Алексей Маслов о политике «мягкой силы» КНР: «Мы все-таки европейцы в том плане, что нам кажется, что есть какие-то универсальные ценности, которые универсальны вне зависимости от того, Африка ли это, Китай или Европа, они как законы физики практически. А азиатское мышление, в данном случае китайское или, скажем, восточноазиатское, предусматривает, что ценности у всех народов разные, их, конечно, надо уважать, и они самодостаточны. Но китайские ценности — это высшие ценности. Это ценность и подхода к тому, что государство важнее человеческой жизни. В данном случае, кстати говоря, Россия в этом плане с Китаем сближается. Скажем, правящие институты — это ни в коем случае не гражданское общество, это мудрецы, которые пытаются управлять государством, как сейчас в Китае это постоянный комитет Политбюро — девять человек, которые вершат судьбы Китая. Это, безусловно, и ценности китайской культуры, которые Китай проповедует.

Китай действует значительно более умно и хитро, чем любая западная культура. Западная культура испокон веков, то есть с момента распространения христианства до момента распространения демократии, в виде буфера перед собой катит идеологию. На чем Америка-то подорвалась, любовь к Америке? То, что Америка пережала немного со своим экспортом демократии, демократических институтов, попытками навязать какую-то нехарактерную, например, для России систему общественных связей. А Китай как раз не распространяет конфуцианство, он никому ему не навязывает. В Китае никогда не было вот этого прозелитизма. Китай предлагает, казалось бы, очень точные и не всегда какие-то глобальные проекты в области экономики, то есть то, что всех объединяет: "Давайте вместе зарабатывать деньги"».

О том, как Китай ведет бизнес: «Сегодня Китай во всем мире воспринимается как такой добрый, хотя и стратегически важный спонсор. Как только появляется крупный проект, например, Иран, Армения, но есть точно такие же проекты и в Европе, и в Центральной Азии, Китай приходит, говорит: "Мы готовы заплатить". Для Китая заплатить $2 млрд — это не самые большие деньги. Вопрос в другом. Я лично подмечаю, что Китай, обещая, в том числе и России, инвестировать, инвестирует от силы 4, 5, ну, 10% от обещанного. И если мы посмотрим реально, сколько, какие контракты, договоры заключены Китаем с Россией после разворота на Восток, после всей этой довольно бравурной ситуации, если подсчитать инвестиционные договоры все, причем не сколько денег поступило, а на сколько мы заключили, оказывается, что мы от силы наберем дай бог $6-7 млрд по заключенным соглашениям. Но это не значит, что эти деньги поступили».

О проекте «Экономического пояса Шелкового пути»: «Есть одна особенность, как Китай действует вообще исторически. Это как раз один из ответов на вопрос, почему в Китае все эти реформы удались, а в России не удались. В России реформы проводятся сразу: вот мы решили, и вперед, погнали. В Китае все начинается с небольшого эксперимента. Потому что китайцы сами признают, и китайские крупные экономисты в том числе: "Мы не знаем, чем закончится эта стратегия, давайте сначала попробуем на одной провинции, на одной стране, давайте посмотрим, как мир реагирует".

Вот зачем сейчас Китай все время вбрасывает идею "Шелкового пути"? Те, кто интересовался историей этого "Шелкового пути", а именно современной концепцией, знают: когда у китайцев спрашивали, а где план этого "Экономического пояса Шелкового пути", как он будет разворачиваться, китайцы не отвечали. Они говорили: "Вы знаете, у нас есть несколько позиций: политическая интеграция, финансово-экономическое сотрудничество". Я у них спрашиваю, как это, сколько, куда. И оказывается, что у Китая никакого плана нет. Зачем это сделано? Китай забросил идею и смотрит, как мир реагирует на нее. Какой-то фидбэк возникает: кто-то ругает, кто-то говорит: "О, отлично, мы присоединимся". Китай вычисляет своих союзников, нейтральные страны и, соответственно, отрицающие китайскую политику страны. Идея заброшена была два года назад, и вот сегодня она уже обретает какой-то смысл».