Будни и быт в окружении ИГ

Гражданская война в Сирии продолжается более четырех лет. Поток беженцев в соседние страны и Европу не ослабевает. Но далеко не все сирийские жители могут себе позволить покинуть дом. Большинство остается, несмотря на жесткие условия. Востоковед Анна Батюченко поговорила с человеком, живущим на территории под властью "Исламского государства".

Про запрещенную судом террористическую организацию российский обыватель знает не много. Благодаря профессиональной работе боевиков с массмедиа ему известны жестокость и нетерпимое отношение ИГ к иноверцам. Порядки общественной жизни, условия быта, городские законы в ИГ не освещаются в прессе. На протяжении нескольких месяцев проходило наше общение с жителем северо-востока Сирии. По понятным причинам мы не называем его имени.

Многие, глядя на карту, ошибочно полагают, что ИГ контролирует большую часть страны. Это не совсем так. Рельеф Сирии таков, что огромные пространства занимает пустыня, которая с востока подходит к самому Дамаску, и ее не контролирует никто. За ненадобностью. В восточной, малонаселенной, части страны нет сколько-нибудь крупных городов, а те, что есть, разбросаны на большие по местным меркам расстояния вдоль Евфрата и соединены шоссе, за владение которыми и идет основная борьба. Кроме того, на востоке расположены все основные нефтяные месторождения страны, контроль над ними дает основной доход. Густонаселенный запад страны со всеми крупнейшими городами продолжают контролировать правительственные силы, юг, откуда и началось восстание,— под условной властью Свободной сирийской армии (ССА), северо-восток пытаются оставить за собой курды. В деталях расстановка сил выглядит гораздо сложнее.

В нашем городке ИГ появилось не сразу. После ухода правительственных сил в конце 2012 года город делили бойцы ССА и "Джебхат ан-Нусры" (запрещена в России.— "Власть"). Сразу после того, как они вошли в город, он перестал быть безопасным. Дело в том, что при Асадах Сирия почти не знала преступности, а уж тем более уличной. Наверное, оттого, что народ боялся власти. С приходом множества вооруженных людей все почувствовали свободу, но не знали, как ею распорядиться. Первым делом город наводнило огромное количество оружия, с ним ходили буквально все. Молодежь просто пижонила, взрослые считали, что наличие оружия дает некоторую гарантию личной безопасности. Тем более что перед глазами были примеры того, как новая власть расправляется с противниками: тех местных чиновников, кто не успел уйти с армией, в лучшем случае расстреливали. В худшем пытали, после чего вешали или забивали до смерти.

Все вокруг стали бояться друг друга. Тут же всплыли старые обиды, расцвело доносительство. В отличие от официального суда суды повстанцев, чтобы завоевать сердца жителей, действовали быстро. Каждый мог выбрать, в какой именно суд обратиться: одно из зданий заняла ССА, другое — "Джебхат ан-Нусра". Пожаловаться можно было на кого и на что угодно. На соседа, на доктора, который неправильно, по мнению пациента, провел осмотр или сделал операцию. Две семьи не могли поделить место под торговый ларек. Суд вынес соломоново решение: ларек снести и никому на этом месте не торговать.

Повстанцы никак не регулировали коммунальное хозяйство. После бегства городских чиновников новая власть перестала регулировать потребление электроэнергии. Кроме того, в результате боев были частично разрушены ЛЭП, и электричество стало поступать с перебоями. Поскольку деньги за него брать было некому, оно де-факто стало бесплатным. Потребление резко возросло — все стали подключаться к городским сетям. Вскоре произошел коллапс: сети просто вышли из строя.

И тут проявились особенности сирийской войны. Своих специалистов по ремонту сетей у повстанцев никогда не было. При крупных авариях они вызывали ремонтников из правительственных районов. Причем правительство еще и платило за услуги электромонтеров. И даже самой ССА, за допуск бригад на объекты. Худо-бедно снабжение электричеством наладить удалось, но оно осуществлялось нерегулярно и с перебоями. Население, кто мог, закупилось генераторами, и расцвел энергетический черный рынок.

При крупных авариях повстанцы вызывали ремонтников из правительственных районов

Также из рук вон плохо осуществлялись полицейские функции. Повстанцы преимущественно были простыми сирийцами. Та или иная идеология часто накладывалась на клановую организацию сирийского общества. Ни одно дело не могло быть доведено до конца, поскольку упиралось в родственные или племенные связи: всегда у кого-то находился родственник в рядах боевиков, ради которого нужно было сделать исключение. Народ это видел, и авторитет повстанцев неуклонно падал. В конце 2013 года в город стали проникать молодые люди, которые призывали к строительству халифата. Они мало кого беспокоили, пока не получили мощного подкрепления из Ирака.

У "Исламского государства" есть две тактики захвата городов. Первая, применяемая в основном на подконтрольных правительству территориях, состоит в том, чтобы внедрить своих агентов, которые будут внимательно следить за внутренним состоянием города, составлять черные списки пособников режима, готовить план захвата. При приближении основных сил они поддерживают их изнутри, уничтожая защитников и их родных строго по спискам. Другая тактика проще: дождаться критической точки недовольства населения новой властью, желания хоть какого-то порядка, достичь численного превосходства и просто выдавить конкурентов. Так произошло в нашем случае.

При приближении колонны бойцов ИГ в рядах "Джебхат ан-Нусры" началась паника. Некоторые заместители полевых командиров просто убивали своих начальников и вместе со своими отрядами в полном составе переходили в подчинение ИГ. ССА сдала свою часть города практически без боя, многие ее бойцы попытались раствориться среди населения, но у ИГ были списки всех, в том числе и повстанцев. Тех, кто не захотел присягнуть, боевики ИГ убивали. Так в городе во второй раз сменилась власть. И пришел порядок.

ИГ сразу же попыталось навести хоть какой-то порядок в городских делах. Прежде всего упорядочили потребление дефицитной электроэнергии, не только общегородской, но и частной, вырабатываемой личными генераторами домовладельцев. Общую мощность поделили на количество дворов, так получилась гарантированная норма. За небольшую норму была установлена твердая цена. Хочешь потреблять сверх нормы, не вопрос: если есть достаточно мощностей, плати в разы больше. Стали собирать деньги за вывоз мусора, за домашний телефон, ремонт дорог. Правда, никто не видел, чтобы в последние годы их кто-то ремонтировал.

Коммуналка, пожалуй, единственная сфера, где удалось добиться улучшения. Все остальное для ИГ оказалось непосильной задачей. Если школы не работают скорее по идеологическим соображениям (непонятно, как учить, чему и кого), то городские чиновники просто саботируют работу. Отчасти потому, что их никто не заставляет, отчасти оттого, что не верят в твердость новой власти, ждут возвращения правительственных сил и боятся запятнать себя сотрудничеством с ИГ, потому что проблемы в будущем никому не нужны. При первой возможности эти самые чиновники пытаются попасть на контролируемые правительством территории, где им продолжают выплачивать зарплату, как и всем прочим госслужащим, от пожарных до учителей. Это тактика правительства: оставайтесь лояльными, государство про вас не забывает, сегодняшнее положение — лишь эпизод, который когда-нибудь закончится.

Ситуация с образованием обстоит хуже. Школы были разграблены, как только правительственные силы покинули город. Вынесли все, вплоть до ставен и рам на окнах. Несмотря на это, родители учеников зачастую сами собирали деньги на ремонт, на топливо для котельных. Иногда мазут присылало правительство. Дети продолжали учиться в нетопленых, продуваемых классах до прихода ИГ, которое какое-то время мирилось с существованием школ, но активно вмешивалось в процесс образования. До всех родителей было доведено неукоснительное требование в отношении внешнего вида, прежде всего учениц. Девочки, независимо от возраста, должны были носить хиджабы и абайи (традиционное арабское женское платье с рукавами.— "Власть"). За этим следили строго, приходили с проверками. Был случай, когда пришли с проверкой без предупреждения, нашли нескольких учениц, не соответствовавших установленным требованиям. Девочек выпороли плетьми, а школу закрыли.

Поэтому единственная возможность учить детей осталась в так называемых репетиторских классах (в Сирии это довольно распространенное явление уже многие десятки лет). Школьная программа в стране была одной из самых сложных в арабском мире, и мало кто из учеников мог усваивать задаваемый материал без репетиторов. ИГ всех репетиторов тут же поставило под жесткий контроль. Их пугали расправой, особенно если они занимались со старшими школьниками, которых готовили к экзаменам. Многие предпочли отказаться от работы, но нашлись и те, кто не бросил детей. Теперь эти смельчаки учат исключительно в домах учеников при уверенности, что те будут молчать.

С приходом ИГ проблема с образованием детей стала одной из неразрешимых. Никаких документов об окончании школы, о переходе из одного класса в другой нет. Экзаменов тоже нет. Документы можно получить только в районах, находящихся под контролем правительства. Там, где работают органы государственной власти. Более того, правительство резко упростило правила обучения для детей с неподконтрольных территорий: теперь им можно сдавать экзамены экстерном, но — в государственных учреждениях, до которых как-то надо добраться, что не так просто. ИГ никого не выпускает просто так, всегда требует веского обоснования. Обычно это медицинские показания. Такую справку можно получить или за деньги, или по знакомству.

Стоит ли говорить, что медицинские кабинеты расплодились как грибы после дождя. Теперь нет необходимости сдавать квалификационные экзамены, долго получать лицензии. Выдавать их все равно некому, чиновники предпочитают саботировать работу. К тому же пограничные с Ираком районы наводнили иракцы, приехавшие за медицинской помощью,— сказывается разница в уровне подготовки медперсонала в Сирии и Ираке. Та же история и с аптеками. Все, кому при прежней власти не светило открыть собственное заведение, не замедлили это сделать. Контроля со стороны властей никакого. "Свободная экономика".

Больницы продолжают работать, как частные, так и государственные, а также Красного Полумесяца. Всех врачей обязали какое-то время работать в больницах бесплатно, дежурство строго по графику. Кроме того, всех докторов и медицинский персонал обязали пройти 15-дневный курс лекций по исламу. Никто не осмелился ослушаться.

Сами врачи процветают. Единственное ограничение состоит в том, что специалист должен работать только по своей специальности. Хирург не может принимать роды, терапевт — быть окулистом и т. п. Ходили упорные слухи, что запретят мужчин-гинекологов. В итоге они подтвердились: с октября все кабинеты врачей-гинекологов закрыты. А женщин-гинекологов в арабских странах не так много.

Еще одним запретом, введенным исламистами сразу же, был категорический запрет на любые прививки. Дескать, Пророк не делал прививок. В результате резко выросла детская смертность, и район захлестнули эпидемии давно забытых болезней — полиомиелита, бруцеллеза, холеры, тифа.

Единственная сфера, которой ИГ занимается всерьез, кроме военной и нефтедобывающей,— это идеология. С первого дня по городу непрерывно разъезжает микроавтобус с громкоговорителями, разъясняющий "политику партии" по всем вопросам и призывающий вступать в ряды бойцов. Пока добровольно, никакой мобилизации нет. Но обрабатывают практически всех, кто обращается по какой-либо нужде в органы власти ИГ. Например, кто-то хочет поехать в хадж, и ему нужно разрешение на выезд. Сразу его никогда не дают, говорят: "Хадж — это прекрасно, мы видим, что ты настоящий мусульманин! Но ведь джихад — это еще лучше, пойдем с нами на джихад!" Так продолжается несколько дней. Боевики хорошо умеют убеждать.

Огромное внимание уделяется внешнему виду, особенно женщин. Сначала всех поголовно обязали носить никаб (головной убор, закрывающий лицо, с узкой прорезью для глаз.— "Власть"), затем — плотные черные носки, теперь дело дошло до таких же плотных черных перчаток. Последний призыв — надевать паранджу. Пока строгого требования нет, но все уверены, что скоро будет. За нарушение — штраф, грамм золота, кроме прочих неприятностей.

Внешнему виду мужчин также уделяется пристальное внимание. Во-первых, жестко запрещено не то что бриться, а просто стричь бороду. За этим следят очень строго, и если парикмахер только прикоснется к бороде клиента, а власти узнают, то его немедленно сажают в тюрьму. В первый раз на три дня. Если случится рецидив, то срок увеличивают до десяти дней. Скорее всего, при третьем нарушении срок увеличится еще значительнее, но второго раза бывает более чем достаточно.

Сначала у пойманных с поличным продавцов табака и сигарет сжигали дома, после стали пороть и отрезать пальцы

Исламисты грозятся ввести еще и штрафы — по два грамма золота за каждый проступок. У мужчин в одежде все должно быть коротким: штаны подвернуты, джалабии (арабская свободная рубаха до земли.— "Власть") максимально обрезаны. Когда начинается молитва, все мужчины обязаны закрыть лавки, магазины, парикмахерские и следовать в мечеть. И это в Сирии, где население традиционно не было особенно религиозным. Но все подчиняются, поскольку боятся доносчиков и скорого шариатского суда, который в своей трактовке веры непреклонен и суров.

С наличием домашнего интернета ИГ мирилось больше года. Но в итоге несколько месяцев назад частный интернет был запрещен, его просто отключили. Теперь в сеть можно выйти только в интернет-клубах, которые полностью контролируют сторонники ИГ. При входе нужно показать удостоверение личности, его данные переписываются и передаются властям. А они уже делают выводы, насколько часто кто выходит в мировую сеть. Отключение домашнего интернета пока что вызвало наибольшее неудовольствие у мужской части населения: они крайне неодобрительно смотрят на походы своих жен и дочерей в общественные места. Никто не знает, чего еще ждать от исламистов, но в последнее время ходят упорные слухи, что следующим под запрет попадет телевидение.

Категорически запрещены любые командные игры, прежде всего футбол. Столь же строго запрещено курение, как кальяна, так и табака. За ослушание — жесткие наказания, причем не курильщика, а того, кто сигареты дал или продал. У нас была история: один из застигнутых ночью за сигаретой смалодушничал и на вопрос, откуда табак, сказал, что ему дал человек, который этого не делал. Того били резиновым шлангом по животу более пяти часов, после чего родственники забрали его домой. Человек стал инвалидом. Виновник потом предлагал в качестве платы за свой поступок немалые по местным меркам деньги, но так и не был прощен. В результате пострадавший на предложенные деньги уехал в Германию.

Борьба с курением сразу приняла ожесточенные формы. Сначала у пойманных с поличным продавцов табака и сигарет просто сжигали дома, после стали пороть и отрезать пальцы. Однако, несмотря на риск, спрос на табак есть, и его надо удовлетворять. Люди продолжают курить. Но только дома или в гостях у того, в ком уверены. Ведь никто не может войти к тебе в дом без предупреждения и разрешения, никакая проверка. Таковы местные реалии.

Что собой представляют боевики ИГ? Их довольно легко отличить от остальных даже по внешнему виду: они не бреются и не стригут волосы, одеваются "по-пакистански", то есть примерно так же, как афганские талибы,— штаны выше щиколоток, на тело — рубаха с полами ниже колен, в большом почете также шапки-пуштунки. Все это радикально-черного цвета. Причем так стремятся выглядеть почти все боевики, как сирийцы, так и иностранцы. Последних среди ИГ хоть и не большинство, но очень заметная часть, а в руководстве — почти исключительно иностранцы, поскольку, по общему мнению, сирийцы не слишком религиозны, плохо разбираются в тонкостях шариата и больше думают о себе и своих семьях. Иностранцы же по большей части молоды, не женаты и находятся вдалеке от родственных, семейных и племенных уз. Они, в отличие от сирийцев, не думают ни о ком и ни о чем, кроме ислама. В основном это выходцы из арабских стран, а также из Афганистана, Пакистана и Индии. Есть небольшое число европейцев (главным образом арабского или пакистанского происхождения) и выходцев из России и СНГ.

Иностранцы стали появляться в Сирии еще на первом этапе войны. Они казались очень заметными и, по мнению сирийцев, слегка не от мира сего. Нечесаные, бородатые, они ходили босиком, потому что утверждали, что находятся на святой земле. Их рекрутировали разные группировки, говоря, что они ведут джихад и теперь будут резать шиитов, евреев и христиан. Иногда, в междоусобных разборках такие "бойцы" попадали в плен к конкурирующей группировке. Для них было шоком то, что мусульмане-сунниты воюют между собой, что их противники также соблюдают законы шариата, ходят в мечеть, вокруг женщины в хиджабах. Сирийцы над ними посмеивались, до войны таких людей в стране просто не было. Кто ж знал, что именно такие "чудики" впоследствии составят костяк "Исламского государства". Возмужав, закалившись в боях и утратив лишние иллюзии, они придут из Ирака победителями и просто уничтожат все конкурирующие группировки.

Вообще говоря, иностранных боевиков сирийцы боятся больше, чем своих. Как и везде, со своими проще договориться, в конце концов, они тоже когда-то были встроены в местное общество. С иностранцами сложнее. Во-первых, далеко не все из них владеют арабским в достаточной степени. Во-вторых, у них, как правило, более жесткий взгляд на действительность, они более прямолинейно трактуют шариатские законы, даже не очень в них разбираясь. В-третьих, они приехали в Сирию и Ирак, чтобы погибнуть и попасть в рай. Именно они составляют основу режима, потому что не могут и не хотят встроиться в сирийское общество посредством личностной эволюции.

Жителям подконтрольных ИГ территорий до смерти надоели запреты и ограничения, но они ничего не могут сделать с теми, кто сейчас у власти. За три года здесь сменилось несколько режимов, и только при последнем мы почувствовали себя в относительной безопасности. Но пренебрежение местным населением, игнорирование его интересов структурой, нацеленной исключительно на построение всемирного халифата таким, каким они его видят, нелепые запреты, постоянные порки и ограничения уже сильно сократили поддержку ИГ. Однако самим избавиться от религиозных фанатиков у нас нет никаких шансов. Остается только надежда на правительство, которое переломит ход войны и освободит страну.

Еще один выход — эмиграция. Уезжают уже не просто семьями, а улицами. Люди пытаются распродать свое имущество хоть за какие-то деньги. Не у всех это получается, и тогда они просто бросают все и убегают. Все прекрасно понимают, что прежней Сирия уже никогда не будет, никто не знает, что будет со страной и обществом. Но это не мешает нам хотеть мирной жизни, свободной от давления кого бы то ни было.