"Звуковые ландшафты" в "Школе драматического искусства"

Премьера театр

У фестиваля NET, проходившего при поддержке Фонда Михаила Прохорова и департамента культуры Москвы, оказалось долгое эхо — московская часть его программы закончилась музыкальным перформансом Петра Айду "Звуковые ландшафты". Рассказывает АЛЛА ШЕНДЕРОВА.

Технари любят найти на помойке и воссоздать по винтику нужный в быту инструмент, а музыкант Петр Айду восстанавливает аппараты, предназначенные для шумового оформления в театре. Собственно, эти аппараты уже давно канули в Лету — с появлением звукозаписи шум дождя, раскаты грома и пение птиц заменила граммофонная, а потом магнитная пленка, но Айду вернул их к жизни. В 2012-м его хобби вылилось в экспозиционный проект "РеКонструкция шума", реализованный "Музыкальной лабораторией Айду" при поддержке Политехнического музея: в залах Политеха были выставлены и воссозданные шумовые машины, и новые, придуманные им звуковые объекты.

В "Звуковых ландшафтах" они стали не подсобной техникой или реквизитом, а музыкальными инструментами и героями перформанса. С помощью научившихся играть на них, точнее партнерствовать с ними, артистов и хора театра "Школа драматического искусства" Петр Айду создал четыре шумовых пейзажа: "Ландшафт N1", "Индустриализация", "Ландшафт N2", "Dies Irae" ("День гнева").

Льется летний предзакатный свет, щебечут птицы, шелестит трава, журчит ручей — и только усиливающийся ветер да далекие раскаты грома наводят на мысль, что идиллия будет недолгой. И свет, и звуки — все здесь так узнаваемо, что воображение само рисует десятки чеховских, тургеневских и прочих пейзажей и сюжетов: в сознании каждого зрителя разворачивается свой. Стоит ли говорить, что на сцене нет декораций, а в ткани спектакля нет не только ни одного диалога, но вообще ни одного слова. Актеры одеты в черное, а внимание зрителя сосредоточено на деревянных по большей части аппаратах. Шелест листочков изображают лоскутки, прикрепленные внутри вращающегося колеса, раскаты грома — листы жести, стук чугунных колес поезда — деревянный круг с выступами, по которым бьют деревянной же колотушкой, а звуки взлетающего аэроплана — зубчатая деревянная пила. Все эти приспособления оказываются не только функциональны, но и странно красивы.

Как говорил чеховский барон Тузенбах: "Какие красивые деревья и, в сущности, какая должна быть около них красивая жизнь!" Нарастающие раскаты грома и долго бушующий ливень, переходящий в неотвратимо приближающийся стук колес (можно было бы написать отдельную статью о том, как виртуозно организовано это ритмически),— все вызывает в воображении не только лирические, интимные сюжеты, но и раздумья о XX веке в целом — веке, в котором птичий щебет и голоса трех сестер были навсегда вытеснены индустриальными шумами.

Вот отсюда, наверное, эта безотчетная тревога, мучительно нарастающий драматизм, заставляющий, кстати, вспомнить об одном из европейских родственников "Звуковых ландшафтов". Вполне сюжетный спектакль Кейти Митчелл "Кольца Сатурна" (хедлайнер Авиньона-2012) со "Звуковыми ландшафтами" роднит прием — нарочитое несовпадение того, что ты видишь, с тем, что ты слышишь, и победа звука.

В спектакле Митчелл происходящее на сцене и на экране было озвучено колдующими на первом плане актерами. Так, например, когда в глубине сцены старик, герой романа Винфрида Зебальда, вспоминал о своей прогулке по осеннему лесу, на экране появлялся лес, а на авансцене актеры изображали шорохи и шаги по жухлой листве, звякая вилкой по тарелке и роняя эту тарелку в песок. В финале "Колец Сатурна", они же кольца судьбы, старик умирал, сцена пустела, экран гас, а звуки затихали — пространство застывало вместе с сознанием героя. В "Звуковых ландшафтах" после грома, ливня и невыносимого шума станков наступает вдруг тишина, а потом, как в начале, раздается птичий щебет — его изображает ставший к пюпитрам хор. И странное дело: мысль о том, что когда мы и наши шумные, громоздкие, грязные машины уйдем в прошлое, то природа, свет и покой останутся прежними,— эта мысль дает надежду.