Выбор Лизы Биргер

«Зоопарк»
Александр Тимофеевский

Новый сборник Александра Тимофеевского непредсказуемо открывается с самого известного его стихотворения — с пешеходов, которые бегут по лужам,— являющегося на самом деле монологом поющего крокодила. Но за крокодилом следует тур, за туром — жираф, за жирафом — моржи и тюлени, и в целом все, как и обещано, складывается в полноценный зоопарк. Тимофеевский, несмотря на то, что поэт он совсем не молодой и очень востребованный, так и не растерял запала — во всех его стихотворениях есть знакомый нам веселый задор, словесные игры, перевертыши и прочие радости детской поэзии, удачно проиллюстрированные художником Мариной Павликовской. А также различные чувства, за которые, собственно, нас и цепляет поэзия. Магистральное чувство здесь — та самая легкая печаль, без которой не объяснить советскую популярность крокодила Гены. Здесь «лошади в мыле // И птицы в пронзительном свете», тур «прямо в нас глядит из тьмы, // Но видит он не то, что мы». И, наконец, жираф — «Такой большой-большой, высокий, // Такой большой и одинокий, // Так не похожий на коня // И так похожий на меня». Возможно, этим и объясняется советская и постсоветская популярность этих стихов — веселье здесь становится еще более честным от того, что происходит «несмотря на», вопреки одиночеству и грусти. Впрочем, дозы этой грусти у Тимофеевского гомеопатичны:

Нас увозят лохматые пони,
Такие огромные кони.
Мамы, бабушки машут платками
И прощаются с нами.
Мы уедем в далекие страны.
Одно только странно —
Чуть отъехали, на повороте
Снова бабушки, мамы и тети,
Так похожи на наших

И тоже платочками машут.

Компас-Гид

«Вычитанные страны»
Владислав Ходасевич

Ценнейшая книжка текстов Владислава Ходасевича для детей, примечательная именно тем, что никакого детского Ходасевича, считай, и не существовало — но, создавая русскую детскую литературу, Корней Иванович Чуковский активно Ходасевича в нее зазывал, и, видно, именно его стараниям мы обязаны почти случайной паре стихотворений и переводов английских песенок. В сборнике к ним прилагаются сказки и переводы польских притч о Богоматери, таким образом, удалось создать что-то вроде детского Ходасевича. А благодаря рисункам Аллы Джигирей, внимательной к стилю дореволюционных детских иллюстраций, книга и внешне похожа на то, что могло появиться в начале прошлого века. И правда — несмотря на случайность, «незакономерность» этих текстов, все вместе они обладают удивительной цельностью. Это детская литература, созданная до канона, то есть до Чуковского с Маршаком, которая кует саму себя в переводах с английского, придумывает себя, еще не зная. Поэтому главным здесь становится не игра, не сюжет, а собственно литература: мышки грызут книжки, мальчик прячется от гостей в выдуманных странах из прочитанных им романов, и ребенку нет здесь другой задачи, как тренировать воображение. Как, собственно, в переводе этой детской песенки:

Если б было нам дано
Все моря вместить в одно —
Вот бы вышел океан,
Вот бы встал над ним туман!
Если б разом волшебство
Превратило в одного
Всех людей из разных стран —
Вот бы вышел великан!..
Если б только мы могли
Изо всех дерев земли
Сделать дерево одно —
Вот бы высилось оно!
Топоры бы все собрать
Да в один топор сковать,
С рукояткою одной,—
Вот бы был топор большой!
Если б этим топором
Это дерево потом
Подрубил бы великан,
Да столкнул бы в океан,—
Вот ужасный был бы треск!

Вот бы громкий вышел всплеск!

Детгиз

«Это грузовик, а это прицеп!»
Анастасия Орлова

Молодого поэта Анастасию Орлову отличает удивительное чувство простоты, слух к той концентрированной жизни, которая и составляет самую соль стихов. Поэтому даже ее проза для условных двухлеток — это чистой воды поэзия. Из одних почти звукоподражаний Орлова создает замечательный сюжет путешествий грузовичка, с падениями, поломками, потерями и радостными находками. Любое движение превращается здесь в сюжет, целая драма складывается из того, как катаются арбузы в кузове на поворотах: грузовик налево, а они направо, и наоборот. Даже ритм кажется выверенным от быстрого перестука дождя до вынужденной остановки на дороге, перекрытой коровьим гуртом. Драма путешествий грузовичка требует, конечно, некоторого театра: «Дождь говорит: кап-кап! А дворники по стеклу: ших-ших! А дождь поливает: хлюп-хлюп! А дворники в ответ: вжик-вжик!». А еще гуси, коровы, горки, ямы. Под конец начинаешь подозревать в этих «А впереди ямка, ба-бах! А впереди лужа: плюх!» некоторую метафору российской действительности. Но чтение этой книги, замечательно, кстати, проиллюстрированной Ольгой Демидовой, тем и хорошо, что способно примирить нас почти с любой действительностью.

Росмэн

«Стихи с горчицей»
Вадим Левин

Прекрасный детский поэт Вадим Левин уже десятилетия как прописался на наших полках — «Глупая лошадь» просто необходима в каждой детской библиотеке. В новом сборнике тоже, конечно, про лошадь в калошах не забыли, но есть здесь и новые стихи. Чем замечателен Левин, так это своим вниманием к маленькому: он здесь выстраивает целый мир, наблюдая за божьими коровками, лягушками и цыплятами, и даже самые незначительные события выводит в сюжет: «Поросенок мылся в луже — только вымазался хуже». Но известность ему, конечно, принесла любовь к игре и даже легкому хулиганству:

Дядя Юджин спешил к нам на ужин,
поскользнулся и шлепнулся в лужу.
Не волнуйтесь, друзья, бога ради! —

Мы прекрасно поели без дяди!

Самокат

«С неба падали старушки»
Маша Рупасова

Стихи Маши Рупасовой поначалу прославились в интернете — и понятно, почему: они прежде всего оказываются ужасно знакомыми, как будто мы все это уже читали, просто слегка в другом виде: «— Гуси-гуси-гусаки! // Вы пришли уже с реки? // Гуси-гуси-га-га-га // Отвечают ей: // — Ага!» Рупасова, конечно, говорит не с детьми, а с взрослыми, которым ее образы давно знакомы и понятны. Вот откуда в ее стихах столько старушек — и дач, и огурцов, и индюков с гусями, и сковородок с оладьями. Ничего удивительного, что это путешествие в детство неизменно оказывается счастливым: тут сами стихи, собственно, и становятся способом разговора о счастье: «поскорей купаться в речке приходите, человечки». Даже когда цитирование кажется очевидным, а образы вторичными, Рупасовой все равно удается использовать заданные самой себе узкие рамки во благо:

Солнце плавало
В корыте,
Мы несли домой чабрец.
На окне лежал
Немытый
Позабытый огурец.
Лета много, только мало!
Ничего,
В конце концов,
Повторится все сначала.

И начнется с огурцов.

АСТ