Дмитрий Рогозин откровенно рассказал про ядерную повестку Совбеза

30 октября президент России Владимир Путин провел расширенное совещание с членами Совета безопасности, на котором занимался радиационной, ядерной, химической и биологической безопасностью. О том, как эта безопасность вдруг оказалась под угрозой и каким образом это вчера обнаружилось,— специальный корреспондент “Ъ” АНДРЕЙ КОЛЕСНИКОВ из подмосковного Ново-Огарево.

В начале совещания ничто не предвещало беды. Владимир Путин выступил с коротким вступительным словом. Казалось, в нем, как обычно, все тайное станет явным. Но не стало.

— Тема серьезная, многоплановая,— подчеркнул президент, и я подумал, что такое совещание затянется, конечно, надолго.

Прежде всего интересовало, конечно, почему такой жгучий интерес к теме глобальной безопасности возник именно сейчас, да что там — именно сегодня. Но президент не дал ответа на этот вопрос.

Он говорил про трагедию на японской АЭС «Фукусима» в марте 2011 года, про недавний пожар на складах высокотоксичных и взрывчатых веществ в Китае, вспомнил про эпидемию лихорадки Эбола, сравнимую по уровню угрозы для человечества, по некоторым оценкам, только с угрозой, исходящей непосредственно от России (тоже, очевидно, организма нездорового и заразного)…

Владимир Путин добавил, что надо обеспечивать безопасность объектов атомной энергетики и предприятий, где хранятся или используются «опасные радиационные, химические, биологические вещества и материалы».

А разве сейчас эта безопасность не обеспечивается, возник невольный вопрос, от которого теперь некуда деться.

Он предложил внести коррективы в существующие документы стратегического планирования:

— У нас в этих документах содержится целый ряд положений о противодействии угрозам, причем как в мирное, так и…— Владимир Путин замялся.— Не дай бог, конечно… в военное время. Нужно проанализировать, насколько они отвечают реалиям сегодняшнего дня, и при необходимости внести соответствующие коррективы.

Но все-таки он это неприятное словосочетание — «военное время» — произнес без особого трепета: видимо, давно уже ничего для себя и страны не исключает.

Да и в конце концов если то, что Россия делает в Сирии, не военные действия,— тогда что это?

Словно бы вскользь президент упомянул, что «серьезное внимание надо уделить анализу вызовов и угроз безопасности в обозначенных сферах. Сейчас такая работа ведется по линии Министерства обороны и еще в нескольких ведомствах. Нужно сформировать единые взгляды на эти вызовы и угрозы, что позволит организовать более эффективную защиту наших граждан от них».

Это было уже теплее. Но все-таки непонятно: откуда исходит угроза миру? Что-то, видимо, должно было подтолкнуть к такому расширенному заседанию…

Между тем тучи что-то сгущались:

— Кроме того, уже в ближайшее время следует провести инвентаризацию индивидуальных средств защиты граждан, определить, какие из них морально и технически устарели, и выработать меры по восполнению запасов таких средств за счет современных образцов. Разумеется, разработка и производство новых средств защиты должна осуществляться только на отечественной базе. Для этого у нас есть хорошие технологические заделы.

Да что у нас в самом деле война, что ли? Пора индивидуально защищаться?

Немного поспокойнее стало, когда президент предложил подумать об использовании экологичных материалов на производстве и в других областях жизнедеятельности:

— Например, уже сейчас есть возможность обходиться без хлора и других потенциально опасных веществ в системе жилищно-коммунального хозяйства.

Про хлор прозвучало вообще убаюкивающе, потому что прекращение его использования в ЖКХ никак не является мероприятием в рамках форсированной подготовки населения к третьей мировой войне.

Участники совещания уединились за закрытыми дверями, и это выглядело очень понятно: слишком уж животрепещущими (причем скорее даже трепещущими, чем живо) выглядели теперь эти проблемы. И становилось как-то дополнительно спокойно от того, что они их там обсуждают: все-таки, может, не дадут пропасть, если что.

По-прежнему осталось только непонятно, что же за угроза нависала над страной.

Между тем через 20 минут снова было от чего впасть в печаль: совещание закончилось. Таким образом, на доклады ведомств (а их должно бы быть если не много, то уж по крайней мере несколько по таким проблемам), а также на дополнительные вопросы и ответы, которые обязательно должны были возникнуть, ушло два десятка минут. А только доклад, например, главы «Росатома» Сергея Кириенко, который, конечно, присутствовал здесь, занял бы, в соответствии со здравым смыслом и учитывая тревоги, обозначенные Владимиром Путиным в его вступительном слове, гораздо больше времени.

А с другой стороны, подумал я, не исключено, что и это хорошо: может, и обсуждать-то на самом деле нечего?

Впрочем, секретарь Совбеза Николай Патрушев постарался объяснить, что решения и так были прописаны заранее и что беспокоиться не следует вообще ни о чем.

А потом к журналистам подошел вице-премьер Дмитрий Рогозин, и вдруг все разъяснилось: все страхи, все тревоги и сомнения.

— Речь шла, например, о воздействиях на ранимую инфраструктуру России,— признался он.— При применении методов террористического воздействия, высокоточного оружия… например, при попадании такого оружия по объектам, распространяющим радиацию… или объектам химического плана… это все сравнимо по результату с применением оружия массового поражения. Казалось бы, не применяется ядерное оружие, а последствия — сравнимые!

То, что говорил Дмитрий Рогозин, заслуживало самого пристального внимания. Тут, без сомнения, был по крайней мере один человек, который слишком хорошо знал, для чего собирался этот Совбез.

— Мы должны иметь в голове точную карту ранимых объектов нашей страны! — предупредил Дмитрий Рогозин.— И объекты, доставшиеся в наследство от народно-хозяйственной деятельности (видимо, советского времени.— А. К.)… Например, если взять предприятия специальной химии, то если даже вы их полностью очистите от содержимого, например от производства порохов (ударение на последнем слоге.— А. К.), то все равно за десятилетия выработки такого рода порохов они пропитывают сами по себе стены здания! Поэтому бомбой является не содержимое здания, а само здание является бомбой!

Бомбой, по крайней мере для меня, было и то, что говорил сейчас Дмитрий Рогозин. Я с некоторой опаской подумал, не является ли то, чем он с такой легкостью делился, к тому же инструкцией по изготовлению такой бомбы.

— Так что требуется масштабная работа по утилизации такого объекта,— заключил Дмитрий Рогозин.

И добавил, что на заседании Совбез рассматривали и эти на первый взгляд не самые глобальные вопросы.

Сколько же всего они успели за эти 20 минут!

Тут ему поступил вопрос: верно ли, что заседание вызвано к жизни возросшими во всех этих смыслах рисками?

— Ну мы же не придумываем велосипед! — пожал плечами Дмитрий Рогозин.— Мы исходим из того, что умеем читать, и причем не только в закрытой, но и в открытой печати! Соединенные Штаты сегодня активно проповедуют концепцию МГУ… ну то есть Молниеносного Глобального Удара… Суть этого удара сводится к тому, чтобы в течение одного часа свести на нет военный и политический потенциал любого государства, находящегося на любом расстоянии от Соединенных Штатов Америки!

Вот оно. Вот, видимо, почему и собрались. Причем те считают, что решат все за час, а нам и 20 минут достаточно.

— Речь идет именно о применении высокоточного оружия,— продолжал господин Рогозин,— целью которого являются далеко не только военные объекты, а именно и инфраструктурные: атомные электростанции, химические заводы, водоканалы… Мы все это читаем и не может не реагировать…

Да, все подтверждалось. И от этого не становилось легче.

— Мерами ответного воздействия,— продолжил он о главном теперь,— могут быть меры, касающиеся стратегического ядерного потенциала России, чтобы не дай бог в голову не приходили сумасшедшие идеи…

Вице-премьер говорил, что для избежания катастрофических последствий для населения «должна быть, по сути, воссоздана гражданская оборона», что каждый на своем уровне власти должен знать, чем будет заниматься в такой момент…

А я думал об этом и не верил, что вот мы же сейчас стоим в резиденции российского президента, в самом сердце нашей Родины, и человек, который в числе других немногих непосредственно отвечает за ее и нашу безопасность, так спокойно говорит о войне уже не с каким-то невероятным противником, а с единственно возможным… И что еще год назад — и даже пару месяцев назад — это и представить себе было невозможно.

— Надо быть готовым ко всему,— неумолимо повторил господин Рогозин.

И видимо, не один я испытывал чувство потрясения происходящим.

— То есть Россия предполагает, что она является целью удара со стороны США? — переспросил корреспондент ТАСС Денис Демкин.

— Для вас это новость, что ли? — Дмитрий Рогозин тоже выглядел потрясенным…— Ну я не знаю… У нас есть военная доктрина, нам все прописано… Мы не называем, не показываем ни на кого пальцами, но некоторые сами на себя показывают пальцами! Мы же ни разу никогда не говорили, что у нас есть стратегия или концепция, которая предполагает агрессию против другого государства. Но концепция Молниеносного Глобального Удара — она чистой воды агрессивная!

Я не часто видел, чтобы журналисты, окружившие Дмитрия Рогозина, стояли такие притихшие. Возможно, никогда.

— Это впервые у американских стратегов появляется иллюзорное… подчеркиваю, иллюзорное!.. видение того, что они могут добиться победы над ядерной страной в неядерной войне,— холодно произнес Дмитрий Рогозин.— Это глупости! Мы будем эти глупости развеивать!

Хорошо бы неядерными средствами.

Спасибо, успокоил.

Андрей Колесников