Ушаков не воспринимал себя европейским мастером
Куратор выставки "Симон Ушаков. Царский изограф" Елена Саенкова — о Смутном времени, иноземных влияниях и античности на Руси
Выставка иконопись
— Ушаков ведь первым занял должность главного по иконописи?
— Да, он руководил иконописной артелью Оружейной палаты, но не только в этом его значение для русского искусства. Представьте себе Смутное время, разрушенную экономику, новую династию Романовых. После нескольких лет политической нестабильности на престол восходит шестнадцатилетний юноша. Он правит при помощи своего отца, митрополита Филарета, насильно постриженного в монашество и практически не имевшего духовного опыта. Оба хотели соответствовать своему положению, статусу, и на них лежала сложная задача воссоздать страну, не только ее экономику, но и культуру. После Смуты необходимо было вернуться к истокам русской государственности и культуры, возродить то, что воспринималось как исконно православное, свое. В архитектуре это был крестовокупольный пятиглавый храм, такой как Успенский собор Московского Кремля, типология которого восходила к византийской традиции. Сложное чинопоследование богослужений Успенского собора также постепенно привели в порядок, опираясь на рукописи и воспоминания служивших в храме священников. Сложнее дело обстояло с иконописью. В XVII веке в Москву приезжали врачи, инженеры, военные, купцы. Католики и протестанты, для которых особое благоговение русских людей к иконе, ее роль в культуре Русского государства оставалось непонятным. Для того чтобы защитить иконопочитание от различных неуместных вопрошаний, русским людям и в первую очередь иконописцам вновь приходилось обращаться к богословию святых отцов. Обратите внимание, что иконописцы были прекрасно образованны. Они искали возможности исправления иконописи, воссоздания древних византийских канонов. С этими взглядами перекликались настроения правящей династии о мощном православном государстве, о возрождении великой Византии.
— Какое место в этом имперском проекте занимает Ушаков?
— Он не воспринимал себя реформатором. Ушаков и его соратники хотели прежде всего избавиться от неумелого и ремесленного письма. В своем сочинении "Слово к люботщательному иконного писания" Ушаков говорил, что если человеку дан талант, то грех его употреблять ради личного обогащения и еще больший грех — это небрежное отношение к своей работе, которое станет поруганием святого образа. В этом сочинении Ушаков рассуждает о Боге как о первом художнике, самым значимым произведением которого стал человек. Идея Бога-художника, конечно, не была чужда православию, но все-таки она возникает в русской культуре под влиянием западной традиции.
— Интересно, что в этот момент происходит с категорией авторства? В западном мышлении с ней как раз связана эмансипация и индивидуализация искусства. Во времена Ушакова происходит нечто похожее?
— Не совсем. Мы знаем много имен иконописцев и до XVII века, они упоминаются в разных исторических источниках, но, к сожалению, их произведения не сохранились. С XVII столетием дело обстоит иначе, до нас дошли подробные биографические сведения о мастерах и десятки сохранившихся произведений, ими написанных. Для Ушакова подпись на иконе была не просто автографом, как для западных художников. Это была скорее персональная категория ответственности за написанный образ. Здесь проблема творческой индивидуальности не стоит на первом плане. При этом все тщательно документировалось, и мы знаем, например, над какими иконами Ушаков работал не один, а с учениками. Благодаря документации мы и можем определить круг работ Ушакова, без его автографов это было бы сделать сложнее, поскольку он писал каждый раз по-разному, постоянно экспериментировал в своем творчестве.
— Вы слово "эксперимент" употребляете в современном смысле?
— Да. Он пробовал менять традиционную манеру письма. Он накладывал большее количество слоев, использовал цветные лаки. У нас представлены две иконы "Святой Троицы", исполненные с разницей в год. Одна написана в традиционном изводе для подмосковной церкви, другая — для греческого заказчика, видимо жившего в Венеции. И тут все совершенно иначе: архитектурный пейзаж с античными реминисценциями, попытки писать по-гречески, правда, с ошибками.
— На выставке есть работы, подписанные именем Ушакова, но явно не принадлежащие его кисти. Почему вы решили показать их?
— Это говорит о его популярности. Слава Ушакова была велика, и появление таких вещей в позднее время, с одной стороны, можно объяснить желанием продать их за более высокую цену. С другой стороны, еще с раннего христианства возникает традиция, когда произведение подписывали именем уже известного автора, чтобы удостоверить его каноничность. Таких примеров множество в литературе, например, именем апостола Иоанна Богослова надписывали сочинения V-VI веков. Мы хотели показать, где настоящий мастер, а где нет и почему это произошло. Например, на выставке экспонируется Спас Нерукотворный, принадлежавший роду князей Репниных. Икона подписана именем Симона Ушакова. Коллеги из Русского музея провели исследования и показали, что древняя живопись под поздней записью не сохранилась. А имя Симона Ушакова мастер XVIII века воспроизвел на поновленной иконе, поскольку это было важно для владельцев, это часть предания о семейной реликвии.
— В вопросе раскола православной церкви и возникновения старообрядчества Ушаков занимал какую-то позицию? Знаменитый пассаж протопопа Аввакума о Христе, который в современных ему иконах "яко немчин толст учинен",— это про Ушакова?
— Каких-либо записей и упоминаний о его отношении к тому, что происходило, не осталось. Думаю, что радости раскол и последующие события у него не вызывали. Что касается слов протопопа Аввакума, сложно сказать, что он имел в виду. Под понятие "фряжского письма" может попасть любая западная живопись. Но ведь и патриарх Никон после богослужения однажды публично разбил "фряжскую" икону как негодную. Симон Ушаков очень аккуратно обращался с заимствованиями из западной культуры, переосмысляя их в соответствии с православной традицией. Когда мы смотрим на иконы Ушакова, у нас не возникает ни малейшего сомнения, что перед нами именно образ, а не картина.