Герои и родители
Фестиваль Линкольн-центра в Нью-Йорке
Фестиваль театр
В Нью-Йорке прошел традиционный ежегодный фестиваль Линкольн-центра, собравший спектакли разных жанров с разных концов света, в том числе из Японии и Германии. Рассказывает РОМАН ДОЛЖАНСКИЙ.
Кукольный спектакль Резо Габриадзе "Рамона" из Тбилиси, Национальный балет Китая, концерт знаменитого Кливлендского симфонического оркестра, "Король Убю" британца Деклана Доннеллана с участием французских актеров, поставленная немцем Томасом Остермайером в Москве современная версия "Фрекен Жюли" Стриндберга — главный международный фестиваль искусств на Манхэттене не стесняется разброса жанров и ищет неожиданные сочетания имен. Впрочем, соседство на одной из фестивальных афиш имен немецкого музыканта и режиссера Хайнера Геббельса и американского композитора и конструктора музыкальных инструментов Гарри Парча никак не должно было показаться экстравагантным — кому как не Геббельсу могло удаться "извлечь" театр из далеко не простой для восприятия микрохроматической музыки Парча и вписаться с ней в фестивальную программу, рассчитанную все-таки не только (и не столько) на утонченных ценителей театральных экспериментов.
Парч сочинял не только музыку, но и инструменты для ее исполнения. Чтобы сыграть "Delusion of the Fury", последнее произведение Парча, считающееся едва ли не лучшим из написанного им, Хайнеру Геббельсу — вернее, мастеру Томасу Майкснеру пришлось воссоздать особые музыкальные инструменты. Так что сцена в спектакле становится своего рода диковинным выставочным залом уникальных звукоиздающих объектов, сделанных из струн, дерева, стеклянных и металлических фигур, а также бытовых предметов. Звуковой пейзаж Парча включает не только созданную им самим нотную систему, но и специальные звуки и шумы, так что спектакль Геббельса, поставленный им для фестиваля "Руртриеннале", в любом случае оказался приключением для зрительских ушей.
Либретто соединяет в себе африканские и японские мотивы. В первой части произведения переложен сюжет театра но об убийце, бредущем в храм на покаяние, и о являющихся ему духе его жертвы и его сыне, которых в конце концов объединяет примирение. Африканский же сюжет рассказывает о ссоре бродяги, готовящего пищу, и старухе, разыскивающей свою козу, которые тоже мирятся благодаря вмешательству высших сил. Музыканты ансамбля "Музикфабрик", занятые в спектакле Геббельса, сами похожи на бродяг, на отверженных обществом, но веселых парий откуда-то из прежних нью-йоркских богемных районов. Персонажи "Delusion of the Fury" тоже по-своему ищут справедливости, но находят ее не у того высшего судьи, к которому обращаются рядовые обыватели, а у композитора. Примирение персонажам Хайнера Геббельса даровано в слиянии удивительных звуков, добываемых из странных инструментов, поэтому мистерия Гарри Парча к финалу и вправду обретает какое-то возвышающее воздействие на публику.
В спектакле "Кафка на пляже" тоже речь идет о сыне и об отце: подросток убегает из дома в надежде избежать страшного пророчества своего отца. Это тоже японский сюжет, но на сей раз уже аутентичный — спектакль по известному роману Харуки Мураками в Нью-Йорк привез известный японский режиссер Юкио Нинагава, поставивший сценическую версию Франка Галати в собственной театральной компании. Две переплетающиеся истории — мальчика по имени Кафка, спасающегося от "античного" отцовского проклятия, и инфантильного, слабоумного старичка Накаты, понимающего кошачий язык,— Нинагава инсценирует подробно и внимательно. Запутанный, злоупотребляющий философскими размышлениями сюжет Мураками, в котором есть таинственные убийства и естественные смерти, мистические прозрения героев и мнимый инцест, рассказывает о взрослении Кафки и познании мальчиком непознаваемого большого мира.
Трудно сказать, был бы этот спектакль интересен для импорта из Японии, если бы не оригинальное сценографическое решение художника Цукасы Накагоси. По огромной сцене (в Нью-Йорке японцы играли в Театре имени Давида Коха, где обычно идут оперные и балетные представления) ездят эффектно подсвеченные стеклянные витрины, в каждой из которых обустроено одно из мест действия — парк, библиотека, городская улица, автобус, автоматы по продаже напитков, квартира, уголок квартала красных фонарей и т. д. На фоне окружающей черноты они смотрятся отдельными островками или даже одинокими планетами, и герои должны перескакивать с одной из них на другую. В этом большом, красивом и неуютном технологическом мире любой персонаж, тем более подросток, чувствует себя слабой и незащищенной одиночкой. Впрочем, когда в финале наступает пора прозрений и выводов и герои, многозначительно посуровев, зачем-то остаются один на один с театральной пустотой, не по себе становится уже зрителю.