Самые важные слова, которые Владимир Путин произнес в Херсонесе

Владимир Путин и Сильвио Берлускони закончили двухдневный осмотр Крыма посещением древнего города Херсонеса и каждым своим жестом давали понять там: Крым наш. А специальный корреспондент “Ъ” АНДРЕЙ КОЛЕСНИКОВ стал свидетелем уникальной клятвы российского президента.

В субботу Владимир Путин и Сильвио Берлускони залетели в Бахчисарай, наскоро осмотрели местный дворец и перелетели в Херсонес, который находится в черте города Севастополя. Конечно, если бы они передвигались эти полтора дня на машинах, то успели бы побывать в паре мест, не больше. А так не осталось, кажется, в Крыму клочка земли, который они бы не освоили.

Причем всякий раз это были многозначительные клочки. Каждый из них — гора Гасфорта, Массандра, Ялта, Севастополь, Ливадия — так или иначе подчеркивал, что он неизбывно (иначе и не скажешь; разве что неизбежно, так как рано или поздно воссоединение должно же было состояться) связан с русской историей и даже олицетворяет ее. И какой же это тогда Крым, если не наш. Так это должно, видимо, было укорениться в головах даже самых посторонних и незаинтересованных наблюдателей. А незаинтересованных не было в этой полуторадневной истории. И разве не прильнула, например, Украина к экранам телевизоров в эти два дня?

А в субботу в Севастополе я уже слышал анекдот. И это был анекдот дня (вернее, второго дня). Раньше в Крыму было три государственных языка: русский, украинский и крымско-татарский. А теперь четыре: русский, украинский, татарский и итальянский.

И никто уже, по-моему, не удивлялся, когда над каким-нибудь городом вдруг стремительно начинал снижаться вертолет, и не один, а через несколько минут по этому городу начинали гулять два товарища.

И думаю, что крымчане настолько привыкли к их присутствию, что сейчас с недоумением смотрят в небо: да куда же они запропастились?

В Херсонесе они использовали для перемещений не только вертолеты и автокортеж, но и катер.

Катер не спеша проплыл мимо экскурсантов, которых в субботу было много на территории древнего города, и пришвартовался к причалу. Впереди шли два крохотных военных катерка, и я подумал, что неужели все тут уже так расслабились, что позволяют себе не беспокоиться о безопасности на воде.

Но, как только и основной катер начал швартоваться, из воды в его еще бурлящем или даже кипящем фарватере как поплавки стали возникать головы аквалангистов, спешащих надышаться… Я сразу насчитал не меньше десяти и быстро отвернулся, чтобы никто потом не сказал, что я слишком много знал.

Им, пока они шли к Владимирскому храму, все опять кричали. Благословляли, благодарили, да что там — боготворили. Снимали и снимались… Причем жители Крыма ко второму дню освоили новые технологии. Многие из них и в самом деле, видимо, учили ночью итальянский, потому что к господину Берлускони теперь обращались на его родном: «Буон джорно!», «Грациа!», «Браво!» и «Мольто карраджиосо!».

Они вошли в храм. Тут история была непростая. Ведь князь Владимир, который, говорят, принял тут греческое христианство (человек очень хотел породниться с византийской принцессой Анной, но в Византии ему сказали, что с нехристем иметь дело не будут, он обиделся, принимать веру отказался, прибыл в византийский тогда Херсонес и взял его штурмом, а также хитростью и предательством одного из защитников, предъявил Византии ультиматум, но тут наконец ослеп, понял, что это наказание и что без веры не обойтись, крестился и опять прозрел), был все-таки киевским князем.

Но эта вина его искупается, видимо, тем, что крестил-то он впоследствии все-таки Русь. Так что и Херсонес — русская, чего там говорить, история.

Господа осмотрели предполагаемую купель, и Владимир Путин заявил, что надо здесь устроить не имеющий аналогов православный центр. Видимо, так теперь и будет.

Интересно, что Сильвио Берлускони было одет все в ту же черную рубашку и черный костюм, что и накануне. Темные замшевые туфли он тоже не стал менять (про носки информации нет). А зачем, действительно. Пусть Крым запомнит его таким.

Владимир Путин выходил из купели первым, и я спросил у него то, что действительно очень интересовало:

— Чья была инициатива приехать в Крым?

Косвенные данные у меня были (см. прошлый номер “Ъ”), но хотелось, конечно, получить информацию из первых рук (от господина Путина). Или хотя бы из вторых (от господина Берлускони).

Президент какое-то мгновение размышлял, прежде чем ответить (и можно было понять: он думал, видимо, не подставит ли товарища ответом), но все-таки решил сказать (уж если за эти два дня кто-то и мог кого-то подставить, то только Сильвио Берлускони — сам себя).

— Берлускони попросил,— пожал он плечами.— Хотел посмотреть Крым, посмотреть, что здесь происходит, как люди живут, как относятся к сегодняшним процессам… хотел встретиться с представителями итальянской общины.

Насчет желания или даже необходимости знакомиться с диаспорой это было все-таки, думаю, преувеличение. Хотя даже это не исключено.

— Кстати говоря,— добавил Владимир Путин, кивнув подошедшему другу,— когда мы вчера встречались с представителями этой общины, а их оказалось даже больше, чем я думал (то есть примерно 90 человек.— А. К.), руководительница общины (женщина в инвалидной коляске из прошлого номера “Ъ”.— А. К.) обратила мое внимание на то, что в указе по поводу реабилитации репрессированных народов итальянцы вообще не указаны.

Господину Берлускони переводили, и он улыбался странной, честно говоря, улыбкой, которую с расстояния вытянутой руки (но я не вытягивал, нет) интересно было рассмотреть. Она была широкой и в то же время словно резиновой, мгновенно появлялась и так же мгновенно исчезала. Он делал ее когда считал нужным. Человек, столько времени занимающийся политикой, никогда уже не избавится от такой улыбки.

— Оказались забыты итальянцы! — продолжил господин Путин.— Несмотря на то что другие народы… и крымские татары, и армяне, болгары, немцы… там упомянуты. Я обещал, что мы это поправим, и хочу проинформировать нашего друга, что сегодня я подписал изменения в этот указ, где сказано и о необходимости реабилитации итальянской диаспоры, итальянцев, которые здесь проживают.

— Я лично видел, как это происходило,— с улыбкой подтвердил Сильвио Берлускони.

Тут они, конечно, сыграли несинхронно.

Даже из вежливости стоило обратиться к итальянцу.

— Что вам больше всего запомнилось за эти два дня в Крыму? — поинтересовался я.

Господин Берлускони поощрительно кивнул: давал, видимо, понять, что ждал этого вопроса, и даже, может, все эти два дня; в конце концов, они первый раз за это время что-то говорили журналистам.

— Я считаю, что вся крымская земля прекрасна! — по-итальянски (во всех смыслах) воскликнул он.— На меня произвело большое впечатление все: и природа, и море, и горы, которые поднимаются на сотни метров,— замечательный фон для всей этой прекрасной природы!

— А посещение Массандры? — счел своим долгом уточнить я.

Но он не услышал:

— У меня даже иногда дух захватывает на все это смотреть! Президент Путин показывает мне очень интересные места! Например, место, в котором мы сейчас находимся, откуда фактически пошла христианизация всей России.

Таким образом, господин Берлускони очень правильно расставил акценты.

— И мне очень нравится идея создания здесь историко-культурного центра… Думаю, если господин Путин сочтет необходимым, я буду готов направить сюда итальянских архитекторов, чтобы они, может быть, помогли или привезли сюда итальянские растения, чтобы восстановить понимание важности этого места, которое этого, конечно, заслуживает.

Видимо, накануне он запомнил рассказ экскурсовода, что на горе Гасфорта, где было итальянское кладбище, в свое время росли кактусы опунции, по которым только и можно было определить, где это разграбленное кладбище находилось.

Он и потом, отойдя в сторону, выговаривал Владимиру Путину, что местность эту надо облагораживать:

— У нас в таких местах все дорожки камнем выложены или заасфальтированы!

Господа хотели уже идти дальше (меня, не в силах зажать рот, каменно схватил за руку охранник итальянского премьера), но все-таки еще один вопрос, тоже в продолжение вчерашней темы, успел задать корреспондент агентства Bloomberg Илья Архипов:

— Владимир Владимирович, вчера на набережной Ялты люди из Донбасса вам кричали, просили Донбасс забрать. Сейчас ситуация с Минскими соглашениями сложная. На ваш взгляд, на эти просьбы людей с Донбасса стоило бы откликнуться?

Президент остановился:

— Мы душой и сердцем с Донбассом, но, к сожалению, такие вопросы на улице не решаются. Это серьезные вопросы, которые касаются судеб всей России и людей, которые проживают в Донбассе.

Он добавил, что, «конечно, нужно реабилитировать эту территорию с социально-экономической точки зрения» и что, «слава богу, сейчас уже пошел, насколько мне стало известно, уголь из Донбасса в Киев (Это была новость. В Киеве эту новость пока не транслируют. Может, стесняются.— А. К.). Это значит, что и мы можем начать дополнительно поставки угля».

Наконец друзья продолжили движение по развалинам Херсонеса. И тут тоже, конечно, была пара моментов.

Они постояли под колоколом, который сюда в свое время привез император Александр I. Но известен колокол прежде всего тем, что под ним махал рукой лисе Алисе и коту Базилио Буратино в одноименном фильме. («Некоторые говорят, что эта территория теперь и есть Поле чудес в Стране дураков,— рассказывала нам часа за полтора до этого экскурсовод.— Но ведь это не так!»)

Они прошли мимо работающего в развалинах археолога, рядом с которым стояла тачка, необыкновенно воодушевившая телеоператоров и фотокорреспондентов надписью на ней: «Санкции!!! Бараку Обаме, Ангеле Меркель, Кэтрин Эштон, Виктории Нуланд запрещено находиться возле этой тачки в радиусе 250 км».

Теперь тут не было самой этой тачки.

Зато воображение Владимира Путина потрясла девочка лет четырех, которая в одних трусиках, вся перемазанная чем-то красноватым, скакала перед ним, необыкновенно быстро, прямо по развалинам, которые бесконечными правильными квадратами лежали тут же под ногами.

— Откуда здесь этот Маугли?! — воскликнул российский президент и позвал девочку.

Она спряталась за камнями, через несколько секунд оттуда показалось только ее лицо. И девочка, смеясь, крикнула:

— Не хочу! Не хочу.

Далеко пойдет девочка с такими навыками кокетства.

Тут один фотокорреспондент решил, видимо, сделать кадр и рванул за девочкой по развалинам, пытаясь схватить ее за руку и отвести к высоким гостям.

Впрочем, попытка была смешная: так гусеница пытается догнать белку.

— Ну вот,— всплеснул руками господин Берлускони,— испугал девочку…

Он был расстроен. Белокурая бестия тоже произвела на него сильное впечатление.

И все-таки Сильвио Берлускони уверенно терял интерес к происходящему. Этот человек устал. Господин Путин увлеченно слушал экскурсовода, а итальянец медленно шел за ними, отставая метров уже на двадцать. Что был ему, в конце концов, город Херсонес после города Рима?

Наконец Владимир Путин и Сильвио Берлускони дошли до выставки лучших артефактов, которые собрали на территории Херсонеса за все то время, что его раскапывали. Помещение оказалось крохотным, но неравнодушным людям удалось поместить в нем максимум возможного. Здесь было множество подпиравших друг дружку колонн, датированных началом нашей эры, мозаика, бесконечная утварь…

Сильвио Берлускони, до этого, кажется, прочно потерявший интерес к происходящему, вдруг принялся осматриваться вокруг себя с утроенной силой. Впрочем, это была агония. Еще через минуту он совсем остыл.

Владимир Путин между тем не то что не сдавался, а кажется, подпитывался от увиденного все новой энергией. Вот он вдруг, заметив, наверное, что Херсонес все-таки выпил из его друга весь жизненный сок, положил ему руки на плечи и произнес то, что, судя по его виду, давно собирался, но не решался, что ли, или откладывал на потом.

И вот «потом» наступило:

— Сильвио, вот вы натворили дел в Ливии. Ты был готов за это заплатить.

Господин Берлускони осторожно кивнул. Ему предстояло понять, к чему клонил российский президент.

— Так вот, здесь итальянские войска стояли триста лет. Ты нам должен!

То есть он как мог встряхнул господина Берлускони.

И тот встряхнулся:

— Да, но это были не итальянцы! Это были римляне.

Кто-кто, а Сильвио Берлускони что-что, а личную, или, вернее, лишнюю ответственность умел с себя снимать.

Но и на этом Владимир Путин не успокоился. Проходя мимо одного из сопровождавших его, он вдруг снова встрепенулся:

— Нет, ну он же нам должен!

— Логично! — ответили ему.

Заинтересованных в возвращении долга здесь с каждой секундой становилось все больше.

Президенту тем временем рассказали, что в свое время тут был раскопан камень с текстом клятвы гражданина Херсонеса отцам города, и объяснили, что когда-то, еще до нашей эры, кто-то из граждан подвел своих отцов, а вернее, предал. И вот они придумали, что каждый гражданин должен отныне клясться, и не мамой, а всем еще более святым для греческого народа.

Владимир Путин кивнул, присмотрелся к тексту, висевшему на стене (типографская копия, конечно), и зачитал:

— Я не буду ниспровергать демократического строя и не дозволю этого предающему и ниспровергающему… Я не буду давать или принимать дара во вред государству и гражданам…

Когда он это все произносил, я, честно говоря, не верил ушам своим и потом все-таки сказал:

— Владимир Владимирович, вы же понимаете, что поклялись сейчас?

— В чем? — холодно переспросил он.

— Что не будете ниспровергать демократического строя…

— Да я-то понял,— так же холодно кивнул он.— А вы понимаете, что это вам надо это внимательно прочитать? Там про все написано… И про строй, и про дары…

Он отошел к другому экспонату, но вглядывался в него уже как-то рассеянно и слушал без комментариев.

Сильвио Берлускони смотрел на происходящее с явным недоумением. Ему, я видел, все дотошно переводили, и все-таки он недопонимал.

Я подошел к тексту присяги и стал переписывать процитированные президентом места. Мне очень не хотелось ошибиться.

А Владимир Путин, возвращаясь, неожиданно подошел и сказал:

— Читаете? Вот и читайте!

— Я даже конспектирую.

— Можете брошюру взять, там, по-моему, все это есть. И учите.

Как он в этой суете заметил-то эти глянцевые проспектики с текстом присяги на русском и английском, которые лежали в сторонке?..

И, уже отходя, вдруг, глядя в другую сторону, негромко, но отчетливо произнес:

— Я эту клятву давно уже дал. Еще в 1975-м.

Он, значит, принял это близко к сердцу. И видимо, думал над ответом. И ответил.

Осталось выяснить, что было в 1975-м в его жизни.

А я это и так знал.

Он курсы подготовки оперативного состава закончил, после которых уехал работать в ГДР.

Андрей Колесников, Крым