"Ганмен" Пьера Мореля

Премьера кино

В прокат вышел фильм Пьера Мореля "Ганмен" (The Gunman, 2015). Баллада о лихе, которое не стоит будить, пока оно тихо, навеяла МИХАИЛУ ТРОФИМЕНКОВУ сладкие грезы о кино былых времен.

Поразив с рекордной дистанции движущуюся ВИП-мишень и спровоцировав тем самым резню в Конго, Джим Террье (Шон Пенн) поставил в 2006 году свинцовую точку не только в жизни местного министра природных ресурсов, покусившегося на интересы всемогущей Компании, но и в собственной карьере хрипатого наемника. Вернувшись через восемь лет строить водопровод на месте преступления — не из-за угрызений гипотетической совести, а в поисках потерянной любви — он был вынужден отломить головы трем автоматчикам, выбежавшим из джунглей по его душу, и сделать прискорбный вывод: "Компания подчищает хвосты".

Школу британского спецназа не прокуришь: в извечной схватке добра со злом всегда побеждает внезапность. Добро наваляло от Киншасы до Гибралтара и Барселоны раза в четыре больше трупов, чем зло, да и разницу между этим добром и этим злом, честно говоря, под микроскопом не разглядишь. Однако же Джиму и его драгоценной Энн сопереживаешь изо всех сил. Виной тому не только обаяние чудной итальянки Жасмин Тринки и неожиданного Хавьера Бардема, сыгравшего моцартиански вдохновенного мерзавца. И даже не мастерство самого Пенна, которому в кои-то веки, слава богу, надо выдавить столько глаз и раскроить столько черепов, что ему просто некогда демонстрировать, как свойственно актеру, все ужимки системы Станиславского, известной в США как "метод".

Морель удивил не на шутку. Работая в рамках французского кино ("13-й район", 2004; "Заложница", 2008; "Из Парижа с любовью", 2010), он оставался надежным жеребцом из конюшни Люка Бессона, своего продюсера и сценариста. То есть прорабом "Голливуда на Сене", казалось бы, безнадежно похоронившего традиции французского жанра. Но, оказавшись под патронажем голливудского варвара-продюсера Джоэля Сильвера, Морель снял фильм, пусть грубо, но эти традиции вполне реанимирующий. Дело не в том, что "Ганмен" — вольная экранизация "Стрельбы из положения лежа", романа гениального нигилиста Жан-Патрика Маншетта (1942-1995), близкого к леворадикальному "Ситуационистскому интернационалу" Ги Дебора. Маншетта испортить — раз плюнуть: да и он сам против порчи не возражал, руководствуясь принципом чем хуже, тем лучше. Особенно преуспел на этом поприще Ален Делон, то подминавший под себя режиссеров на съемках "Троих надо убрать" (1980) и "Шока" (первая экранизация "Стрельбы", 1982), то лично увечивший прозу Маншетта ("За шкуру полицейского", 1981). Единственной адекватной его экранизацией оставалась глумливая "Нада" (1974) такого же нигилиста Клода Шаброля о кретинах-анархистах, укравших американского посла-дегенерата.

Не сразу, но в "Ганмене" улавливаешь давно забытую мелодию. И по мере того как она крепнет, догадываешься, что кино-то не о происках кровавых монополий и спецслужб. Что это вековечная баллада о мужчине, усталом и преданном всеми, кроме таких же, как он — на пальцах одной руки пересчитать можно, обрюзгших товарищей по оружию, и о его прекрасной даме. И финальная бойня на корриде, когда к падающему, израненному герою подмонтирован исколотый бандерильями бык, покажется тогда не красивой пошлостью, а данью единственно возможной эстетике такого вот романсеро.

Короче, "Ганмен" напомнил о фильмах с такими же безыскусными названиями: "Авантюристы" ("Искатели приключений", 1966) или "Хищник" (1968). Роль Джима Террье была бы вполне по росту, конечно, не Делону и не Бельмондо, а великому Лино Вентуре. Забавно, кстати, что французский нуар родился благодаря американскому политэмигранту Жюлю Дассену, снявшему от безнадеги эталонный фильм с непереводимым названием "Рифифи среди мужчин" (1955). Дассен же был товарищем по несчастью актера Лео Пенна — отца Шона: оба угодили в маккартистские черные списки. Так замыкается круг.

Только не надо про то, что "авантюристы" и "хищники" былых времен — романтические герои, а в "Ганмене" один подонок сражается с другими и его достоинство лишь в том, что он один, а их много. Если покопаться в анамнезе самых лучезарных искателей приключений, оттуда такой Индокитай пополам с Алжиром вылезут, что самого Террье стошнит. У Террье, напротив, есть благодатное преимущество перед экранными пращурами. Искалечив в лондонском пабе пару-тройку футбольных фанатов, он ни с того ни с сего блеванул в переулке, и в глазах у него помутилось. Врачи диагностировали застарелую контузию, а в перспективе — депрессию, суицидальные позывы (ну, над этим Террье только посмеется) и болезнь Альцгеймера. Ну вот и славно: у нашего романтика есть шанс позабыть африканские геноциды, в растопке которых он принимал посильное участие.