Анна Толстова о выставках Александра Пономарева и Дмитрия Гутова в ГМИИ имени Пушкина

ГМИИ имени Пушкина впервые принял участие в Московской биеннале современного искусства, пригласив двух ее специальных гостей, Дмитрия Гутова и Александра Пономарева, и совершив тем самым революцию

В сущности, случилась революция. Она началась исподволь, когда в зале Рембрандта вывесили железяки Дмитрия Гутова, которые с одной-единственной точки зрения вдруг складываются в рембрандтовские рисунки, а стоит сдвинуться на сантиметр — картинка распадается. Но это не аттракцион, каким мы часто считаем современное искусство. На стене зала — цитата из столь высокочтимого Дмитрием Гутовым советского критика-антимодерниста Михаила Лившица: растолковывая положения гегелевской эстетики, он объясняет отличие эмпирической формы от эстетической на примере "Трех деревьев" Рембрандта — там тоже идет речь о необходимости менять положение тела зрителя в пространстве. Но гутовский "Другой ракурс" — это все же осторожное и деликатное вторжение в священные стены, да и железяки такие уже не раз выставлялись, хоть и на территориях современного искусства. Иное дело — "Ветрувианский человек" Александра Пономарева: сплошной вызов и провокация.

Начать с имени: каждый образованный человек должен хмыкнуть — дескать, вот они, современные художники, даже названия самого знаменитого рисунка Леонардо "Витрувианский человек", иллюстрации к системе пропорций древнеримского архитектора Витрувия, не могут написать без орфографических ошибок. Но на самом деле тут — игра слов, как оказалось, вполне переводимая и на английский в форме "Windtruvian": витрувианский человек ветра. Провокация встречает нас сразу при входе в музей: в стройные ряды благороднейших клейновских колонн затесались огромные колдуны, как на жаргоне моряков и летчиков называют ветроуказатели. Этакие гигантские колпаки или сачки в красную и голубую полоску из парусной ткани: снабженные ветрогонными установками, они грозно, словно пушечные дула, наставлены на посетителей и из всех сил, прямо как ветер Зефир в "Рождении Венеры" Боттичелли, дуют. Романтический, сюрреалистический и остроумный сюжет: колдуны стали оппозиционным перпендикуляром к вертикалям колонн и кремлевских елок перед зданием музея, перпендикуляром к классике, что, застывая, превращается в мертвый академизм. Образ связан с перформансом, устроенным бывшим (хотя бывших, видимо, не бывает) моряком Александром Пономаревым на борту исследовательского судна "Академик Иоффе" в Северной Атлантике: на палубе был закреплен такой ветроуказатель, в кольце которого витрувианским человеком стоял, продуваемый всеми ветрами, художник. Видеозапись перформанса можно найти в зале Микеланджело: круглый экран вставлен в кольцо колдуноподобной конструкции.

Сами ветры не знают об этом, но ветроуказатели упрямо свидетельствуют, что им свойственно дуть в определенную сторону света. В музейной топографии за стороны света — в культурно-историческом смысле — отвечают художники: Север — это Дюрер и "Меланхолия", Юг — Пиранези и руины Рима, Запад — Матисс с "Джазом", Восток — Хокусай и "Виды Фудзи". Гравюры и декупажи разложены подле видеоинсталляции — в витринах, напоминающих штурманские столы. Система координат Александра Пономарева прочитывается в его графике, высококультурной и даже слишком культурной для всего лишь эскизов к перформансам и инсталляциям. Здесь выставлены и "Корабельные рисунки" — рисунки просто так во время длительный плаваний, и рисунки поверх навигационных карт, напоминающие графику Леонардо — кумира Александра Пономарева, и наброски к фантастическим проектам художника-мариниста, которые ему, в отличие от кумира, удалось реализовать. Так что колоссальный перископ уходил под купол церкви госпиталя Сальпетриер, подводная лодка всплывала в фонтане Тюильри и Венецианской лагуне, а сам моряк-артист, применяя все свои инженерные познания, создавал искусственные радуги, растворял острова в клубах пара и плыл на носу судна гордой ростральной фигурой. Теперь же маринист с титаническими амбициями мечтает о биеннале современного искусства в Антарктиде — и, чем Посейдон не шутит, может, и получится.

Конечно, Александру Пономареву, любящему принять позу некоего античного божества или героя, воплощения природных стихий и одновременно их покорителя, очень подходит зал "титана Возрождения" Микеланджело. Ему, выставлявшемуся в Сальпетриер после Ансельма Кифера, Кристиана Болтански и Билла Виолы, вообще очень подходят такие важные, престижные, статусные — как еще сказать — площадки, которые большому русскому художнику (а Александр Пономарев и Дмитрий Гутов именно что большие художники, наше время будет определяться в истории искусства этими именами) почему-то проще всего получить за границей. Как будто бы там они — с их талантами и идеями, с их осмысленными и выверенными художническими стратегиями, с их интеллектуализмом и утопическим воображением — уже давно признаны, а у нас все ходят в каких-то мальчиках, что должны выставляться по заброшенным фабрикам и молодежным арт-центрам, в гетто, отведенном для современного искусства. И вот впервые Пушкинский — главный московский музей — готов предоставить им достойную раму, подставить достойный пьедестал. Нет, правда, это революция — это вопреки всем лучшим отечественным традициям, когда признание если и настигает художника, то чаще посмертно.

"Александр Пономарев. Ветрувианский человек". ГМИИ имени Пушкина, до 1 ноября. (При поддержке ЦУМ Art Foundation)