Почему российский бизнес не спешит возвращать активы на родину

Амнистия капиталов оказалась почти не востребована российским бизнесом. Предприниматели не верят государству и убеждены, что добровольное декларирование активов лишь привлечет к ним внимание правоохранительных органов. Но для чиновников и тех, кто сильно зависит от госконтрактов, амнистия капиталов — действительно неплохое предложение.

НАДЕЖДА ПЕТРОВА

Разочарование скрытых размеров

Случается же такое: разворачиваешь кампанию по деофшоризации, борешься с минимизацией налогов, объявляешь амнистию капитала — в общем, стараешься соответствовать мировым трендам, все делаешь как у людей, включаешь — не работает. Закон "О добровольном декларировании физическими лицами активов и счетов в банках" (в обиходе известный как закон об амнистии капиталов) вступил в силу 1 июля и предполагает подачу деклараций заинтересованными гражданами до 1 января. Однако, как констатировал на совещании в середине октября премьер-министр Дмитрий Медведев, "по информации налоговой службы, процесс этот идет весьма медленно, гораздо более медленными темпами, чем это изначально ожидалось".

Какие-либо более конкретные данные на этом совещании если и прозвучали, то остались за кадром. Поэтому, что именно имел в виду премьер под "гораздо более медленными темпами", рядовым гражданам остается только гадать. Может быть, он просто ждал от российских налоговых резидентов большего. А может, намекал, что количество соотечественников, рискнувших по доброй воле подать декларации о своих зарубежных активах и банковских счетах, оказалось столь ничтожным, что говорить об этом вслух просто неприлично. Или что их куда меньше, нежели тех, кто уведомил ФНС о наличии контролируемых иностранных компаний. Или, положим, что это тема слишком деликатная для публичного обсуждения. А может быть, все это одновременно.

ФНС в своей готовности обнародовать эти данные, похоже, предпочитает следовать примеру председателя правительства. Но вот вопрос о контролируемых россиянами иностранных компаниях (КИК) оказался, видимо, менее щекотливым. Во всяком случае в ФНС смогли сообщить "Деньгам", что на 15 июня 2015 года, когда у налогоплательщиков появилась обязанность сообщать налоговой о своем участии в иностранных организациях, они подали 3,8 тыс. таких уведомлений. "По состоянию на 15 сентября, то есть спустя три месяца, налогоплательщиками было представлено уже более 7 тыс. уведомлений (с учетом корректировок, связанных с возникновением, изменением или прекращением оснований для подачи уведомлений). Поэтому сегодня можно говорить, что в указанной части положения законодательства о КИК уже работают, и налогоплательщики раскрывают свое участие в иностранных организациях",— отмечается в ответе ФНС на вопросы "Денег".

Нельзя, впрочем, сказать, что это законодательство работает идеально: по признанию Дмитрия Медведева, у бизнес-сообщества накопился "ряд вопросов по правоприменительной практике". Это длинный ряд, судя по пояснениям, которые дал "Деньгам" директор департамента налоговой и таможенно-тарифной политики Минфина России Илья Трунин. Избежание двойного налогообложения, включая зачет уплаченных налогов, предоставление имущественного налогового вычета, определение долей участия в иностранных компаниях — лишь небольшая часть вопросов, которые перечислил Трунин, добавив, что "ответы лучше дать через изменения в законодательство".

В тихом омуте

В законе о контролируемых иностранных компаниях очень много недоработок, соглашается партнер UFG Wealth Management Дмитрий Кленов: "Даже у аудиторов из "большой четверки" нет единства в том, как трактовать ту или иную норму. Нет единства понимания закона — значит, есть серые зоны, а серые зоны для бизнеса — это, безусловно, риск. Никто не хочет в это играть".

Это, очевидно, лишь одна из причин, почему количество поданных уведомлений о контролируемых иностранных компаниях не особенно впечатляет. "Государство придерживается мнения, что у российского бизнеса иностранных компаний в разы больше, чем было раскрыто,— отмечает Михаил Казанцев, бизнес-омбудсмен по деофшоризации и амнистии капиталов, партнер адвокатского бюро "Егоров, Пугинский, Афанасьев и партнеры".— Хотя многие предприниматели все-таки законопослушны и раскрывают иностранные компании".

"Всегда следует соотносить риск и возможное вознаграждение,— поддерживает Кленов.— В данном случае вознаграждение — это часто налоговая экономия, безопасность и защита активов, другие преимущества использования иностранных компаний. А риск — нарушение закона. Мы со всеми клиентами проводим такой анализ, и, если человек не видит для себя серьезных негативных последствий, он, как правило, идет по пути декларирования компаний, потому что для многих несоблюдение закона — неприемлемая ситуация".

Классических решений, по словам Кленова, несколько: "Первый вариант — ликвидация офшорного владения и перевод акций, долей, активов в российскую юрисдикцию. Условно говоря, если раньше ООО принадлежало офшору, который принадлежал российскому физическому лицу, сейчас офшор ликвидируется, и доля в ООО переводится на физическое лицо. Во втором варианте вы декларируете иностранную компанию и в дальнейшем платите налог с нераспределенной прибыли (декларировать нераспределенную прибыль придется начиная с 2017 года). И третий вариант — признать иностранную компанию российским налоговым резидентом. В этом случае она не признается иностранной контролируемой компанией, а становится, по сути, российским юридическим лицом".

Но, разумеется, интерес к подобным решениям проявляют не все. "Очень крупные предприниматели — особенно те, у кого основные активы сосредоточены за рубежом,— стали проводить больше времени там и перестали быть российскими налоговыми резидентами. Некоторые оформляют активы на родственников и родственников перевозят за рубеж, но это в основном те, у кого бизнес сосредоточен в России, и они вовлечены в ежедневное управление. Самый мелкий бизнес, люди, у которых 3-5 млн, закон скорее игнорируют,— сказал "Деньгам" один из налоговых консультантов.— Но недекларирование компании в срок влечет штраф всего 50 тыс. руб. Понятно, что год ее функционирования стоит больше, чем этот штраф. 50 тыс.— это не 500 тыс. и не 5 млн. Такой риск каждый может на себя взять".

Какие бы решения ни предлагали консультанты клиентам, отмечает управляющий партнер NICA Multi Family Office Кирилл Николаев, общая идея такова: "Нужно платить больше налогов, чем вы платили раньше, и нужно платить больше вашим поставщикам решений, чем вы платили раньше. В целом это не может сильно возбудить клиентов, и движения с их стороны минимальны. Так как пока пряник в виде амнистии капитала не сильно привлекателен, а кнут в виде штрафов и тюрьмы пока никто не видел в действии".

Пряничный домик

"Статистики, сколько было подано деклараций в рамках амнистии капиталов, у меня нет, но очевидно, что их не так много — общаясь с бизнесом, я нечасто вижу желание такую декларацию подать,— говорит Михаил Казанцев.— В основном это либо очень небольшой бизнес, либо физические лица. Есть отдельные случаи, когда точечно декларируют какой-то конкретный актив, например недвижимость за границей, в законности которой у владельца нет сомнений, и соответственно, негативных последствий после декларирования быть не может. Но я не могу сказать, что это носит массовый характер".

По его мнению, невысокая активность предпринимателей отчасти может быть связана с низкой скоростью принятия решений крупным бизнесом и инерцией: "Люди думают, что же, собственно, нужно декларировать, а что не нужно. Избирательность всегда требует времени и тщательного анализа". Но тормозят процесс и "определенные юридико-технические препятствия" — попросту говоря, в законе много недомолвок. "Например,— рассказывает Казанцев,— непонятно, что имеется в виду, когда говорится, что при декларировании имущества освобождаются от налоговой ответственности источники его формирования. Что под этими источниками подразумевается, закон не разъясняет. Это оставляет возможность для очень узких толкований. Предположим, человек заявит имущество, источником формирования которого были совершенно законные дивиденды, а к российскому бизнесу, который их выплатил, придут с проверкой".

"Или, например,— продолжает Михаил Казанцев,— передача имущества от номинальных владельцев фактическим владельцам. Чтобы ее совершить, необходимо представить договор, по которому первоначальный собственник, фактический, передавал в собственность номинального владельца какое-то имущество, которое он сейчас хочет получить обратно. Проблема в том, что по факту прямых договоров передачи имущества никто никогда не заключал. Бизнес 20 лет строился по принципу "у нас будет кипрский директор и акционер и соглашение, по которому мы являемся бенефициарным собственником". Все. Если сейчас задекларировать передачу имущества фактическому владельцу, налоговая может счесть, что с этой операции нужно заплатить налог, так как договора о первоначальном переходе права нет".

Но, возможно, одна из ключевых причин "медленных темпов процесса" — недоверие к правоохранительным органам. "Концептуально механизм амнистии — или добровольного декларирования с прощением определенных налоговых составов — привлекателен,— подчеркивает Казанцев.— Но у бизнеса есть опасения, что эта информация попадет к конкурентам или правоохранительным органам и будет использована для проверок или возбуждения не связанных с налогами дел, которые не будут покрываться амнистией. Например, о мошенничестве или легализации денежных средств".

С подобными опасениями клиентов столкнулся весь рынок, подтверждает Дмитрий Кленов. "Я как консультант считаю, что, если клиент уведомляет налоговую о контролируемой иностранной компании, ему нужно подать на амнистию — просто на всякий случай, чтобы усложнить жизнь следственным органам, если они начнут проверку в отношении этой компании. Но клиенты уверены, что, если они подадут на амнистию, они тем самым косвенно признают свою вину в правонарушениях, которые амнистируются, и, наоборот, привлекут к себе внимание следственных органов. Ни объяснить эту предпринимательскую логику с юридической точки зрения, ни переубедить людей невозможно".

Впрочем, на их стороне — весь предыдущий опыт. "При практически полном отсутствии оправдательных приговоров по уголовным делам и решений в пользу бизнесменов по делам об административных и налоговых правонарушениях ни у кого из здравомыслящих людей не возникает желания самостоятельно предоставить дополнительный повод нашим правоохранителям",— скептически замечает председатель коллегии адвокатов "Старинский, Корчаго и партнеры" Евгений Корчаго.

Политические стимулы

Данные Центробанка тем не менее позволяют утверждать, что деньги в Россию все-таки возвращаются. "По данным платежного баланса, в третьем квартале произошел теневой приток капитала (судя по статье "Чистые ошибки и пропуски") в объеме $7 млрд,— указывалось, например, в обзоре Райффайзенбанка.— По нашему мнению, геополитическая обстановка повысила риски сохранности частного капитала российского происхождения в иностранной юрисдикции (теперь для некоторых лиц безопаснее хранить валюту в локальных банках)".

Хотя, строго говоря, и для этих лиц российские банки не всегда единственный вариант, обычно можно найти другие. Один из консультантов, например, рассказал "Деньгам", что "откровенные предупреждения английских банков о возможной заморозке счетов привели к выводу денег из Великобритании — люди, принявшие такое решение, как бы разделились на две части: кто-то выбрал Швейцарию, кто-то — ОАЭ". "Второй вариант неочевиден, но Эмираты хороши тем, что они обычно достаточно нейтральны, поэтому люди верят в безопасность своих капиталов в этой юрисдикции",— добавил он. Впрочем, все это было еще до вступления в силу российского закона об амнистии капиталов, возможно, сейчас предпочтения распределились бы иначе. Несколько собеседников "Денег" отметили, что в настоящее время, с учетом страновых рисков, некоторым клиентам они рекомендуют переводить деньги и активы в Россию.

Однако это всегда индивидуальное решение. "Смысла в том, чтобы переходить на сто процентов в рубль или, например, держать валюту в России, нет никакого. Естественно, те предприниматели, кто не вовлечен в госзаказ, не является чиновником и не имеет сильной зависимости от рублевого дохода, оставляют свои активы там, где они находятся,— говорит Кирилл Николаев.— Возвращением активов в Россию в основном занимаются либо чиновники, либо предприниматели, которые вовлечены в госзаказ".

"Инциденты последних двух-трех лет показали, что финансовая сфера используется как политический инструмент,— продолжает Николаев.— Чиновники это понимают. Никто не хочет, чтобы его деньги заморозили. А компании, предприниматели, которые вовлечены в госзаказ, не хотят искушать судьбу. Не хотят, чтобы во время принятия решения, какой компании отдать заказ, у человека, который это решение принимает, на столе лежала бумажка, что бенефициар вот этой компании имеет бизнес в Нью-Йорке, счета в Швейцарии, а семья живет в Англии, это значит — "не свой". Есть такой политический момент. Предприниматели, сильно зависящие от госзаказа, не хотят рисковать".

Но есть, добавляет Кирилл Николаев, и еще одна, совсем не политическая, причина, "по которой капитал транслируется в Россию": "Это возможность выгодного вхождения в активы за счет курсовой разницы. Если у вас есть $1 млн, в 2014-м году это было 35 млн руб., а в 2015-м — 60-65 млн руб. А актив, например, как стоил 30 млн руб., так и стоит. Если еще не подешевел. Вы можете войти в этот актив за меньшее количество валюты".