Леонид Барац и Ростислав Хаит — о фильме «День выборов-2» и о том, как они совмещают творчество с бизнесом

ВЛАДИМИР БОРОВОЙ

"Квартет И" — московский театр. Создан в 1993 году группой выпускников ГИТИСа. Главные люди театрального проекта — актеры Леонид Барац, Ростислав Хаит (они же продюсеры), Камиль Ларин, Александр Демидов и режиссер Сергей Петрейков. В 2012 году журнал Forbes поставил его на 16-е место из 50 в рейтинге доходов российских звезд. В середине 2015-го "Квартет И" был назван одним из пяти самых доходных юмористических проектов страны. Театр считается одним из самых популярных в столице, цена на билеты колеблется от 1000 до 15 тыс. руб.

"Квартет И" уже довольно давно известен не только как успешный театральный проект — с 2007 года его участники убедительно выступают в кино: пять фильмов ("День выборов", "День радио", "О чем говорят мужчины", "О чем еще говорят мужчины" и "Быстрее, чем кролики") заработали примерно $47 млн — вчетверо больше потраченного на производство.

Почему вы решились на сиквел своего не самого кассового проекта? Да еще на такую скользкую тему — выборы. Давайте говорить о бизнесе прежде всего...

Леонид Барац (Л.Б.): Мы не сможем говорить только о бизнесе, потому что в нашем бизнесе велика...

Ростислав Хаит (Р.Х.): Творческая составляющая.

Л.Б.: Да, и с ее помощью происходит рекрутирование своего зрителя. У нас был предыдущий кинопроект, "Быстрее, чем кролики", где мы попробовали на прочность нашего зрителя и выяснили, что его кредит доверия к нам не так уж велик. Оказалось, что если в театре можно ставить эксперименты, экзистенциальные комедии, то в кино зритель идет за другим. Он не готов смотреть кино о каких-то странных людях, с которыми ему тяжело себя отождествить, и он не хочет нести деньги.

Р.Х.: Если отходить от экзистенциальных размышлений — пришел человек, который в свое время купил у нас права на первый "День выборов", и говорит: "Давайте сделаем сиквел". А мы даже не думали! У нас даже в мыслях не было!

Л.Б.: Мы собирались делать третьих "Мужчин". А тут это предложение оказалось очень уместным.

Р.Х.: А мы ему и говорим: "А тогда деньги за сценарий, например". А он нам: "Нате". А еще и в долларах. И мы подумали: "Есть ли смысл отказываться?"

Л.Б.: И мы не можем разделять бизнес и творчество. Мы свои проекты не называем проектами, это то, что нам хочется делать. Мы во главу угла ставим свой творческий интерес, а потом уже рассчитываем, что это как-то будет вибрировать в зрителе.

Р.Х.: При этом нам кажется, что сейчас мы сделали фильм как раз по вкусу тем людям, которых почему-то не устроили "Кролики". Это просто смешная комедия, даже без той грустинки, которая была в обоих "Мужчинах".

Л.Б.: Зато там есть нормальное человеческое общение, разговор — в стране с этим сейчас определенный дефицит.

То есть никаких политических высказываний усматривать в этом не стоит?

Л.Б.: Это не памфлет точно. В этом есть элемент сатиры. Но так как мы хотим заработать и хотим, чтобы кино появилось на экранах, мы надеемся, что он никому не станет поперек горла.

А как было вообще снимать, учитывая кризис?

Р.Х.: Я могу так сказать: производство свежего фильма, который снимался через два года после "Кроликов", стоило даже чуть меньше. Хотя у нас в долларах все фильмы приблизительно одинаковую сумму стоят — примерно $2 млн мы тратили на производство. На "Кроликах" она неожиданно выросла. Это было уже около 100 млн руб. при долларе 32-33 руб. Сейчас это опять 92-95 млн.

Л.Б.: У нас есть подозрение, что дело еще в разных продакшн-компаниях, которые выпускали "Кроликов" и "День выборов 2". Та компания, которая выпускала "Кроликов"...

Р.Х.: Чуть-чуть завысила цену.

Л.Б.: Да, чуть-чуть они подофигели.

Р.Х.: Плюс нам на "Кроликов" государство дало денег, а сейчас Фонд кино отказал. Почему — не знаю. Я оба раза был на этих так называемых питчингах. И на обоих гендиректор компании "Три Тэ" Леонид Верещагин задавал мне едкие вопросы. Но в первый раз Фонд кино посчитал возможным нам помочь, а во второй...

Л.Б.: Там все не очень понятно, критерии размыты. Было непонятно: нам бить на жалость, что, мол, не хватает, или, наоборот, говорить, что все замечательно, и мы повысим долю сборов российского кино.

Р.Х.: Нам подсказали, что сейчас важно повышать долю российского кино. Но как только мы стали так говорить, нам задали вопрос: а зачем вам деньги, если у вас и так все хорошо? На что я ответил: "Все просят, и мы просим". На самом деле мы не знаем, почему нам отказали. Возможно, оттого, что мы оба не умеем дружить ради чего-либо. Там существуют какие-то механизмы — не то чтобы напрямую бартер, но когда ты там внутри — ты всех знаешь, тебя все знают...

Л.Б.: Мы немножко вне тусовки.

Р.Х.: Причем получается, что мы и вне театральной, и вне кинотусовки. Немного сами по себе.

Л.Б.: Наверное, это наша проблема.

Р.Х: Ну да, это не то, что я с гордостью говорю: "Вот, мы не умеем дружить..." Наоборот — если ты назвался продюсером, полезай в этот кузов, дружи, умей поддерживать правильные отношения с важными людьми.

Л.Б.: Поэтому хотелось бы, чтобы государство почетче обозначило критерии, по которым оно отбирает кино. Чтобы можно было им соответствовать. А так — мы сняли фильм на свои деньги и на средства нашего инвестора.

Р.Х.: Надеемся, что отобьемся.

Л.Б.: Учитывая все метаморфозы курса.

Р.Х.: Но мы снимали в рублях. Так что ждем их возвращения. Просто в несколько большем количестве.

А на данном этапе что для вас более важно: кино или театр?

Р.Х.: Театр — это ежедневный рутинный труд и ежедневный кормилец. Лет десять назад мы начали зарабатывать театром и, тьфу-тьфу-тьфу, продолжаем. У нас чуть-чуть упали продажи — даже, скорее, темпы продаж. Если раньше в среднем за две-три недели до спектакля все уже было продано, то сейчас день в день продается. А кино — это, конечно, еще один способ самовыражения. С финансовой же стороны дело в том, что у нас была очень счастливая судьба. Начиная со "Дня выборов", который мы не продюсировали (мы к этому приступили со "Дня радио"), все шло по нарастающей, и нам казалось, что дальше будет только лучше. "Кролики" нас отрезвили и приземлили. Мы поняли, в какую сторону нам нужно двигаться,— надеемся, что поняли. И надеемся, что это восстановит нашу репутацию у зрителя.

А вы когда-нибудь задумывались о том, чтобы провести какое-нибудь маркетинговое исследование, понять, кто ваш зритель, как он воспринимает ваши идеи?

Л.Б.: Мы в этом смысле люди очень необязательные. Пляшем от себя и своих желаний. Никакого прицела в определенную аудиторию мы в виду не имеем. И в связи с этим есть, конечно, боязнь, потому что мы взрослеем, а аудитория, наоборот, молодеет. Хотя, как сейчас говорят люди, которые проводят исследования, выросла верхняя возрастная граница у тех, кто ходит в кино и приносит деньги.

Р.Х.: Нам говорили про возраст 27-33. Это уже более или менее взрослые и состоявшиеся люди. Им может быть интересен тот разговор "от себя", который мы ведем.

Л.Б.: Но все-таки, я повторяюсь, называясь продюсерами, мы в чистом виде ими не являемся. Потому что продюсеры — это как раз те люди, которые понимают, в какую аудиторию они целятся определенным фильмом, соответственно, понимают, как его надо упаковывать... Во главе угла — технология продажи.

Р.Х.: Мы, знаете, к какому выводу недавно пришли? Что успеха добиваются люди терпеливые и подробные. Которым хватает усидчивости, терпения... Ни у кого из нас этого нет. У нас все по наитию происходит.

А не было желания завести специально обученного человека именно с такими характеристиками?

Р.Х.: По молодости была фантазия, что достаточно найти такого человека, и все будет хорошо. Но мы быстро поняли, что если мы найдем его, то все наше закончится.

Л.Б.: Я серьезно: наш принцип — мы делаем то, что нам хочется. И поэтому, возвращаясь к вопросу, театр для нас важнее. Во-первых, все у нас в руках, у нас театральное образование...

Р.Х.: Мы прослеживаем полный производственный цикл. "Прослеживаем весь путь кофейного зерна" — как в рекламе.

Л.Б.: В кинопроизводстве цепочка настолько длинная, и мы так многого в ней не понимаем и отдаем на откуп другим людям, что, дойдя до конца, наша идея или слово становятся совсем не такими, как мы это задумывали. А в театре — как мы того хотим, так на десятый спектакль и будет.

Получается, что эта ваша особенность не дает вам разнообразить бизнес? Ведь ожидаемо было бы иметь программу на ТВ, выпускать книги...

Р.Х.: Есть корпоративы. Но для нас это естественное продолжение наших театральных дел.

Л.Б.: Нам совершенно точно закрыт путь на телевидение.

Р.Х.: Причем нами самими.

Л.Б.: На самом деле мы туда бились-бились, в какой-то момент можно было назвать тысячу причин, почему у нас не получается, а можно, исходя из опыта, просто сказать себе "нет, и все". Даже когда нам давали карт-бланш и мы делали то, что хотим, за большие деньги — почему-то не получалось.

Р.Х.: Понятно, что если б мы с Лешей вели какую-нибудь программу на телевидении, то нас бы звали больше на корпоративы. Но мы даже ради этого не готовы вести какую-нибудь программу, потому что понимаем, что будем делать это средне.

Л.Б.: Другой вопрос, что если сильно нас припрет, если в стране все будет двигаться в ту сторону, куда двигается, то бог его знает...

Р.Х.: Может, мы пойдем работать на телевидение звукорежиссерами.

Л.Б.: Не имея понятия, как это делается.