Заговор послов (1965) / Петерс (1972)
Николай Розанцев / Сергей Тарасов
Оба фильма, и "Заговор" мастера триллера Николая Розанцева, и "Петерс" Сергея Тарасова, переквалифицировавшегося затем в постановщика подростковых хитов о Робин Гуде и прочих рыцарях Айвенго, поставлены на Рижской киностудии. Их сверхзадачей было включение в пантеон романтических героев расстрелянных в 1938 году революционеров: латышского стрелка и будущего создателя колымских лагерей Эдуарда Берзина (Улдис Думпис в "Заговоре") и Якова Петерса, заместителя Дзержинского (Эдуард Павулс в "Заговоре", Гирт Яковлев в "Петерсе"). Оба сценария написал Михаил — он же Исидор, он же Иван Борисович — Маклярский, полковник МГБ, кажется, причастный к Катынскому расстрелу, заделавшийся драматургом ("Подвиг разведчика", "Секретная миссия") и сам отсидевший два года за участие в "сионистском заговоре в органах госбезопасности". Когда смотришь фильмы подряд, не отделаться от несколько комического ощущения, что Маклярский — чего ж добру пропадать — слепил "Петерса" из отходов производства "Заговора". В обоих фильмах речь идет о событиях одновременных и отчасти накладывающихся друг на друга: лето 1918-го, "заговор послов" во главе с британским шпионом Локкартом, борьба с левыми эсерами. Но "Заговор" — полноценный триллер. Инфернальный, невозмутимый Берзин, прикинувшись "контрой", проникает в сердце заговора, пройдя изощренные проверки — не только инсценировку расстрела, но и сексуального и алкогольного толка. В "Петерсе" же большая часть событий не столько показана, сколько бегло рассказана зрителю. По большому счету "работает" только одна сцена: Савинков (Сергей Полетаев) проводит конспиративный смотр кадров террористического подполья, сидя на лавочке на московском бульваре. Зато прекрасен Анатолий Фалькович, еврейская звезда Бакинского театра русской драмы: он сыграл в "Петерсе" седьмого из своих девяти за девять лет Дзержинских. Есть изумительная легенда. Загримированного Фальковича привели вживаться в образ в музей-квартиру Дзержинского. Престарелая сестра Феликса, как загипнотизированная, подвинула ему любимое кресло брата и дрожащим голосом спросила: "Фелинька, чаю хочешь?"