“Ъ” выяснил, как дальнобойщики едут протестовать на МКАД

Протесты дальнобойщиков, проходившие последние три недели из-за введения платежной системы «Платон», близятся к кульминации. В четверг водители грузовиков со всей страны ждали, что президент Владимир Путин в послании Федеральному cобранию упомянет об их проблемах и пообещает разобраться. Когда этого не произошло, дальнобойщики начали формировать колонны, которые попытаются добраться до Москвы, чтобы блокировать МКАД.

Место встречи надо менять

Протестующие дальнобойщики должны были оказаться в Москве еще несколько дней назад, но всю неделю им успешно противостояла дорожная полиция. По всей стране гаишники останавливали подозрительных водителей на каждом посту, по нескольку часов проверяли документы, искали в грузе взрывчатку или наркотики, штрафовали за отсутствие аптечек и огнетушителей, а самых активных просто разворачивали назад. Это серьезно осложнило координацию протестных действий: несколько раз полиция приезжала прямо на секретные места встреч. Чтобы узнать координаты еще одной такой точки, журналистам “Ъ” пришлось две ночи в интернет-диалоге убеждать недоверчивых водителей в благонадежности. В итоге собеседник “Ъ” все-таки прислал номер телефона, имя связного и адрес небольшого придорожного кафе примерно в 200 км от Москвы — со строгим указанием во время разговора по телефону ни в коем случае не упоминать нужный километр.

На месте оказалось, что в конспирации уже нет необходимости — водителей вычислили еще накануне днем. «Вообще даже не скрывались,— удивленно улыбаясь, рассказывает Виктор, молодой дальнобойщик из Великого Новгорода.— Я-то думал, что никогда слежку не замечу, я ведь далекий от этих дел. А тут все просто — вон легковая после нас приехала и подозрительно долго стоит у кафе, потом рядом “Газель” встала с антенной на крыше». Когда скучающие водители решили проехаться по округе на легковушке, подозрительное авто сразу выехало за ними, весь маршрут висело на хвосте, а потом встало на том же месте. После этого часть водителей решили на грузовиках перебраться на другую стоянку и выехали по направлению к Москве, но уже через несколько километров всех остановили гаишники с вопросом, куда едет колонна фур. «Парни думали схитрить, говорят: мы на самом деле в Питер, просто разворот ищем на трассе,— рассказывает один из оставшихся водителей.— Ну им и говорят: давайте мы вас сопроводим до границы области. Так и ехали с кортежем».

Заполненное дальнобойщиками придорожное кафе — обычная картина для тех, кто едет ночью по федеральной трассе. Но в этот раз обстановка в закусочной напоминает черно-белые советские фильмы о революционных матросах и бастующих железнодорожниках. Несколько водителей сидят за столом в углу и шумно обсуждают, откуда протестующие выехали на Москву и где они застряли. Ситуация усугубляется тем, что единого руководства у акции нет, дальнобойщики из разных городов не знают друг друга и связь между отдельными колонами приходится налаживать прямо сейчас. «Что говорит Базиль?.. Где Леха Негабаритчик?.. А как Вадим-шаландер?.. Говорил, за ним тридцать шаландеров»,— пробиваются сквозь гул разговоров загадочные фразы. «Мы тут сами запутались,— весело говорит Виктор под общий смех.— И в трассах, и в днях недели, и вообще уже по жизни». Связь между колоннами поддерживают делегаты — дальнобойщики, которые пересели на легковые машины, чтобы проскочить мимо постов ГАИ. «Андрюха наш ездил на трассу “Дон”, разговаривал с теми, кто там стоит группами. Где-то сто машин, где-то тридцать,— объясняет Вова, крепкий мужчина в свитере.— Надо понять обстановку, сколько машин всего на круг выходит и как люди настроены. То есть сейчас закольцовывается протестное движение, вот этой ночью все должны оказаться на связи, чтобы ближе к Москве была четкая координация действий».

Точного числа участников акции никто не представляет, даже дата все еще под вопросом, но все дальнобойщики знают, что им нужно делать — пробиться в субботу к МКАД, встать в крайнюю правую полосу и снизить скорость до минимально допустимой.

«Вот представь, мы в одно время со всех сторон заезжаем на кольцо и занимаем свои законные полосы, первую и вторую,— с горящими глазами расписывает Вова.— А наши московские активисты пересаживаются на легковушки и едут рядом по третьей, четвертой и пятой. Таким образом, получается гигантская улитка, пять полос на МКАДе в обе стороны. И в Москве достаточно двух таких улиток, чтобы все закольцевалось и встало»,— гордо улыбается он.

Что они будут делать дальше, дальнобойщики не знают.

Большегрустная арифметика

Дата, когда улитка должна была проползти по МКАД, переносилась уже несколько раз. Теперь дальнобойщики вроде бы окончательно договорились — в четверг в полдень они будут смотреть, как президент Владимир Путин зачитывает послание Федеральному собранию. «Все это время про нас и наши требования никто не рассказывал — ни “Первый канал”, ни НТВ,— с обидой в голосе рассказывает Виктор.— Только в интернете писали, а радио и телевизор молчали. Мы ждем послания, чтобы понять, знает Путин о проблеме или нет. Собирается ли он что-то делать, или мы ему вообще … <неинтересны>». Молодой водитель, немного запинаясь, рассуждает: «Мне кажется, что он такие вопросы не решает, это все без него сделали. Ну да, Ротенберги его друзья. Но закон принят был еще при Медведеве же, он эту … <ерунду> подписал. Может, до Путина просто не вся информация дошла».

— Лично мне эта неопределенность уже надоела,— подходя к столу, устало произносит очень худой, коротко стриженный молодой мужчина. Это Александр, делегат колонны, который совсем недавно вернулся из Ростова. Видно, что он падает с ног от недосыпа — но пожимает всем руки и присаживается за стол.— Пусть уже Путин скажет четко — платите, ребята, мы так постановили и менять не будем. Желательно, чтобы вышел к народу и прямо в глаза сказал.

— И что тогда?

— Тогда я продам машину, расплачусь с кредитами и поеду куда-нибудь в другую страну жить.

Сейчас один километр оценивается «Платоном» в 1,53 руб., но уже с марта эта сумма вырастет вдвое — до 3,06 руб. Дальнобойщики, работающие на себя, абсолютно уверены, что новая платежная система их разорит уже через несколько месяцев. Чтобы доказать это, они подробно, с цифрами рассказывают о своих доходах и расходах. «Ну вот смотри: за фрахт Питер—Москва платят 36–40 тысяч рублей. Это еще очень хорошо считается за рейс туда-обратно,— рассказывает Виктор.— Но из этих денег почти 20 тысяч уходит на топливо. Ну, точная цифра от машины зависит — европейская поменьше топлива ест, американец побольше, российская — еще больше». Есть в дороге нужно и самому дальнобойщику, «а цены в кафешках сами видите какие — зашел покушать и не меньше 300 рублей оставишь, а то и все 500. Не меньше двух, двух с половиной тысяч набегает». Рейс длится от трех до пяти дней — Москву на ночь закрывают для грузовиков, поэтому часто приходится простаивать на подъезде к столице. «В итоге у меня один, максимум два рейса в неделю,— говорит Виктор.— За вычетом топлива и еды я получаю за рейс 16–18 тысяч. И это если ничего не сломалось в дороге — бывает, наехал колесом на железку, шину разорвало, ты эти 18 тысяч за ремонт и отдаешь. Тебя не было дома всю неделю, а приезжаешь без денег». Кроме того, надо ежемесячно вкладываться в амортизацию машины — долить масла, сделать мелкий профилактический ремонт, это обходится примерно в 20% от стоимости израсходованного за месяц топлива. «А еще я плачу 40 тысяч в год транспортного налога,— загибает пальцы водитель.— Плюс около шести тысяч страховка — и это я в Новгородской области прописан, она там маленькая. А у Вовки из Ленобласти она в два раза больше». Вовка согласно кивает. «Еще акциз за топливо, семь рублей за литр,— продолжает Виктор.— А еще техосмотр, шиномонтаж, все расходные материалы тоже на мне. Мы и так тут все еле-еле зарабатываем по минимуму, а нас добивают новым налогом». По словам Виктора, его машина проходит за год от 100 тыс. до 150 тыс. км. «В следующем году тариф составит 3,06 рубля,— напоминает дальнобойщик.— Значит, мне придется не менее 400 тысяч заплатить Ротенбергам. То есть, “Платону”».

Где взять эти деньги, дальнобойщики не представляют. Чиновники Минтранса убеждали водителей, что их кошельки не похудеют, потому что разницу им все равно оплатят заказчики. «Ага, заказчик мне заплатит больше, а сам цены поднимет. Я в магазин пойду и платить буду больше»,— пожимает плечами Виктор. Кроме того, Минтранс не учитывает, что дальнобойщикам приходится много километров ехать пустыми. «Я живу в Великом Новгороде, это маленький город, у нас возить-то нечего,— говорит дальнобойщик.— Самый большой товарооборот между Москвой и Питером. Мне, чтобы доехать до заказчика в Питер, надо 200 километров проехать, я их оплачу из своего кармана. Домой к дочке заскочить — еще 200 километров туда и 200 обратно. И так каждый раз». «Я из Твери, у нас работа есть ну для пятой части водителей максимум. Остальные либо в Москву едут, либо в Питер»,— подтверждает его сосед по столу.

«Слушайте, но ведь даже если вы едете пустыми, то все равно разбиваете дорогу, разве нет?» — спрашиваю я. Дальнобойщики смотрят на меня с подозрением: для них заявление о том, что фуры негативно воздействуют на дорожное полотно,— тяжкая ересь. «Посмотри на кольцевые дороги в Москве и Питере,— убеждают они.— Дальше второго ряда грузовому транспорту запрещено ехать. И что получается? В левых рядах, где ездят одни легковые, колеи гораздо глубже и неровностей больше, чем там, где ездят грузовики». «Ну а главное — за что платить-то? — спрашивает Александр.— Я вот сейчас ехал через Тотьму, там снег валит, а они там стоят и асфальт кладут! Прямо под снегом, ну ты прикинь? И вот на это с нас деньги требуют».

При этом водители указывают, что «Платон» ударит не только по ним, но и по всему малому бизнесу. Александр тихо рассказывает про небольшую мебельную фабрику в Саратове, «там владельцы — три молодых парня, мои ровесники». Раньше фабрика отправляла в московские и питерские магазины по три машины в день, а последние месяцы — уже три в неделю. «Говорят, что из-за кризиса все расходники у них подорожали,— пересказывает водитель.— Комплектующие с Китая, кожзам с Китая, мебель стала дороже, а по новым ценам ее брать не хотят». Если теперь за каждый рейс фабрике придется платить водителю дополнительные пять-шесть тысяч, то она просто разорится. «А там у них местные работают, не узбеки. Я с ними говорил — они 40–50 тысяч в месяц получают, реальные деньги. В столовую заходил — там за 50 рублей можно поесть, без накрутки,— говорит Александр.— Ну и кому лучше станет, если фабрика закроется и десятки людей потеряют работу? Кому это нужно?» «Поэтому мы, частные водители, так и беспокоимся,— поворачивается он ко мне.— Мы видим заказчика, общаемся с ним и понимаем — многие просто не справятся, эта плата за дорогу их добьет».

«Ну а нам что всем делать? — распаляется Виктор на другом конце стола.— Вот у меня дочке пять месяцев, жена с ней сидит, работать не может пока. А у жены проблемы с молоком, недокормила. Мы сейчас покупаем сухую смесь, там баночка 1200 рублей стоит, ее на неделю хватает. Вот и посчитайте, сколько за месяц выходит». «Я не хочу сказать, что это такая прямо неподъемная сумма»,— продолжает он с таким жаром, что сразу становится понятно — серьезные деньги, чего уж. «Но еще памперсы на полторы тысячи, другое, третье…Теперь “Платон” этот,— зло говорит он.— Что мне делать-то? Что нам теперь делать? Куда идти? Мы только машину водить умеем, если по-честному». Остальные дальнобойщики смотрят на него и молчат.

За окном медленно проезжает фура. «Вот еще один под черным флагом,— презрительно произносит кто-то за столом.— Наживается за наш счет, тварь». Из-за того, что часть водителей занялась протестами, на рынке в последние недели не хватает свободных машин. Заказчики стали предлагать за рейс в два раза больше, и многие частники с удовольствием согласились возить товар. При этом «Платон» они тоже не ставят, чтобы сэкономить. Бастующие дальнобойщики регулярно высмеивают их на общей частоте, те предпочитают отмалчиваться.

— Ну вот как нам их называть? — с возмущением спрашивает меня один из водителей.

— Штрейкбрехеры?

— Да какие брехеры? … <гады> они конченые!

Виктор рассказывает, как на днях разругался с тестем. Тот тоже дальнобойщик, но заявил, что бороться бесполезно, и поставил «Платон». «Еще война не началась, а он уже в плен сдался,— возмущается водитель.— Я ему так и сказал — ты мне враг, я тебя знать не желаю». «Помнишь, как Сталин не стал своего сына вытаскивать из немецкого плена? — неожиданно спрашивает он.— Ну вот я подумал — если Сталин сына не пожалел, то нахера мне такой тесть нужен. Вот пацаны здесь со мной, они моя семья».

Дорога до МКАД

Глубокой ночью большинство водителей расходятся по машинам спать. Те, кто собирается участвовать в акции в качестве пассажира, остаются выпить с приехавшими откуда-то фотографами-стрингерами. Все это время за соседним столиком мрачно пьют водку крепкие мужики, один из них внезапно подходит к водителям и начинает кричать на фотографа — тот якобы его снял на камеру. Обстановка за секунду накаляется, незнакомцы начинают толкаться и зовут «выйти поговорить». «Титушки, похоже,— говорит один из дальнобоев.— Мы их видели сегодня, они отирались возле той машины, которая за нами следит. Сейчас драку начнут, менты приедут и заберут всех».— «Да не, просто пьяные какие-то,— не соглашается его товарищ.— Но все равно неприятно». На улице уже начинается драка, и водители советуют всем посторонним уйти из кафе до утра. Мы идем греться в машину к Валере, спокойному 49-летнему водителю,— он гордо рассказывает, что работает на большегрузах с 1987 года. «Разувайтесь и заходите, сейчас чай пить будем»,— радушно приглашает он в кабину, как в квартиру. Услышав про выпивших товарищей, он неодобрительно качает головой: «Теряем бойцов еще на подступах к Москве». Сам он разжигает небольшую горелку и ставит на нее маленький металлический чайник. Вода греется, мы оттаиваем в тепле и рассматриваем кабину.

«Машину теперь продать придется,— тихо говорит пожилой водитель.— Хотя кому она нужна, копейки дадут. Ну да, старая — но я ее специально такой брал, потом сам отремонтировал, у меня руки откуда надо растут». Я спрашиваю, почему дальнобойщики-частники предпочитают скорее уйти из профессии, чем идти работать в какую-нибудь компанию по грузоперевозке. «Ну работал у меня один товарищ на фирму, получал 50 тысяч в месяц,— сухо отвечает Валера.— Только он дома был один-два дня в месяц. Вот он приехал с рейса в Питер, оставил машину хозяину, сел в электричку, проехал 70 км, переночевал дома, а утром уже звонят — давай приезжай немедленно. Это жизнь, что ли? Я так уже не выдержу, возраст не тот. Да и никто не выдержит, поэтому у нас почти 80% дальнобойщиков — частники или совсем мелкие ИП с парой машин».

Мы пьем горячий чай, потом Валера раскладывает спальное место. «Мы ведь все понимаем, государству деньги понадобились,— говорит он на прощание.— У нас в Сирии заварушка началась, ракеты тоже денег стоят. Но пусть депутаты для этого найдут другие резервы — не за наш счет».

Утром водители сонно собираются на перекур возле машин. «К нам вчера полицейские подходили ночью, предупредили, что остановят всех на ближайшем посту ДПС и закроют по статье “экстремизм”»,— мрачно рассказывает один. «Да ну, на понт берет, какие мы экстремисты»,— недоверчиво отвечает ему товарищ. «Ну, может, и понт, но все равно неприятно»,— заключает третий. Пока водители собираются в кафе, где запланирован коллективный просмотр выступления президента, мы едем на пост ДПС. «Никакого экстремизма тут не ищут»,— твердо отвечает полицейский начальник, пока его подчиненные взмахами жезлов выхватывают из транспортного потока грузовики и фуры. «У нас просто операция “Антитеррор”, мы все машины выборочно проверяем»,— официальным тоном объясняет он, потом поправляет у молодого полицейского съехавший светоотражающий жилет и удаляется. Постовые переписывают номера и паспортные данные водителей большегрузов. «Вы антиплатоновцев ждете? — не выдерживает один из полицейских.— Они сюда не доберутся, их еще раньше остановят».

За десять минут до начала трансляции водители внезапно меняют место дислокации и проезжают пару километров до следующего кафе, где уже сидят еще с десяток дальнобоев. Водители молча слушают президента, никак не комментируя его речь, но с каждой минутой все больше теряют к ней интерес. Когда глава государства начал говорить о проблемах селян, водители начали вызванивать товарищей и обсуждать маршруты проезда к Москве.

Александр Черных, Катерина Щербакова