"Мушкетеры. Сага. Часть первая" в МХТ имени Чехова

Премьера театр

В МХТ имени Чехова показали премьеру нового спектакля Константина Богомолова под названием "Мушкетеры. Сага. Часть первая". Рассказывает РОМАН ДОЛЖАНСКИЙ.

К тому времени, когда пишущих критиков наконец пустили посмотреть спектакль, который из предпремьерных показов вырос наконец в премьеру, непишущие критики уже успели разнести по городу и миру основные положения, что от "Трех мушкетеров" Александра Дюма в спектакле практически ничего не осталось, что весь текст сочинен режиссером во время репетиций, что спектакль начинается с похорон полового члена, который называют фуем, что народная артистка Ирина Петровна Мирошниченко играет в спектакле под своим именем, ее героиня зовется королевой и влюблена в Джастина Бибера, что Констанцию Бонасье здесь зовут Костей, она одета как героиня фильма "Ирония судьбы, или С легким паром", песни из которого здесь тоже поют. Наконец, что спектакль идет без малого пять часов, с двумя антрактами и едва ли заканчивается к полуночи.

Сразу могу сказать, что не все это время, на мой взгляд, использовано автором-режиссером с равной интенсивностью — тексту, часто очень остроумному и афористичному, на сей раз не хватило рационального редакторского (не путать с цензурным) присмотра. Но тот лишний час, на который новый спектакль Константина Богомолова мог бы с пользой для себя стать короче, искупается весельем и увлеченностью, с которыми не где-нибудь, а на сцене МХТ имени Чехова в Камергерском переулке играется романтический трэш-эпос. В данном случае "Три мушкетера" — и не столько даже старый роман Дюма, сколько и поныне суперпопулярная советская экранизация конца 1970-х годов,— выбраны просто как затравка, как один из поп-культурных мифов. Богомолов словно макает этот сюжет, вернее, то, что от него осталось, в советско-российскую жизнь (поди еще отдели одну от другой), и потом дает нам рассмотреть, как причудливо, смешно и страшно оседают на нем все прочие наши мифы. Макает и в нечистоты жизни, и в мечты ее, и в ее глупости.

Можно было, наверное, взять какой-то иной сюжет, в конце концов от телефильма в спектакле остались разве что бело-голубые мушкетерские накидки, даже д`Артаньян стал всего лишь Артаняном, наивным юношей армянского происхождения из Краснодара. Сгодилась бы та же "Ирония судьбы" — не зря же целую интермедию из фильма на сцене разыгрывают. Или мультфильм о Карлсоне — упитанный мужчина в самом расцвете сил и с пропеллером на спине в исполнении Сергея Чонишвили стал в "Мушкетерах" ангелом смерти. О смерти и о любви в спектакле очень много рассуждают — то ернически, то возвышенно, то простыми словами, то сложными монологами, отсылающими к разным литературным произведениям. Да и главная оппозиция, двигающая сюжет "Трех мушкетеров", между королевой и кардиналом, уподоблена сражению между любовью и смертью: королева — это любовь, а кардинал — это смерть.

Кардинал дядя Витя (Виктор Вержбицкий) прячет сутану под пиджаком и напоминает о родстве священников и сотрудников спецслужб. Король дядя Саша (Александр Семчев) ревнует Ирину Петровну, которая всегда любила Валерия Леонтьева, а тут увлеклась заокеанским Бибером. Вместо алмазных подвесок она дарит ему свои глаза, чтобы потом отправиться к Ла-Маншу и утонуть в нем... И даже если рассказать, что миледи (Марина Зудина) была раньше другом мушкетеров Вадимом Роже, у которого взрывом оторвало тот самый фуй, который хоронили в начале, после чего он вынужденно превратился в женщину, которая изменила Атосу (Игорь Миркурбанов), за что была группово изнасилована прочими мушкетерами, даже если рассказать все это, не станешь абсолютным спойлером: в спектакле все равно останется еще много гротескных трюков и сложно сплетенных мотивов. Где-то Богомолов подражает стилю Владимира Сорокина, где-то веселит в духе хорошего КВН, где-то просто упивается восторгом сочинительства — каждый найдет свое, и поэтому почти все зрители смотрят до конца. Тем более что если режиссер уж слишком увлечется, то сам же и выпустит из двери человека от театра, который легко собьет пафос: "Так, теперь для тех, кто ни фига не понял".

Конечно, несложный вопрос "Что сильнее — любовь или смерть?" по-настоящему беспокоит Константина Богомолова. Он, отодвинув в сторону классические тексты, продолжает разрабатывать в "Мушкетерах" иные, но волнующие его и неразрешимые темы. Как в мхатовских же "Карамазовых", он рассматривает сегодняшнее общество на стадии его распада и гниения: старые идеалы и кумиры достойны лишь осмеяния, но похоронить их не удается, поскольку, умирая, они становятся железобетонными (на этот счет есть в спектакле немало соленых фраз). Как и в "Гаргантюа и Пантагрюэле", он с нежностью и философской отвагой говорит о поколении своих родителей, о коварстве времени — и вот уже "дом престарелых великанов" превращается в "дом престарелых ангелов". Новый сценический павильон художника Ларисы Ломакиной, постоянного соавтора Богомолова, здесь может стать и казармой, и офисом тайной полиции, и кладбищем, и даже морским берегом, но, по сути, остается хранилищем коллективного бессознательного, своего рода безвыходного пространства, в котором лучше отважно веселиться, чем страдать и проповедовать, ну хотя бы потому, что права проповедовать ни у кого не осталось.