Исход или нашествие?
Израильский взгляд на миграцию в Европу. Владимир Бейдер — из Иерусалима
Израильский взгляд на европейскую близорукость
В отношении ближневосточных беженцев, штурмующих Западную Европу, предпочитая Германию, общественное мнение разделилось полярно. Одни хоронят старушку-Европу (кто со злорадством, кто с ужасом и сочувствием), предрекая гибель Старого Света под натиском новых гуннов. Другие взывают к милосердию и ставят гуманных, радушных европейцев в пример паникующим ксенофобам. После долгого сидения в соцсетях, в общем, теперь всякому в меру интеллигентному человеку понятно, кто из них ху, и ху из них с кем: охранители Европы — сами жестокосердные дикари, так и не усвоившие гуманитарных норм современной цивилизации; а готовые открыть страждущим беженцам сердца, кошельки, госбюджеты, свои города и страны, а то и дома — как раз и есть цивилизованные современные люди, государства, общества и сообщества.
Не собираюсь солидаризироваться ни с теми, ни с другими, тем более — рассуждать, кто из них ближе к истине, кто дальше. Но вот что меня настораживает или, скажу нейтрально, чрезвычайно занимает. Жутко интересно, отчего это нет нигде даже не объяснения, не ответа, а самого вопроса, очень простого и совершенно естественного: "А почему именно сейчас?"
Увидеть очевидное
Гражданская война в Сирии идет уже четыре полных года. В Ираке — почти четыре. В Ливии — столько же. "Исламское государство" свое великое наступление начало два года назад. Все это время продолжаются страдания мирного населения в охваченных войнами регионах. И есть беженцы. И их лагеря в соседних странах — прежде всего в Иордании и Турции. В них обитают миллионы. Жизнь там, понятно, не сахар. И гораздо менее комфортна, чем на социале в Германии, Скандинавии, Голландии и прочей Западной Европе. Так вот, кому из находящихся в турецких и иорданских лагерях и бегущих сейчас из воюющих Сирии, Ливии, Ирака, Йемена не была известна эта разница четыре, два, год назад?
Ничем существенным положение населения охваченных войной регионов не ухудшилось в последнее время. Все самое страшное, от чего действительно могла возникнуть общая паника и повальное бегство — вроде применения газового оружия против мирных жителей, массовых казней головорезами ИГ, обращения в рабство иноверцев и ковровых бомбежек городов,— шокировало раньше.
Так почему — повторяю вопрос — они побежали именно сейчас? Причем знали, куда именно бежать ("Германия! Германия! Мы хотим в Германию!"). И знали даже, как бежать: не только маршрут, перевалочные пункты, транспортную структуру и тарифы, но и как себя вести, когда на пути встают кордоны пограничников и полиции. Знали даже, на каком этапе в прорыв должны идти разгоряченные парни, на каком — утомленные дорогой дети. И это не ручейки, не потоки — лавина. Учета нет. По оценкам, размер волны уже перевалил за миллион, говорят о предстоящих миллионах.
Переправить — просто переправить, чисто трансферная задача — такую массу людей из воюющего региона, через море, через несколько стран — операция сродни крупномасштабной военной, сложнейшая логистическая задача.
Я видел и отчасти знаю по рассказам людей, непосредственно планировавших и осуществлявших переправку нескольких сот тысяч евреев из бывшего СССР в Израиль в конце 1980-х — начале 1990-х, в несравненно более комфортных условиях, с привлечением несравнимо больших возможностей, сил и средств целого государства, какой сложности и напряженности был этот трансфер, какой изобретательности он требовал.
Боевые генералы израильской армии, на счету которых множество дерзких и славных военных операций и победных войн, рассказывали мне как о самой масштабной операции в своей жизни об участии в переброске по воздушному мосту эфиопских евреев в 1991 году — гордились. Тогда, мобилизовав весь гражданский воздушный флот Израиля, всю транспортную авиацию израильской армии, истребители сопровождения и наземный десант, удалось за 48 часов вывезти из осаждаемой повстанцами Аддис-Абебы всего-то 14 тысяч беженцев. Но гордятся до сих пор.
А тут — миллион, и неизвестно, кто устроил. Сами пришли. Предлагается поверить: одновременно встали по собственному наитию, побежали, бежали, бежали и добежали наконец; здравствуй, незнакомая страна...
Кто дергает за ниточки
Больше, однако, верится в другое: с такими массами, с такой сложности задачей ничего не происходит само собой, спонтанно. Существует соответствующая масштабам и целям организация, структура, отрасль, сеть, которая планирует, готовит, строит логистику, мобилизует клиентуру, кадры, средства, разрабатывает методы, осуществляет акцию.
В принципе, это само собой разумеющееся. И многие беженцы не скрывают, что оплатили свой вояж, называют суммы. Если это бизнес (а не международная диверсия, о чем позже), то, получается, существует некий преступный синдикат. Он взимает с несчастных клиентов деньги, гарантируя услугу, которую оказывать придется странам, где окажутся клиенты, социальным обеспечением и натурализацией. То есть продает то, что ему не принадлежит и что оплачивать будут европейские налогоплательщики...
Тогда у меня еще один существенный вопрос — того же рода, что и первый: почему никто не задается вопросом, что это за синдикат? И опять отсутствие вопроса в европейской публичной сфере, в медиа — важнее ответа.
Я верю в возможности европейских разведок. Британская и германская считаются одними из лучших в мире. Масштабы деятельности этого синдиката контрабандистов (если не исламистов, что еще актуальнее) столь широки, а клиентура столь многочисленна и не столь молчалива, что разведслужбам наверняка уже известно, кто стоит у истоков стихийного беженского потока и заводит его механизм. Тогда почему же кадры с трупиком курдского ребенка из Сирии, прибитого прибоем на средиземноморский пляж, увидел весь цивилизованный мир (и справедливо ужаснулся!), а естественным вопросом о том, кто снаряжает эти дырявые посудины, подвергая риску тысячи таких же детей, не задался никто? Разве нет связи между тем и другим?
Получается так: если нет вопроса — нет и связи, не с чем связывать. Хотя очевидно: и в самом регионе, и в мире хватает сил, заинтересованных в том, чтобы поток беженцев отвлек внимание от передела границ и смены режимов, от зачисток по этническому и религиозному принципу. А ведь этот процесс не исчерпан чередой арабских революций — наоборот, ставки растут, через противостояние с курдами в игру понемногу втягивают Турцию, были попытки втянуть Израиль.
Мне объясняли профессиональные разведчики, в каких случаях они обнародуют имеющиеся у них сведения. Всего в трех: 1) когда это нужно им самим в оперативных целях; 2) в целях дезинформации; 3) когда этого требует политическое руководство для своих целей. Это все к тому, что информации об истинных организаторах великого переселения народов Ближнего Востока в Западную Европу нам не дождаться. По крайней мере, от замечательной германской разведки: после того, как принято правительственное решение принять устремившихся в Германию нелегалов, такого указания не последует — эта информация будет выглядеть неуместной.
Ни один вменяемый германский политик не решится публично обнародовать свое недовольство наплывом иммигрантов, даже если оно у него есть. Потому что тогда он себя заявит как правого, а в Германии это почти то же, что неонацист — конец репутации респектабельного государственника. Вот и помалкивают, соглашаются. Думаю, по этой же причине те, кто ассоциирует себя с либералами и гуманистами, настойчиво не желают задаваться естественными, но нежелательными вопросами, хотя рискуют меньшим — репутацией в своем кругу. Проявлять сочувствие к бедствующим — прилично, выяснять подоплеку — нет: вам что — детей не жалко?
Обманчивое сходство
В Израиле тема нелегальных беженцев актуальна. Мы сами были такими. Председатель Рабочей партии "Авода", лидер левого блока "Сионистский лагерь" и глава парламентской оппозиции Ицхак Герцог первым из видных израильских политиков заявил, что Израиль обязан принять у себя часть арабских беженцев.
— Мы не имеем права стоять в стороне,— сказал он,— ведь и наши братья в свое время слонялись по миру, ища убежища, и никто нас не желал принимать.
Это правда, так было в истории. И многих заставляет строить зеркальную аналогию. Когда премьер Нетаньяху на заседании правительства сказал в ответ на предложение Герцога, что при всем сочувствии к судьбе беженцев Израиль слишком маленькая страна, чтобы принимать их у себя, глава оппозиции сделал еще одно заявление: "Премьер-министр забыл, что такое быть евреем!"
Броская сентенция сначала будировалась в прессе, но быстро ушла: аналогия все же неточна. И об этом необходимо говорить.
Толпы, которые устремились сегодня в Европу, разительно отличаются не только от еврейских беженцев Второй мировой и ее кануна, но и от их соплеменников в лагерях беженцев в Иордании и Турции. Посмотрите, как выглядят те и другие. Там — женщины, дети, старики, борющиеся за жизнь. Здесь — в основном молодые агрессивные люди. Сравните кадры, сделанные операторами западных телекомпаний, и любительские съемки простых очевидцев, выложенные в интернете. У первых — специально выловленные длинные планы детей на руках у родителей, у вторых — дети почти не попадают в кадр: их мало, все пространство занимают молодые и злые.
Почитайте свидетельства очевидцев, которым пришлось столкнуться с нынешними пришельцами. Так себя беженцы не ведут. Беженцы спасаются там, где могут укрыться от войны. А не требуют, размахивая палками и круша вагоны и автобусы, отправить их в страну с самым высоким социалом. Они благодарят спасителей, а не плюют им в лицо.
Поэтому меня обескураживают и смешат то и дело попадающиеся в статусах уважаемых мною коллег сравнения этих инфильтрантов не только с еврейскими беженцами времен войны, но и с русскими эмигрантами послереволюционной и постсоветской волны. Дескать, и те были в той же шкуре, и тех чурались аборигены, а вот — интегрировались, встали на ноги, обогатили принявшую их страну — мол, так же будет и с этими.
Конечно, все люди равны перед богом, никто же из нас не расист. Но у разных людей могут быть разные культурные коды и разные цели в жизни. Когда я смотрю на кадры бесчинств новых пришельцев с Востока, мне трудно их сравнивать с эмигрантами постсоветской волны из бывшего СССР, которых навидался много и в Израиле, и в той же Германии, зато легко — с обитателями мусульманских кварталов в Западной Европе.
Поэтому мне важно, чтобы у публики, исполненной жалости к инфильтрантам из несчастных стран, а более всего у коллег, волей судьбы формирующих общественное мнение, возникали неудобные вопросы, которые они, вопреки очевидности, не задают. Хотя бы вопросы. Ответов мы дождемся уже скоро.
Среди этих ответов может быть и самый страшный: когда выяснится, что с этой массой в Европу активно проникает "Исламское государство" и исламский экстремизм.
Нас успокаивают, что это профессиональная задача европейских спецслужб — выявить агентов ИГ среди вновь прибывших иммигрантов. Успокоимся?..