Гендиректор Большого театра Владимир Урин — о главных премьерах 240-го сезона. Беседовала Екатерина Данилова

В начале юбилейного, 240-го сезона в Большом театре "Огонек" побеседовал с генеральным директором театра Владимиром Уриным

— Мы встречаемся в начале сезона. Два года, вы говорили, театр продолжает выполнять договоренности предыдущего руководства. Афиша этого сезона — "ваша"?

— Да, эта афиша полностью составлена нами. Одна договоренность перешла от прошлого руководства — это "Роделинда" Генделя, совместная постановка с Английской национальной оперой. Но мы знали об этой постановке, были на показе макета и на премьере и только после этого приняли решение о включении названия в афишу, то есть за все, что происходит в этом сезоне, мы уже полностью несем ответственность. Должен сказать, что мы не отказывались от ответственности и за прошлые два сезона.

— Какие премьеры и события ждать в этом сезоне?

— Первая премьера — "Иоланта" на Исторической сцене. Ею мы закрываем юбилейный год Чайковского и будем показывать "Иоланту" так, как это задумывал Петр Ильич, вместе с симфонической сюитой "Щелкунчик". Я уже сказал о "Роделинде" Генделя. Первая большая работа балета — перенос "Дон Кихота" Минкуса с Новой сцены на Историческую. Спектакль очень важный для Большого театра, так как был создан именно для московской сцены. К сожалению, это событие омрачено грустной новостью: "Дон Кихот" — последняя работа Валерия Яковлевича Левенталя, бывшего главного художника Большого театра. Его не стало, когда он только успел сделать макет. Затем в феврале состоится очень важная для нас премьера — "Катерина Измайлова" Д.Д. Шостаковича в постановке Римаса Туминаса. За дирижерским пультом Туган Сохиев. Дальше весной балет — Ханс ван Манен, Иржи Килиан, Пол Лайтфут и Соль Леон, одноактные балеты выдающихся голландцев. Если было бы можно, мы бы так и назвали спектакль — "Мы из Голландии". Я даже не знаю, была ли когда-то постановка не классических балетов (я имею в виду технику) на Исторической сцене. В апреле мы покажем "Дона Паскуале" Доницетти. Постановка, в которой будут заняты в основном молодые солисты нашего театра. И затем, в июне, балет "Ундина" на Новой сцене в постановке молодого и, как мне кажется, очень талантливого хореографа Вячеслава Самодурова, художественного руководителя балета Екатеринбургского театра оперы и балета. Завершим мы сезон сложной работой над "Осуждением Фауста" Берлиоза.

В этом году театр празднует несколько важных юбилеев. И одна из таких дат — 90-летие со дня рождения Майи Михайловны Плисецкой, к сожалению, не дожившей до этих дней. Все, что будет происходить на сцене, это то, каким она хотела бы видеть этот день. Но и это, конечно, не все...

— Действительно, блестящая программа. Но ведь в Большой театр ходят не меломаны. Уже давно Большой — не встреча с прекрасным, а встреча с пафосным ремонтом, знаменитой люстрой и буфетом Большого. Для кого эти музыкальные изыски?

— Поспорю с вами. Конечно, такие зрители обязательно есть, и я ничего плохого в этом не вижу. Они идут посмотреть на стены в Парижскую оперу, Метрополитен-оперу, в Венскую оперу. Да во все знаменитые оперные дома. Но нельзя исключать, что человек, случайно пришедший в театр, в дальнейшем станет постоянным его зрителем. Это, конечно, вопрос: как сделать, чтобы люди ходили смотреть не только на люстру, но и на конкретные спектакли. Тем более что есть зрители, которые бывают на каждой премьере, и их немало, зрители, которые понимают искусство оперы или балета. Я вижу все больше таких на наших спектаклях. И в своей работе мы ориентируемся прежде всего на них.

— На афише Большого театра — несколько спектаклей, купленных у других театров. На языке профессионалов это называется копродукцией. Почему вы покупаете спектакли крупнейших театров, а свои им не продаете?

— Любая копродукция должна осуществляться только в случае, если в ней есть творческий интерес. Если, к примеру, речь о Бенджамине Бриттене, то кто может представить его лучше, чем англичане, которые имеют колоссальный опыт освоения его музыки. У нас его практически нет, и нам интересно, чтобы в этой копродукции поучаствовала английская команда — режиссер, художник, дирижер и певцы. Или "Роделинда" Генделя — эта опера постоянно идет на европейских сценах, новые постановки — почти каждый год. Так что в первую очередь для нас это интерес творческий. Финансового, к сожалению, почти нет, мы не Европа. Там совсем другая финансовая схема в производстве копродукции. В Европе нет границ, таможни... Они вместе вкладывают деньги, затем делят доходы, бесплатно передают друг другу оформление. А мы вынуждены это делать иначе. Брать в аренду оформление, покупать лицензию, так как сегодняшнее российское законодательство не позволяет делать копродукцию с участием иностранного капитала. А вот что касается того, почему не продаем свое... Как раз сейчас мы ведем достаточно интенсивные переговоры с крупнейшими театрами о возможности таких постановок. Пока не буду открывать, о каких постановках речь. Один пример: совсем недавно у нас был директор Парижской оперы, и мы договорились, что он приедет на одну из ближайших премьер, которая его заинтересовала, так что, возможно, это будет совместная работа.

— Иначе говоря, экономически невыгодно или дело в том, что наш продукт не очень востребован на мировом оперном рынке?

— Если говорить серьезно, и то, и другое. И экономические законы мешают, и мы, наверное, в чем-то неинтересны.

— Поэтому Большой не присутствует на крупнейших оперных фестивалях?

— А сегодня ни один из театров не присутствует на фестивалях. Фестивали делают сами свою продукцию. А вот участие театра как гостя на фестивале вполне возможно. Сейчас у нас есть предложение по выезду в Экс-ан-Прованс, крупнейший оперный фестиваль во Франции. Мы ведем переговоры с Зальцбургом. Едем на Савонлиннский фестиваль в Финляндию. Но это, повторюсь, разовые предложения.

— Вы приняли театр после колоссальной реконструкции. Она выполнила свои задачи? Театр удобен для работы?

— Эта была грандиозная реконструкция, и она спасла здание, у которого — и это выяснилось, как только начались работы — стены висели в воздухе. Но, конечно, реконструкции такого масштаба не бывает без проблем. При этом сегодня Большой — одно из лучших театральных зданий, не только в нашей стране, но и вообще в мире. Есть частные проблемы, которые, возможно, я бы решал иначе. Когда реконструкция шла в театре Станиславского, я, естественно, советовался со своими друзьями и коллегами. И настаивал на решениях, которые были нужны театру. Я не знаю, как здесь шел процесс, и не хотел бы бросать камни ни в чей огород.

— Звук не проваливается в огромную оркестровую яму, которая сейчас занимает треть зала?

— Сейчас уже все отлаживается. Когда начали осваивать зал после реконструкции, ощущение проблем, в первую очередь у тех, кто сталкивается с акустикой, естественно, было. Сегодня и дирижеры уже понимают особенности зала, и певцы. И я жалоб зрителей по поводу акустики практически не слышу. Знаете, когда зал обживается и наполняется звуком, многие вещи нивелируются.

— На что еще жалуются зрители?

— На билеты и очереди, конечно. Вот я сегодня получил письмо, подписанное некой Аллой: не купила билеты на новогодний "Щелкунчик". Пишет, что это сговор.

— А вы читаете письма?

— Обязательно. И стараемся отвечать. Первое, что хотел бы сказать: целый ряд спектаклей пользуется очень большим спросом, и, как только мы объявляем продажу, в течение одного-двух дней билеты заканчиваются. К таким относится "Щелкунчик", особенно новогодний. В наших правилах продажи билетов четко обозначено, что мы билеты продаем за три месяца. В интернете на нашем сайте объявляются все сроки предварительной продажи билетов, и каждую субботу мы эти билеты на следующие 10 дней предоставляем для продаж. Так вот в день 26 сентября, когда шла продажа в субботу на "Щелкунчик", очередь перед кассами в 7 часов утра уже была более 1500 человек. При этом в продажу поступают не все билеты, а если быть точным — 826 на каждый спектакль, так как остальные билеты лежат в брони, утвержденной учредителем, для правительственных организаций, Думы, Управления делами Совета Федерации, Протокола МИД России и т.д. Значит, если посчитать, то мы играем в декабре с 18 по 31 — 13 спектаклей по 826 билетов ежевечерне — получается, что в открытую продажу поступает 10 738 билетов.

Конечно, билеты разошлись в течение двух дней. Билеты, которые не были куплены в день открытия продаж, поступили в интернет. Они проданы еще в течение суток. Все, кто знает, каков спрос на новогодние показы балета "Щелкунчик", приходят и встают в реальную живую очередь. Так что о заговоре говорить не приходится, тем более что на январские "Щелкунчики" билеты до сих пор можно купить.

— Вернемся к прекрасному. Среди юбилейных вечеров этого года — 60-летие Леонида Десятникова. Планирует ли театр работать с композиторами-современниками, специально заказывать музыку под постановки?

— Мы продолжаем это делать. Последняя премьера — балет "Герой нашего времени". Мы заказали музыку молодому и с нашей точки зрения талантливому питерскому композитору Илье Демуцкому. И все отметили, что родился новый театральный композитор. Его музыка, очень серьезная, содержательная, стала важной частью успеха балета. Совершенно естественно, что, получив такого композитора, мы заказываем ему следующую работу. Мы думаем о создании новой оперы. Это процесс трудный. Какую тему выбрать? Что сегодня вызывает интерес у зрителя и при этом близко композитору? Без таких постановок движение театра невозможно. У нас вообще звучит достаточно много современной музыки. Могу приоткрыть тайну: в следующем сезоне будет постановка "Идиота" Мечислава Вайнберга по Достоевскому... Это музыка конца ХХ века.

— А какова ваша позиция в дискуссии — приглашать ли драматических режиссеров в музыкальные театры. Ведь одно дело Додин, который прекрасно знает музыку и ставит "Пиковую даму". Но ведь часто с музыкой работают люди, которые Пуччини от Верди не отличат.

— Ну, во-первых, давайте признаем, что мы живем не в самое театральное время. Институт театра стал менее важен для общества, чем, предположим, в 60-70-80-е годы. А значит, падает и интерес к театру разносторонне талантливых людей. Количество людей, которые определяют развитие театрального искусства, на мой взгляд, сузилось. Когда я учился в театральном институте в Ленинграде, то почти каждую субботу-воскресенье приезжал в Москву. Интересных спектаклей было так много, и они шли все одновременно. Надо и на Таганку успеть, и к Борису Покровскому, потому что у него новый спектакль. И Григорович выпустил премьеру, и на Малой Бронной у Эфроса премьера, и в "Современнике"... Сейчас же, я не всегда могу посоветовать гостям, на какой спектакль пойти. Это не значит, что нет талантливых работ... Есть, но их намного меньше. Это объективная ситуация. И вторая сторона вопроса: я против искусственного деления на музыкальную и драматическую режиссуру. Есть режиссеры, которые занимаются и тем, и другим. Я  часто привожу в пример Штайна, Дзеффирелли.

— Так это как раз титаны ушедшего времени!

— Могу назвать и современное поколение. Тот же Оливье Пи, который большей частью ставит драматические спектакли и при этом замечательно работает в опере. Другой разговор, что, конечно, есть режиссеры, которые не чувствуют музыки. Но мы стараемся работать с теми, кто и чувствует, и понимает.

— Осталось только Богомолова (Константин Богомолов, режиссер, спектакли "Идеальный муж. Комедия", "Карамазовы" и др.— "О") позвать...

— Если это материал, с которым Богомолов может интересно поработать, то почему нет? Это же вопрос соответствия материала и мироощущения режиссера. Но надо понимать: мы ставим по 4-5 премьер в сезон и делаем спектакли, которые идут годами. В этом отличие репертуарного театра. В крупнейших мировых театрах принцип другой: они приглашают команду на проект, он отыгрывается 8-10 раз и снимается. Если спектакль имел успех, интендант принимает решение, повторять ли его в следующих сезонах или не надо. Соответственно и требования к режиссеру несколько иные.

— Вы сказали, что сейчас не театральное время. Почему, с чем это связано?

— В советское время театр был определенной отдушиной. Там мы находили ответы на те вопросы, которые нас чрезвычайно волновали. Театр выполнял функцию и социальную, и политическую. Я помню, чем были для меня спектакли Георгия Товстоногова. Это было постижение того, что такое театр. Когда шел в БДТ "Идиот", возле театра стояла конная милиция. Я помню, как прорывался на этот спектакль...

— Но ведь и сегодняшняя жизнь ставит перед нами много трагических и сложных вопросов...

— Вся среда очень изменилась. Наше общество все больше трансформируется в общество потребления. Люди по-другому получают информацию — она доступна, и сами в состоянии в ней разобраться. А театр занимается искусством, общечеловеческими проблемами. Хотя сегодня социальный театр вновь возвращается в нашу страну, несмотря на достаточно серьезное сопротивление.

— Вы говорили о старшем поколении... Нет у вас ощущения, что масштабных художников стало гораздо меньше? Что калибр творцов стал мельче?

— Талант формируется как личность во времени. Я совершенно уверен, что сегодня есть целый ряд людей, талант которых не меньше, чем у звезд прошлого. А может, они даже более талантливы. Но вопрос в том, как этот талант проявляется? Возникает ли ситуация, чтобы такой артист, как Владимир Васильев, получил возможность танцевать в "Спартаке"? Ведь создание "Спартака" и работа Васильева в "Спартаке" стали явлением театрального искусства не только в России, но и в мире. Попытки Майи Плисецкой найти себя не только в классическом балете сделали ее невероятно многогранной личностью...

— Вы говорите о том, что нет тех спектаклей, на которых может сформироваться великий артист?

— На которых развиваются эти личности. Это первая сторона вопроса. Вторая: не забывайте — это еще одна, очень важная, составляющая — мы жили в советское время, когда все границы были закрыты. И Большой театр собирал таланты со всех уголков Советского Союза.

— Так и сейчас то же самое...

— Ничего подобного. Границы открыты, громадное количество талантов выступают по миру. Замечательная певица Анна Нетребко бывает в России крайне редко. Она — мировая певица. А если бы она работала в то время, она бы была либо в Мариинском театре, либо в Большом, понимаете? Альбина Шагимуратова, которая вчера пела у нас Травиату, Хибла Герзмава — они сегодня имеют возможность петь в любом театре мира, зачем они будут себя ограничивать? В этом есть свои плюсы, но и минусы. Ведь Юрий Григорович всех своих артистов растил от партии к партии, так же, как Борис Покровский...

— Значит, они знали, как надо вести каждого артиста?

— Конечно, от роли к роли. Поэтому было созвездие артистов, а как иначе?

— А сейчас у Большого театра есть возможность так растить артиста?

— Я очень надеюсь, что в театре появился человек, который этим занимается... Я имею в виду музыкального руководителя Тугана Сохиева — это его епархия.

— А ему это интересно?

— Надеюсь, да. По крайней мере, сейчас он занимается этим с интересом.

— Вы помните, как в первый раз оказались в Большом? Какими были ваши впечатления?

— Забавные. Я первый раз приехал в Москву студентом. И попал на утренний спектакль в Большой. Шел "Дон Кихот" с Майей Плисецкой. Я тогда абсолютно ничего не понимал в балете. Но Плисецкая меня поразила: от нее шла невероятная энергетика. По тому, как она существовала на сцене, было ясно, что она необыкновенный человек. Я рассказывал потом Майе Михайловне эту историю. Ну а затем были, конечно, спектакли Бориса Покровского. И это тоже было очень сильное впечатление. Я видел "Пиковую..." с мощнейшим актерским составом — что ни артист, даже в маленьких партиях, то выдающийся. Графиню пела Елена Образцова. Вообще, в те годы я был гораздо большим любителем драматического театра, там я ничего не пропускал. А про музыкальный театр — понимание, насколько это прекрасно и сложно, пришло ко мне позднее. Сегодня я люблю это искусство как зритель, но уже должен смотреть совсем иначе — должен думать, как создать такую атмосферу и такие условия, чтобы талантливые люди могли здесь раскрыться.

Беседовала Екатерина Данилова