Директор Института проблем глобализации Михаил Делягин в интервью «Ъ FM»

Александр Разуваев о внешней экономической политике России: «Если какая-нибудь маленькая страна, ей лучше подружиться с глобальным центром силы, чтобы не иметь проблем, может быть, туда что-то продавать и как-то встроиться в современную жизнь, ну, родились мы маленькие и слабые. Если ты родился зайчиком, понятно, что в джунглях тяжело, лучше подружиться со львом. Но все-таки Россия в силу размеров территорий, даже в силу размеров экономики, особенно до обвала, — это потенциально серьезный и самостоятельный центр силы. И грех, имея такие ресурсы, не попытаться сыграть свою игру и грех идти, по крайней мере по экономике, в каком-то чужом фарватере».

Михаил Делягин о политике, сложившейся в 90-м году: «Наша государственность исторически складывалась как машинка для разграбления советского наследства: есть большая территория, мы ее освоим, переработаем биомассу, которую по праздникам именуем "населением", в денежку, денежки выведем в фешенебельные страны и там их легализуем в качестве личных богатств. Машинка была свинчена хорошо, и так с того времени и работает».

Михаил Делягин о том, как Владимир Путин влияет на принятие экономических решений: «Он занят внешней политикой, он занят стратегией Крыма, Украиной, чем-то еще, сейчас куда-то в экспедицию собрался ехать. Экономика для него — это то, что для нас с вами текущий бачок унитаза. Мы знаем, в принципе, как это починить, мы знаем, как это сделать. Мы знаем, что правильно делать не самому, а правильно позвать сантехника, а вот сантехник, сантехник у него Кудрин. Это человек, которому можно доверить все, и унитаз можно доверить точно. Так исторически сложилось: они вместе были у Собчака, с тех времен, и хорошо друг друга знают, они друзья. Кудрин ему сильно помогал, много полезных вещей сделал. Все, он другого не позовет».

Михаил Делягин о федеральном бюджете: «Самоощущение — это ерунда, проблема в том, что когда мы служим кому-то, а не себе, то мы игнорируем свои собственные интересы. Например, в федеральном бюджете Российской Федерации на 1 июля этого года валяется без движения 9,2 трлн руб., этих денег достаточно для того, чтобы построить новую страну по современным технологиям, комфортную и так далее. Вот это валяется без движения, почему? Потому что если эти деньги дать пенсионерам, то эти деньги не будут обслуживать интересы глобального бизнеса там, в западных ценных бумагах, поэтому пенсионерам давать нельзя. Если на эти деньги построить какие-то заводы, не дай бог, возникнет конкуренция. Мы в ВТО вступили, чтобы у нас точно ничего не выросло, но вдруг что-нибудь возникнет, не дай бог, мы испортим отношения с хозяевами».

Александр Разуваев о валютной политике: «У нас в современном мире единственной валютой инвестиций является доллар США. Штаты поддерживают привлекательность доллара для того, чтобы решить две проблемы: все капиталы идут к ним, за счет этого они без проблем рефинансируют свои долги, и опять-таки за счет этого растет в среднем и долгосрочном плане их рынок акций. У них растет уверенность потребителей и, соответственно, спрос. Заявления, которые были сделаны Банком России пару месяцев назад, понятно, что вес России в мировой экономике не очень большой. Но, так или иначе, поддерживают доллар как единственную валюту инвестиций в мире, потому что если я рациональный гражданин или предприниматель, я могу открыть какой-то бизнес, могу купить российские акции. Я не знаю, что будет, бизнес может прогореть, акции могут упасть в цене — это риски. Доллар абсолютно ликвиден, абсолютно надежен. Плюс, если против рубля в пользу доллара играет сам ЦБ своими интервенциями, да еще нефть дешевая, я лучше куплю доллары, размещу в какие-нибудь долларовые активы».

«Я считаю, что нам все-таки нужна политика сильного рубля. Она может достигаться либо рыночными методами, — и мы здесь скованы в решениях, потому что мы не можем повлиять на цены на нефть, на ставку ФРС и так далее, — либо в условиях геополитического противостояния, отток капитала и так далее возможны административные меры по ограничению движения капитала, либо по спекулятивным валютным операциям. Кстати, все это было после дефолта 1998 года, были ограничения для иностранных инвесторов, например, на деньги, которые они получили в рамках реструктуризации ГКО и так далее. Считается, что в случае форс-мажорных операций такие ограничения — это нормально, но наше правительство ничего этого не делает. И, к сожалению, премьер — не Примаков, а руководитель ЦБ — не Геращенко».

Михаил Делягин о падении рубля: «Это было падение двухдневное. Банк России спохватился, ушел с валютного рынка, и на рубль к доллару в среду, уже даже больше, российская валюта укрепилась. Так что это было краткосрочное колебание, причем вызванное, во-первых, тем, что все испугались падения цены нефти, второе: у нас выплатили дивиденды по акциям, естественно, люди купили на дивиденды валюту, то есть спрос на валюту вырос. А с другой стороны экспортеры закончили выплату налогов, соответственно, перестали сдавать валюту. То есть спрос немножко вырос, предложение немножко снизилось, при этом летом деловая активность низкая, Банк России откупал по 200 млн в день, и вот пожалуйста. Ну и в целом перспективы указывают достаточно внятно, потому что если такие незначительные воздействия могли к таким последствиям привести, то когда люди вернутся из отпусков, рубль плавно пойдет на свое место — 70».

Александр Разуваев о валютных колебаниях: «Рынок еще отыгрывал вероятное снижение ключевой ставки в пятницу. К сожалению, у нас сейчас есть действительно серьезный внешний негатив — это снижение цен на нефть, опять-таки ожидание роста ставки в Штатах, греческие, китайские и прочие дела, ну и действительно пару месяцев назад ЦБ сказал, что нам нужен слабый рубль, он будет покупать валюту при хорошей конъюнктуре и ничего не делать при плохой. Понятно, что это выгодно бюджету, вряд ли кому-то это еще выгодно. Август традиционно плох для рубля, плюс есть риски кризиса валют всех основных развивающихся рынков, поэтому август будет месяцем трудным, особенно учитывая, что ЦБ наш особо ничего не делает, нет, например, возврата и обязательной продажи экспортной выручки. Что касается того, какой будет курс рубля к концу года, все будет прежде всего определяться ценами на нефть, а цены на нефть, в свою очередь, будут зависеть от того, когда начнется цикл повышения ставки ФРС, потому что все-таки пока он еще не начался, ожидания были, что начало будет намного раньше».

Михаил Делягин об игнорировании финансовыми властями реального сектора: «Денежные власти действительно игнорируют реальный сектор полностью. Это все люди из 90-х, если не в силу личной биографии, то в силу своих подходов, и они даже не подозревают о существовании в России какого-то реального сектора, а если формально, должны им непосредственно управлять. Это политика, которая полностью игнорирует то, что должно быть развитие. Люди мыслят исключительно финансовыми категориями, исключительно категориями спекулятивных рынков, либералы, не в том смысле, что они свободу любят, как было 200 лет назад, а в том смысле, что они служат интересам глобального бизнеса, находясь на позициях российского руководства. И, как вице-премьер Дворкович сказал как-то, что Россия должна платить за финансовую стабильность США, ну, вот так они в России за финансовую стабильность США и платят».

Александр Разуваев о влиянии финансовой политики на реальный сектор: «То, что у нас падение промпроизводства за шесть месяцев чуть менее чем 3%, — это заслуга российских компаний и россиян, которые быстро адаптировались к новой реальности. Правительство не имеет промышленной политики, вообще никакой. Плюс очень хорошо быть министром или руководителем ЦБ, когда растет цена на нефть, когда добыча, когда сюда идут капиталы, как было в нулевые годы, но сейчас надо как бы принимать решения и за них отвечать. Мы этого не видим. Есть очень важный еще момент: все-таки российские финансовые рынки достаточно слабо влияют на реальный сектор экономики. Если на пальцах: есть в Америке Джон, у него $100 тыс. в акциях, рынок вырос, стал выпускать 200 тыс., он обрадовался, что он стал богаче, пошел, купил что-нибудь ненужное, обеспечил внутренний спрос, это толкает американскую экономику вверх. Что касается того, что происходит в России: у нас все-таки фондовый рынок не влияет фактически никак на уверенность потребителей, более того, наш Минфин — это пока, по крайней мере, позиция кабинета министров — озвучил очень вредную вещь, что у нас индексация пенсий и прочих социальных выплат будет ниже инфляции. Соответственно, люди не самые богатые станут еще беднее. Наоборот, если стимулировать внутренний спрос, люди пойдут, купят не самую качественную, не самую дорогую продукцию либо российского производства, либо белорусского, это поддержит реальный сектор. Но если такие идеи озвучивать, то наши классические либералы начнут сразу кричать, что господин Кейнс — это история древняя и вообще так поступать нельзя».

Михаил Делягин о принятии решений в экономической политике: «Есть стандартные наборы меню, то есть есть блоки решений. А вот из какого блока будут выбираться решения — это уже вопрос. А принятие решений в экономической политике — это и есть обычная политика. Мы боремся с инфляцией или мы делаем так, чтобы людям в стране можно было жить? Государство чего хочет — чтобы спекулянты могли хорошо зарабатывать на спекулятивных рынках, чтобы они были поволатильнее, или чтобы у людей были рабочие места? Вот выбор между этим — это выбор между ценностями, а это и есть политика. Наше государство на сегодняшний день сделало в области экономической политики принципиальный выбор в стиле 90-х годов: ни в коем случае не ограничивать никакие финансовые спекуляции, потому что это — "ограничение свободы предпринимательства". Произвол монополий — это не ограничение свободы предпринимательства, административный произвол — это тоже не ограничение, потому что административный произвол касается реального сектора, а спекулянтов он в основном не касается. Мы получаем ситуацию, когда если кто-то хочет вдруг что-то развивать, деньги поступают в реальный сектор, завтра они, естественно, сбегают на валютный рынок, потому что кредит реальному сектору выдается под проценты, которые ниже средней рентабельности реального сектора, то есть его невозможно отбить даже теоретически, только в виде исключения».