Татьяна Кузнецова о нюрнбергской «Золушке» на Чеховском фестивале

На Чеховском фестивале — «Золушка», постановка Балета Нюрнберга, в основе которой не куртуазная сказка Перро, а кровавый гиньоль братьев Гримм

Не вздумайте вести на этот спектакль детей. Здесь не будет добрых фей в воздушных платьях, хрустальных башмачков, тыковки-кареты, милых зверушек и прочих невинных радостей, к которым, кстати, музыка Прокофьева, временами жутковатая, местами инфернальная, вовсе не располагает. Двухактный балет испанца Гойо Монтеро отсылает к сказке, в которой сестры, чтобы влезть в вожделенную туфельку, отрубают себе пальцы и пятки, а голубки — покровители Золушки — мстительно выклевывают им глаза на пути к церковному алтарю. Но вдохновляли хореографа не только братья Гримм. В Гойо Монтеро, учившемся в Мадриде и на Кубе, но с юных лет танцевавшем в разных театрах Германии, слились горячая кровь иберийца и сумрачная тевтонская метафизика, темперамент бойца и въедливость психоаналитика. В его балете проглядывают и Гофман с его сарказмом и фантасмагорией, и Кристиан Дитрих Граббе, и Фрейд, и современная социология. И — самое главное — "Золушка" Роберта Вальзера, этот написанный на рубеже ХХ века стихотворно-драматургический (и почти клинический) анализ садомазохизма. В этой пьесе Золушка умоляет сестру: "прошу, ударь меня от сердца", признается, что "влюблена в те наказанья, которых я не заслужила", а принцу долго отказывает, боясь, что "в золотой клетке" любви и уважения потеряет способность радоваться и воспарять душой. И Гойо Монтеро честно признается: "Страх и боль — самая главная тема. Меня интересует не столько счастливое избавление, сколько различные психические состояния, которые переживает такой измученный человек".

Однако Гойо Монтеро все-таки не психиатр и не соцработник, а очень одаренный режиссер и балетмейстер. И потому его спектакль куда шире авторских деклараций и намерений. Мизансцены, сценография, костюмы (хореограф приложил руку и к ним) изобретательны, эффектны и сумрачно-красивы. Превосходно придуман черный кордебалет в длинных оборчатых юбках — то рассыпающийся по всей сцене, то вздымающийся горой: он и зола, и злые дела, и вихри вселенской ненависти — метафор в этом спектакле предостаточно. Как и жесткого гиперреализма, свойственного немецкому танцтеатру. Золушка, перетянутая ремнями вместо платья, колотится в дымной кухне, тесной как конура. Сестры (травести, разумеется) таскают ее за шкирку, как шкодливую собачонку, отец в инвалидной коляске бессильно баюкает свое затравленное дитя.

"Балетом" российский зритель это, конечно, не назовет — ни пуантов, ни красивостей, ни виртуозностей в виде туров, пируэтов и прочих технических фиоритур. На самом-то деле это чистый балет, только современный: вездесущий танец опутывает весь спектакль. Видно, что Монтеро-хореограф за пластическим словом в карман не лезет: его речь льется легко и свободно, пространством сцены он распоряжается властно и умело, манипулируя двумя дюжинами своих артистов, как полководец многотысячной армией. Все это можно разглядеть даже на кратком ролике, размещенном на сайте Чеховского фестиваля. Рецензенты же, отсмотревшие весь спектакль, прямо-таки теряют дар речи: "Мощь, магию и неподражаемость хореографического языка Монтеро невозможно выразить словами. Единственное, что можно сказать,— это то, что зритель, посмотревший спектакль, уходит с ощущением, что видел чудо".

Театр имени Моссовета, 6-9 июля, 19.00