Завотделом ИМЭМО РАН Яков Миркин в интервью «Ъ FM»

Яков Миркин об условиях экономического чуда: «Первое: экономическое чудо — это всегда авторский проект, у него должен найтись автор. Номер два — это так называемый офис развития, то есть то, что выдернуто из правительства и напрямую подчинено автору экономического чуда (кстати говоря, это не обязательно первое лицо, но это тот, кто имеет полный мандат первого лица). Офис развития должен заниматься именно бегом — превращением очень неудачного экономического проекта в очень удачный. Номер три — действительно, мы должны признать, что во всех случаях экономическое чудо после 1945 года происходило при поддержке США и в целом группы индустриальных стран. В Азии это происходило на волне противодействия коммунизму, в Европе, кстати говоря, точно так же, и экономическое чудо в Испании было во многом связано с тем, что Испания еще в 50-м году стала членом НАТО. Вся история российских модернизаций связана как раз с иностранцами, и даже чудо 30-х годов было основано на массированных поставках из США, Германии и Великобритании. Поэтому перезагрузка очень важна, и нужно открыто это говорить».

О характере российской экономики: «Нельзя себе представить, что переворот в экономическом сознании, в экономической практике может произойти на основе свободно действующих, невидимых сил рынка, к сожалению. Почему? Потому что мы существуем на самом деле в полурыночной среде, очень концентрированной, с монополиями, олигополиями. Пять банков контролируют более 50% банковских активов, 20 банков — примерно 80%. И когда мы думаем о том, что процесс невидимыми рыночными силами нормализуется, мы можем еще четверть века ждать, потому что вся практика показывает, что рынок "слонов", рынок таких крупных существ к этому просто не приведет. То же самое относится к инфляции, где до кризиса базовым источником инфляции было само государство, которое устанавливало цены и тарифы. Это полурыночная среда, в которой свободы нет, и поэтому вся практика, вся рациональность говорит о том, что это невозможно делать без вмешательства государства, но другого государства — государства развития. Не государства обременений, не государства, в котором сжимающийся пирог делится урезаниями, секвестрами, торможениями, запретами, новыми налогами, или квазиналогами, и так далее. Государства, где каждый экономический инструмент подчинен очень простой вещи: рост, модернизация, улучшение качества жизни».

Яков Миркин о том, как реализовать наилучший сценарий в российской экономике: «Можно создавать форму, например, финансовые институты развития или программу поддержки малого и среднего бизнеса, но тот объем ресурсов, который прогоняется через форму, просто недостаточен для того, чтобы та задача, которая ставилась перед этим, решилась. Или этот институт существует в гордом одиночестве, потому что очень дорог кредит, очень высока налоговая нагрузка, немыслимые регулятивные издержки, и он сам по себе, взятый в одиночестве, ничего не решает. Поэтому сейчас делается попытка предложить альтернативную политику, согласовать ее с правительством. Она делается через "Деловую Россию", через Столыпинский клуб. И когда рассуждаешь о политике стимулирования роста, модернизации, новом курсе, всегда очень важно иметь в виду — а цель-то какая? Цель очень проста — это открытая социальная рыночная экономика, которая прошла модернизацию и, самое главное, не только занимается тем, что производит объем высокой добавленной стоимости, но еще славна тем, что она обеспечивает качество и продолжительность жизни на уровне 10-15 первых стран мира, потому что Россия по продолжительности жизни в 2015 году, по данным Всемирной организации здравоохранения, была на 122-м месте».

Яков Миркин о том, какие явления сопутствуют кризису: «Мы недооцениваем значение серой экономики как амортизатора, особенно в моменты кризиса. Во время кризиса она адаптивна. Когда спрашивают, почему в Греции не началось народное восстание, когда семь лет падал ВВП и упал, по-моему, на 27%, ответ заключается в том, что Греция — эта страна, которая по доле серой экономики является самой "продвинутой" среди развитых стран в Европейском союзе. У нас, по оценке Всемирного банка на рубеже 2010-х годов, доля серой экономики была чуть больше 40%. Серая экономика — это все, что неформально: зарплаты в конверте, садики-огородики, неучтенное личное подсобное хозяйство, лесозаготовки мимо кассы или торговые услуги мимо кассы. Известно, что личное подсобное хозяйство, которое, тем не менее, стремятся учитывать, перед кризисом давало более 40% сельскохозяйственной продукции, по картофелю, кажется, 80%. А если брать наши огороды, наши сады, то нужно понимать, что это реальное огромное подспорье для семей с низкими бюджетами. Это было всегда, прежде всего в регионах, потому что всегда были очень низкие заработные платы, и домашние бюджеты всегда складывались из этой помощи».

«Но когда экономика входит в "минуты роковые", все это увеличивается и служит амортизатором. Увеличивается криминал — в этом году на 7-8% увеличилось число преступлений, но не тяжелых, которые уменьшаются, а мелких. Это естественный спутник любой анархии, любой турбулентности, и кризис, который создает меньший порядок, большую энтропию в экономике и в обществе, конечно, нас отбрасывает: хуже демография, мы это начали видеть в этом году, больше преступности. Перед кризисом, в 2013 году, размер ВВП был больше $14 тыс. на душу населения, если говорить о Москве, это было больше $30 тыс. на душу населения, и это уровень хорошей, развитой страны. В 2016 году, по прогнозам Всемирного банка, этот показатель по России упадет до $8,4 тыс. на душу населения, что очень значительно. Социальные риски начнут резко повышаться. Когда будет трехкратное снижение, $4,5 тыс., может, $5 тыс., мы увидим этот возврат к началу 2000-х, к концу 90-х».

О том, куда движется российская экономика: «Мы здесь начинаем рассуждать в сценариях. Мне кажется, можно говорить о четырех-пяти возможных сценариях. Пока с вероятностью до 10-15% — это неприятности, это закрытая экономика, это башня из слоновой кости, это новые занавески, не занавес, но занавески. Это военизированная экономика. Если вдруг прилетит какой-то жесткий геополитический шок, или мы недооценим уровни концентрации рисков, например, в банковской системе или в регионах, дефолт регионов, поползет то, что мы называем "цепная реакция системного риска", очень острая».

«Две следующие модели — это экономики стагнирующие. Это как раз Латинская Америка и большой Иран — полузакрытые, полурыночные, под санкциями, огосударствленные, со сверхконцентрированной собственностью, с латифундией. Они могут существовать в этом состоянии десятилетиями, где-то прорываясь, где-то отставая, где-то испытывая шоки политические или экономические. Но весело — жизнь неожиданная, с приключениями, с румбой или с танго, и, в общем-то, человек с образованием может себе представить, что он живет в непрерывном приключении и получает от этого огромное удовольствие».