания в сиротском учреждении имеют нарушения привязанности, проявляют агрессию. Это уже установленный факт — у детей, которые провели в сиротском учреждении длительное время, выше уровень агрессии, чем у их домашних сверстников; они проявляют замкнутость или импульсивность, не могут себя реализовать. В результате потом, когда этот ребенок становится взрослым, у него не складываются отношения с собственными детьми, страдает базовая самооценка, понимание себя, способность испытывать благополучие.

Ребенку нужно постоянное внимание со стороны близкого взрослого. Обеспечить это в сиротской системе можно только с помощью структурных изменений.

Эти изменения возможны внутри нынешней системы сиротских учреждений?

Мы выбираем из двух зол. Детский дом — это плохо. Детский дом по семейному типу — это тоже плохо, но все же лучше. Мы не можем устроить всех детей в семьи, поэтому мы выбираем семейный детский дом, чтобы у ребенка была возможность социализироваться, развиваться и найти семью.

«Дом ребенка — идеальное место для создания ресурсного центра для поддержки приемных семей»

В России уже есть детские учреждения, которые реформировались в дома семейного типа?

Дом ребенка №13 в Петербурге и дом ребенка №2 в Новосибирске живут так уже давно, и их опыт во многом повлиял на то, что другие учреждения теперь тоже реформируются. Я лично знаю уже девять таких учреждений. Огромное число домов ребенка еще несколько лет назад перестали переводить детей из группы в группу, что дает им стабильную окружающую среду. Но наиболее сложный аспект преобразований — обеспечить ребенку присутствие близкого взрослого и внедрить новый график работы, дать возможность воспитателям работать на полторы ставки. Это сократит число физических лиц, работающих с ребенком. А в увеличении часов работы на одной группе заинтересованы очень многие воспитатели. Было бы важно также увеличить рабочее время специалистов (дефектологов). Сегодня в российских домах ребенка дефектолог работает в среднем 20 часов в неделю, а надо — 36 часов, конечно, с пропорциональным увеличением оплаты труда. Тогда ресурс учреждения значительно увеличится, люди смогут все успевать, а не мчаться на другую работу.

Как обеспечить постоянный контакт воспитателя и ребенка? Ведь воспитатель работает посменно.

Я объясню на примере дома ребенка №13 в Санкт-Петербурге. Там в группе шестеро детей, и на одну группу — двое воспитателей. Их график построен так, чтобы всегда один из них был с детьми. Так, в течение всей недели, дети видят перед собой всего двух близких взрослых. Также есть еще один воспитатель, который работает на две группы и помогает «покрывать» отпуска и больничные.

Это существенно увеличивает нагрузку на воспитателей?

Да, у них больше часов работы, полторы ставки. Но при этом нагрузка — физическая и психологическая — не увеличивается столь драматично в условиях разновозрастных групп из шести детей.

Где взять на это деньги?

Все делается только в рамках штатного расписания и в соответствии с законодательством РФ.

В положении правительства говорится, что численность маленьких детей в группах не должна превышать шесть человек, а больших детей не должно быть более восьми. Эти цифры научно обоснованы?

Чем меньше — тем лучше. Если говорить о маленьких детях, то шесть человек в группе — это оптимально. Если детей в группе больше шести, происходит снижение индивидуального контакта ребенка с близким взрослым. Ребенок должен принимать пищу, купаться, играть, переодеваться, гулять — с постоянным взрослым человеком. Этот взрослый должен быть эмоционально доступным. Если в группе живет восемь детей одного возраста и с одинаковыми потребностями, взрослый становится для ребенка недоступным.

Многие детские дома не смогут разделить воспитанников на такие маленькие группы — просто не хватит воспитателей.

В доме ребенка №2 в Новосибирске в группах живет по 8–9 детей — это как раз связано с нехваткой кадров. Но с учетом того, что дети разного возраста, и у них разные режимы, успех есть. Пока малыши спят, старшие дети общаются с воспитателем. То есть при желании можно создать условия, в которых взрослый эмоционально доступен для ребенка. Но все равно оптимальные условия — когда в группе шестеро детей и двое взрослых.

В первоначальном варианте положения о реформе детских домов говорилось о том, что сиротские учреждения должны быть малокомплектными, по 60 человек. Но из итогового варианта этот пункт убрали. Теперь учреждение может быть гигантским, на 400 человек, и при этом семейным. Это вообще возможно?

В большом учреждении гораздо труднее создать семейную обстановку. Я знаю, каких усилий это требует со стороны, например, руководителя ДДИ №1 в Петродворце Валерия Николаевича Асикритова и его прекрасной команды. Создаются условия для детей и сотрудников, постоянно идет работа над усовершенствованием системы. Дети замечательно выглядят, сотрудницы — красивые, элегантные женщины со светлыми лицами. Это значит, что там хорошо и детям, и взрослым. Но все же сам Валерий Николаевич, человек, у которого многому нужно учиться, всегда с горечью говорит, что и эти условия далеки от семейного окружения. И второй пример — ДДИ №4 в Павловске. Руководитель этого учреждения Андрей Александрович Алексеенко и его команда интенсивно работают над изменением организации жизни детей. В одном из корпусов разукрупнены группы и созданы отдельные группы для 5 детей. Выделены постоянные воспитатели. Проводится обучение персонала. Но, во-первых, в некоторых учреждениях десятилетиями складывалась определенная система взаимоотношений, и чем больше учреждение, тем тяжелее его раскачать, реформировать. Во-вторых, если учреждение состоит из нескольких корпусов, то контролировать, поддерживать внедрение новых подходов к работе реально сложно. Как за всеми уследить? Как сделать так, чтобы вся административная вертикаль учреждения выполняла еще и эти дополнительные функции по внедрению и поддержке изменений. А как поддержать новые навыки в работе 80–100 человек персонала (только в одном корпусе)? Поэтому учреждение не более чем на 60 детей — оптимальный вариант.

Многие сотрудники детских домов боятся, что если всех детей разберут в семьи, то детдом закроют, и они останутся без работы. Поэтому часто приемные родители жалуются на то, что детей приходится «выцарапывать» из системы.

Тут есть две проблемы: с одной стороны, перед органами опеки и попечительства и перед руководителем детского учреждения стоит задача устроить в семьи побольше детей, с другой — руководитель понимает, что рискует потерять штат. Это в корне неправильный подход. Давайте подумаем, а в чем суть этой реформы? Ребенка изъяли из семьи, где его, возможно, били, не кормили, или он был свидетелем насилия, или пережил какую-то трагедию, и он оказался в доме ребенка. В этом учреждении его должны поддержать, вернуть ему физическое и психическое здоровье, помочь ему найти новую семью или вернуться в кровную семью, при условии, что социальные службы уже с ней поработали. Сегодня ребенок без особых потребностей находится в доме ребенка в среднем один год, с момента поступления до устройства в приемную семью. Потом эту семью нужно поддерживать, чтобы она не «выгорела» и не вернула ребенка. Главная задача — не спихнуть ребенка в приемную семью, а сделать так, чтобы ему там было хорошо и он больше не вернулся в детский дом. И вот такая поддержка может быть задачей детского сиротского учреждения.

А у дома ребенка такой ресурс есть?

Сегодня дома ребенка, в которых сокращается количество детей, сокращают свои штаты или закрываются. В городе Усолье-Сибирское есть образцовый дом ребенка семейного типа, мы хорошо знакомы с его замечательной группой специалистов. Из этого дома ребенка в прошлом году ни один малыш не был переведен в детский дом, всех разобрали в семьи. Но после сокращения количества детей на 15% сократили и штат сотрудников. И это происходит по всей стране. Чиновники считают, что сокращение штатов — это плюс, а закрытие учреждения — это дважды плюс. А на самом деле и сокращение, и закрытие — это минус, потому что детей-то раздали, но приемные семьи брошены на произвол судьбы. А мест, где семья, воспитывающая маленького ребенка с нарушениями развития, может получать помощь в большинстве регионов, где мне пришлось побывать, просто нет. Отсутствует раннее вмешательство, нет центров сопровождения, никакой поддержки. Очевидна связь: нет своевременной грамотной помощи — есть социальное сиротство детей с нарушениями развития.

Мы с коллегами настаиваем на том, чтобы эти учреждения не сокращали штаты, а перенаправляли освободившиеся ресурсы на работу с семьями. Дом ребенка — идеальное место для создания ресурсного центра для поддержки приемных семей. На базе дома ребенка должна быть служба ранней помощи — врачи, психологи, педагоги, дефектологи, массаж, ЛФК. Это подготовленные специалисты, и они могут работать с семьями. Сегодня служба ранней помощи в таком виде есть только в доме ребенка №2 в Новосибирске. Есть еще в Рязани дом ребенка, где работает программа ранней помощи. Туда могут обратиться семьи из групп риска — обычно это семьи, которые воспитывают приемных детей или биологических с особыми потребностями, а также семьи, которые попали в сложную ситуацию. В этом доме ребенка выделено одно помещение, куда родительские дети с особыми потребностями ходят, как в детский сад. Это правильный пример того, как можно использовать ресурс учреждения и его специалистов, и главное — реально помогать детям и родителям.

Значит, реформа не может ограничиваться только изменением условий в детских домах.

Несомненно. Качественная подготовка, сопровождение приемных семей и мониторинг должны стать важной частью этой реформы. Я езжу по регионам и вижу, что дети размещаются в семьи, которые часто не способны по-настоящему помочь глубоко травмированному ребенку, отстающему в развитии, имеющему проблемы со здоровьем. Одним теплым отношением приемных родителей тут не обойтись.

Если человек берет детей оптом, чтобы иметь неплохую зарплату, это плохая мотивация. Вообще приемным семьям, имеющим больше одного ребенка, нужно много междисциплинарной помощи, чтобы они справились и в какой-то момент не вернули детей обратно. Сегодня огромное количество приемных семей предоставлены сами себе.

«Ломка стереотипов — одна из тяжелейших задач в этих преобразованиях»

Расскажите, что делать с кадрами. Во многих сиротских учреждениях работают люди, которые не хотят перемен, кричат на детей, бьют. Можно ли провести реформу, не меняя кадры?

Это очень большая и сложная проблема. Чем старше люди, тем сложнее их интегрировать в новые условия, обучать, особенно если речь идет о нянях, санитарках. Если человек в течение 30 лет умудрялся накормить ребенка за три-четыре минуты, а сейчас ему говорят, что необходимо делать это хотя бы 15 минут, он не понимает, зачем это нужно. У меня был такой опыт: я приходил в одну и ту же группу в ДДИ и спрашивал: «Почему игрушки все время стоят на шкафу?» Мне отвечали: «Мы их вот только что убрали». Но когда я пришел туда в третий раз, стало ясно, что это просто отговорка. Я говорю: «Положите игрушки на пол». Ответ: «Они не играют, они все равно ничего не понимают». Я говорю: «Вы все равно положите на пол и не убирайте». Через несколько дней мне рассказывают: игрушка лежала на полу, ребенок споткнулся, поднял ее и стал играть. Ломка стереотипов — одна из тяжелейших задач в этих преобразованиях.

Другая проблема — отсутствие законодательства, которое защищало бы детей от грубого обращения и пренебрежения внутри учреждения. Если нет доказательств, уволить человека очень трудно. Но при этом в отношении ребенка можно проявлять грубость и пренебрежение. То есть ребенка законодательство не защищает, а сотрудницу защищает.

А как можно законодательно защитить ребенка?

Необходимо на законодательном уровне запретить дурное обращение с детьми. Но на уровне учреждений уже сегодня можно создавать нормативные акты, где будет закреплена схема наказаний за грубое обращение. Это может быть лишение премии, вызов на общий совет, выговор. Если не будет резкой реакции на безобразное поведение персонала по отношению к детям, то все эти преобразования, о которых мы говорим, не дойдут до ребенка. Вообще я часто сталкиваюсь с таким отношением и в домах ребенка, и в ДДИ — детей хватают, дергают, говорят плохое. Я думаю, что в самих учреждениях надо вести настоящую пропаганду, как можно и как нельзя обращаться с детьми. Добиться изменения сознания можно только агитацией, распространением и активной поддержкой определенных ценностей. Надо проводить круглые столы, семинары, анализировать видеозаписи, делать наглядные материалы.

И, конечно, необходимо обучать сотрудников, а потом проводить супервизию — то есть постоянно поддерживать людей, объяснять, что в их работе хорошо для детей, а что плохо. Воспитатель и санитарка, работающие с пятью тяжелыми детьми в ДДИ, нуждаются в поддержке, в супервизии, а сегодня такого ресурса в учреждении почти нет. В ДДИ психологи вообще недавно появились — считалось, что они там не нужны.

Вы говорите о необходимости обучения персонала детских домов, домов ребенка, ДДИ. Но, насколько я знаю, государственной программы такого обучения нет, а все обучающие семинары платные.

И это большой минус проводимых преобразований. Наш факультет психологии СПбГУ поддерживает дома ребенка в нескольких регионах. Нашу работу оплачивают новосибирский фонд «Солнечный город» и иркутский фонд «Наследие иркутских меценатов», а также фонды «Детские домики», «Плюс помощь детям», «Дети ждут», «Дети наши», «Солнечные дети» и другие. Мы провели в Санкт-Петербурге два платных обучающих семинара для сотрудников домов ребенка, у нас не было свободных мест, приехали даже из Якутии. Также мы применяем в регионах модели обучения тренеров: наши специалисты выезжают в регион, обучают там представителей детских учреждений, а те, в свою очередь, передают опыт остальным сотрудникам учреждений. На нашем факультете даже сделали курс повышения квалификации «Психическое здоровье и развитие детей. Создание семейного окружения в организациях для детей-сирот и детей, оставшихся без попечения родителей». Курс рассчитан на 72 часа и проводится один или два раза в год. Мы видим, что есть огромный спрос на такие мероприятия, и он не удовлетворен.