«Сегодня делается много эпатажных вещей, не проникающих в сердце и в голову»
Актер Леонид Ярмольник в интервью «Ъ FM»
Может ли кризис помочь кинопроизводству? Чем хороша церемония вручения «Оскара»? Почему не стоит давать приоритет российским фильмам в прокате? На эти и другие вопросы ведущему «Коммерсантъ FM» Анатолию Кузичеву ответил российский актер, телеведущий и продюсер Леонид Ярмольник в рамках программы «Другой разговор».
«Любые ограничения приводят к совку»
Леонид Ярмольник о взаимосвязи фильмов «Трудно быть богом» и «Выживший»: «Раз уж заговорили про "Трудно быть богом", мы абсолютно "собаки на сене". Имею в виду, мы — это я опять говорю про нашу страну, про нашу культуру. Этот фильм уже признан лучшим фильмом XXI века — того времени, которое уже из него прошло. Это признали американцы, англичане, французы — только у нас ничего не слышно. Невероятное количество статей. Самое удивительное, что картина, которую уже наверняка все видели, "Выживший" Иньярриту, которая "Глобус" уже получила, наверняка "Оскаров" получит — последнее потрясение Инрьярриту — это он посмотрел картину "Трудно быть богом". И он потрясен этой работой. Те люди, которые чуть сильнее разбираются в кино, если посмотреть фильм "Выживший", увидят, что там есть то, что он насмотрелся у Германа — влияние Германа там чувствуется. В том, как работает камера, как он долго держит эти планы. Вообще, я-то, конечно, хорошо знаю все работы Ди Каприо — он, наверное, моих картин не видел. Но он мне родной человек, потому что, когда он говорит, что это была самая трудная картина в его жизни и физически, и морально — я его сразу понимаю. Потому что сложно придумать какую-то роль труднее, чем то, с чем я справился в "Трудно быть богом". Это была невероятно трудная работа. И по физике, и по всему».
О российском телевидении: «Если мы говорим о каком-то воспитании, то если у нас зритель стал таким — я считаю, что зрителя у нас, в основном, создает наше телевидение, создало за последние 20 лет. Бесконечные ток-шоу и выяснения отношений, кто с кем спит, кто кому должен, кто кого ударил. Все телевидение, в основном, — это одна шняга. А вторая — это то, что, как ни включишь телевизор, все время я или Толстого смотрю, или Соловьева: все время все говорят об одном и том же, с утра до вечера — про политику. И громко! Можно ли на этом воспитать вкус людей? Невозможно! И уже выросло несколько поколений, которые считают, что это нормально, что это и есть нормальное телевидение. Но нет».
О квотах для отечественных фильмов в кинотеатрах: «Вернется совок. Любые ограничения приведут к совку в плохом смысле. Все, что может быть снято хорошего, зависит от таланта человека, от таланта создателя, от режиссера, от автора, а не от чего-либо еще».
О премии «Оскар»: «Я так к премии отношусь: не надо "Оскар" ругать. Он, конечно, изменился, тоже стал конъюктурным, там бывают такие вещи, которые "надо на это обратить внимание". Но круче, чем "Оскар", ничего в мире нет. Будем ли мы его ругать, не ругать, но есть Канны и есть "Оскар". Но "Оскар" — это как бы на большом космическом корабле налетели и все, так и есть. И потом, сама церемония очень симпатичная. Мы все равно такие делать не умеем, когда в одно зале собирается такое количество известных людей. Сейчас посмотрим — тоже ведь интрига, — дадут ли Ди Каприо награду. Ди Каприо — один из лучших артистов. Не потому, что он так много сыграл и примелькался, а по сути — один из лучших в мире. Ну, вот, хочу убедиться в том, что он получит в этом году "Оскар". Я за него болею. Он очень хороший актер».
«Общество разделилось не из-за Крыма»
Леонид Ярмольник о присоединении Крыма и разделении людей на два лагеря: «Я думаю, дело не в Крыме. Крым — это как повод выяснения отношений, позиций человеческих. Потому что у меня к Крыму — я спокойно на эту тему говорю — нормальные отношения. Больше того скажу, мне, по большому счету, все равно, российский он или украинский. Просто для меня самое важное, чтобы с того момента, как он стал российским, нужно, что называется, трупом лечь, но сделать так, чтобы люди, живущие на этом полуострове, почувствовали, что жизнь изменилась в лучшую сторону. У меня на сегодняшний день ощущение, что пока это если и происходит, то очень медленно. И то поколение, которое на это пошло, за это голосовало, хотело бы, чтобы при их жизни они застали, а не внуки поняли, что все было правильно. Я бы хотел, чтобы это делалось чуть динамичнее.
То, что общество разделилось, — оно разделилось не из-за Крыма, а из-за того, что мы сами делаем свою жизнь. Есть люди, которые могут сами свою жизнь организовать и сделать, побороться за себя, и заработать, и обустроить, и это бывает очень трудно, но они могут. А есть люди, которые этого не могут сделать. И, собственно говоря, это и есть два лагеря, которым нравится все, что происходит, они готовы жить в таких условиях, где надо бороться, нужно работать, и есть те, кто привыкли совершенно к другому. Их раздражает, когда у кого-то чего-то больше. Они не интересуются тем, что этот человек больше работает, и поэтому у него есть то, чего нет у тебя. Это их не провоцирует на то, чтобы начать жить по другим законам и работать по-другому. Наоборот, больше всего они мечтают о том, чтобы у тех, у кого что-то есть, этого не стало».
О причине отсутствия такого понятия, как русское кино: «Вопрос невероятно сложный, но когда мы говорим, что советское кино или Голливуд, то за этим сразу стоит конкретный пакет фильмов, которые мы без особого труда можем перечислять, вспоминать, пересматривать. И это есть время, это эпоха, слово громкое. Если мы говорим про Голливуд, то же самое. В Голливуде делается невероятное количество фильмов, которые смотреть не нужно, которые просто такой трэш. Но есть фильмы, на которых мы воспитаны, даже в тот период, когда его нельзя было смотреть здесь, и я никогда не забуду, как я "Крестного отца" смотрел в Вахтанговском театре вместе с нашими хоккеистами в два часа ночи, закрытые показы были. Но наша сборная по хоккею, это и Фетисов помнит, и Касатонов, это был такой бонус. А я был студентом Щукинского училища, и я днем проникал в театр Вахтангова и прятался там между рядами, так меня же не пустили бы. Это все еще Леша Стычкин переводил в микрофончик. Или "Однажды в Америке", это все смотрели как полузаконное, но это фильмы, на которых я вырос, и это американское кино я обожаю. Сегодня, наверное, не сложилось еще, не можем назвать пакет фильмов, которые означают вот эти 90-е и 2000-е. Я могу, конечно, сам себе возразить, чтобы напомнить о том, что я продюсер не самого плохого фильма, который называется "Стиляги". Я считаю, что это может быть один из немногих примеров фильмов, которые будут смотреть и через 5 лет, и через 10».
«Сейчас выходит большое количество фильмов, которые отражают нерадивость нашей жизни»
Леонид Ярмольник о том, как кризис отражается на искусстве: «Вообще когда плохо, это хорошо, потому что когда плохо, напрягаются все человеческие возможности, и человек фантазирует лучше. Потому что человек так устроен: если он нормальный человек, он должен или стремиться, или создавать что-то, чтобы был свет в конце тоннеля. И, безусловно, культура — кино, театр — самые доступные широкому зрителю места, где можно отвлечься и на полтора, два, три часа побыть в другой реальности, потому что и кино, и театр — это реальность, это то, как мы переосмысливаем нашу жизнь и что для нас сегодня важно».
О фильмах про российскую действительность: «Меня, знаете, что расстраивает? Сейчас выходит большое количество фильмов, которые, как зеркало, отражают нерадивость нашей жизни, и эти фильмы о том, как мы плохо живем, как мы к этому привыкли... Есть кино Звягинцева — это для меня высокое искусство, несмотря на то, что все плохо. Я даже не знаю, из чего это создается, это зависит от таланта режиссера. Очень много подобных фильмов, я тут еще недавно посмотрел "Страну Оз" — на прошлом "Кинотавре" картина приз получила. Конечно, талантливый режиссер, я понимаю, что кино сделано профессионально, его можно смотреть, но то, про что оно снято и как, во мне все переворачивает, потому что это фильм о вырожденцах. То есть так все в дерьме и так все это привычно, и в этом дерьме находится какой-то комфорт, и света в конце тоннеля нет. Я разлюбил этот жанр. Я все-таки в годы депрессии хочу создавать сказку. Не в том смысле, что отрываться от жизни и не талдычить про то, что все плохо, но если будешь мечтать о хорошем, стремиться к этому, оно, безусловно, наступит».