Дмитрий Губин
Я провел свое детство в Алжире. Это было тогда, когда французская армия уже ушла из этой страны, а французская культура — еще нет. Далида и Фредерик Франсуа были для меня тем же, чем для моих ровесников Йак Йоала и ансамбль «Песняры». И когда четверть века назад французы запустили в свободной России радиостанцию «Европа Плюс», я был счастлив. Я мог, конечно, допустить, что французская музыка перестанет быть популярна в России, но ни в каком кошмаре не мог вообразить, что шансоном у нас будет называться уголовно-дальнобойная музыкальная требуха. Но в России такое случилось со многими словами и понятиями — от патриотизма до парламентаризма.
Когда в Париже в ноябре 2015-го произошли теракты, у меня в голове стали сами собой звучать французские песенки из детства. Во многих из них повторяется слово liberte — «свобода». Как, например, в этой, которая так и называется — Ma Liberte, «Моя свобода». Ее пели десятки, если не сотни шансонье, но я предпочитаю авторское исполнение Жоржа Мустаки.