Анна Наринская о «Last Folio» в Еврейском музее

В Еврейском музее показывают выставку «Last Folio» — фотографии из словацкой иешивы, которые можно назвать душераздирающе красивыми

В марте 2006 года группа кинематографистов, в которую входили продюсер Катя Краусова и фотограф Юрий Дойч (оба они родом из Чехословакии, а теперь она живет в Лондоне, он — в Торонто) приехали в маленький восточнословацкий город Бардейов. Там они должны были находиться недолго — надо было только снять старинную синагогу, из которой в 1942 году 3700 бардейовских евреев были отправлены в лагеря. Они ее (или то, что от нее осталось) сняли, взяли интервью у последней оставшейся в этом некогда густо населенном евреями городке еврейской пары и уже — не без облегчения — собирались отправиться восвояси, когда произошла заминка. В результате этой заминки они не только остались в Барейдове надолго, но и возвращались несколько раз.

Их остановил пожилой человек. Он сказал, что он староста местной протестантской церкви (то есть, отметим для непонятливых, совсем не еврей) и что он просит съемочную группу взглянуть на одно здание, за которым он присматривает уже много лет. Огромных трудов ему стоило заставить уставших и немного высокомерных киношников пойти вслед за ним. Он открыл своим ключом одно из зданий на главной площади городка. "Мы зашли внутрь в пять минут девятого утра,— вспоминает Катя Краусова,— а в следующий раз, когда я посмотрела на часы, оказалось, что время приближалось к трем часам дня".

В этом здании когда-то была иешива, еврейская школа — занятия в ней прекратились в тот самый день 1942 года, когда евреи из Бардейова исчезли навсегда. С тех пор в ней ничего не изменилось, ничего не сдвинулось с места: книги, светильники, даже плевательницы. Время остановилось, как в Помпеях. Как во сне.

Книжные шкафы были заполнены разбухшими и покорежившимися от сырости книгами, пожелтевшими свертками пергамента, предназначавшимися для молитвенных амулетов, и почти рассыпающимися тетрадками. Юрий Дойч стал фотографировать эти листы. С тех пор он фотографировал эти листы много, много раз.

Теперь эти фотографии — вместе с тем самым документальным фильмом, в который вошли съемки уроженцев Словакии, переживших Холокост,— составляют выставку "Last Folio". Уже несколько лет эта выставка ездит по музеям мира, фотографии из нее куплены Библиотекой Конгресса в Вашингтоне и Национальной галереей в Оттаве.

Фотографии Юрия Дойча очень красивые. Сначала даже кажется — слишком красивые. Он показывает деформированную бумагу в невероятном приближении, и она образует какой-то внеземной рельеф. Он снимает руины в рассеянном, перламутровом свете, так что их заброшенность кажется привлекательной, как на картинах Каспара Давида Фридриха. Он печатает эти фотографии размером со "среднестатистическую" живописную картину, и это выглядит очень красиво и даже дорого. И сначала от этого как-то не по себе. Как от "Дневника Анны Франк" в глянцевой обложке и с золотым обрезом (и такие издания бывают).

Но потом ты смотришь на эти изображения еще раз — и ощущение меняется. Оно меняется, когда впечатление от того, как, окончательно сходится с пониманием — что.

Немецкий писатель Стивен Ули написал о фотографиях Дойча так: "Книги на фотографиях Дойча напоминают увядшие листья, которые, распадаясь, являют нам свое поразительное величие, чтобы затем исчезнуть. Их уже с трудом можно назвать печатными изданиями, они превратились в сложные существа. Они стали свидетелями человеческого существования и одновременно просто материалом, который вступает в круговорот природы.

Если бы эта история не произошла в результате геноцида, то мы могли бы наслаждаться фотографиями Дойча, воспринимая их как метафоры преходящего характера жизни. Мы могли бы предаться светлой печали, исходящей от этой болезненной, так мастерски переданной художником красоты. Но эта история произошла в результате геноцида".

Осознание этого делает чувство, внушенное красотой изображений, не утешительно-расслабляющим, не глянцевым, а болезненным и отрезвляющим. Чтобы листы книг легли именно такими причудливыми волнами, чтобы пергамент ссохся и истлел, приняв такую изящную форму, чтобы пыль легла так прихотливо, понадобилось всего-навсего, чтобы почти четыре тысячи затолкали в вагоны и увезли прочь — навстречу унижениям, ужасу, смерти. Большинство из них мучительно умерло, а забытые и спрятанные в кармане времени предметы жили своей странной жизнью, перерождались, превращались в прекрасные окаменелости, практически в памятник. Спокойная красивость фотографий Юрия Дойча сперва как будто бы заглушает это понимание — чтобы потом пробудить его с новой болезненной силой.

"Last Folio". Еврейский музей и центр толерантности, до 17 января