Египет и Сирия подвели черту под проектом демократизации Ближнего Востока

Пять лет назад в двух ключевых арабских государствах — Египте и Сирии — произошли события, которые кардинально изменили ситуацию на Ближнем Востоке и переформатировали всю мировую политику. 11 февраля 2011 года в Египте на волне протестов, получивших название «арабская весна», ушел в отставку президент Хосни Мубарак, олицетворявший авторитарную модель правления в регионе. В Сирии схожие протесты привели к противоположным результатам: вместо бескровной смены режима страна была втянута в разрушительную гражданскую войну. Если Египет стал отправным пунктом «арабской весны», то Сирия поставила в ней финальную точку. В обоих случаях исход экспериментов по переустройству арабских государств определил внешний фактор — воздействие мировых и региональных держав, считающих регион стратегической зоной своих интересов.

Фараон — не Лев

Антиправительственные выступления в Египте и Сирии, начавшиеся пять лет назад почти синхронно, казалось бы, должны были проиллюстрировать типологическую общность этих двух арабских стран, в конце 50-х — начале 60-х годов прошлого века даже составлявших единое союзное государство — Объединенную Арабскую Республику.

В самом деле, и в той и в другой стране, которые построили свою государственную идеологию из пестрой смеси лозунгов национализма и социализма, существовали внешне похожие режимы несменяемой единоличной власти. В Египте правил президент Хосни Мубарак по прозвищу Фараон, в Сирии — президент Башар Асад, в 2000 году унаследовавший власть от своего отца Хафеза Асада по прозвищу Сирийский Лев.

Как и Хосни Мубарак в Каире, Башар Асад считал своей главной задачей консервацию правящего режима в Дамаске и сохранение сложившегося внутри него статус-кво.

Трансформация или ломка египетского и сирийского режимов, казалось бы, должна была проходить по схожему сценарию. Когда зимой 2011 года в Египте начались массовые антиправительственные выступления, которые 11 февраля того же года привели к отставке президента Мубарака, многие решили, что такая же судьба вскоре постигнет и Асада-младшего. После того как президент США Барак Обама назвал революцию в Египте началом «арабской весны» — перехода Ближнего Востока от авторитаризма к демократии, в регионе все громче заговорили о том, что эта весна неизбежно должна будет иметь и сирийское продолжение.

Начавшиеся зимой того же года в Сирии массовые выступления оппозиции вроде бы становились неопровержимым аргументом в пользу такого сценария. Тем более что фактически благословивший уход Хосни Мубарака Барак Обама вскоре указал на дверь и его сирийскому коллеге. После первых силовых акций Дамаска против оппозиции президент Обама заявил: Башар Асад утратил легитимность и теперь должен уйти.

Однако спустя пять лет становится очевидным: стартовавшая в Египте «арабская весна» окончилась именно в Сирии. Сопоставление последних событий в этих двух государствах показало всю условность и уязвимость универсальной схемы перехода от авторитаризма к демократии в арабском мире, не выдержавшей испытания временем.

В итоге свергнутый египетский Фараон сегодня превратился в тяжелобольного старика, чудом избежавшего смертной казни и доживающего свои дни вдали от посторонних глаз. А новый Сирийский Лев, которого еще недавно считали отыгранной фигурой, несмотря на пять лет гражданской войны, никуда уходить не собирается. Более того, переживший нокдаун сирийский режим рассчитывает по итогам всех раундов вырвать победу по очкам у своих оппонентов.

Таким образом, если в сохранившем стабильность, но явно не ставшем более демократичным Египте сегодня отмечают пятилетие победы «арабской весны» (а точнее, пятилетие ухода Хосни Мубарака), то в полуразрушенном Дамаске могут не без оснований говорить о пятой годовщине ее поражения.

Две армии, два ислама

Рассуждая о том, почему восторжествовавшая в Египте «арабская весна» не сработала в Сирии, опрошенные “Ъ” эксперты выделяют несколько ключевых факторов. Среди них называют принципиально разную роль, которую в каждой из двух стран сыграл ислам; кардинальные различия в поведении армейской верхушки, поставленной в критическую ситуацию; явное несходство национально-религиозного и кланового состава египетского и сирийского общества и, наконец, несопоставимость влияния на ситуацию в каждой из двух стран внешнего фактора. Под последним понимается роль в событиях «арабской весны» мировых и региональных держав.

«В отличие от Сирии, где идея ислама была решительно отброшена еще при Хафезе Асаде, жестоко подавившем выступления исламистов, египетский национализм со времен президента Гамаля Абдель Насера нельзя было представить без ислама. Именно поэтому на смену Хосни Мубараку на первом этапе “арабской весны” в Египте пришел режим лидера “Братьев-мусульман” Мохаммеда Мурси,— разъяснил “Ъ” профессор факультета истории, политологии и права РГГУ Григорий Косач.— В Сирии такая трансформация была бы невозможной».

По словам же члена Российского совета по международным делам Максима Сучкова, «приход “Братьев-мусульман” к власти в Египте после отставки Хосни Мубарака и проведения выборов означал фактическое превращение исламистов в легитимных представителей страны и интересов ее народа». «Благодаря этому в Египте сразу удалось избежать того кровопролития, с которым мир столкнулся в Сирии. Этому способствовало и то обстоятельство, что исламисты пробыли у власти в Египте относительно недолго. При этом, несмотря на многолетний антагонизм к этой организации, США и Запад в целом увидели в египетских “Братьях-мусульманах” силу, с которой при условии ее лояльности можно и нужно работать»,— напомнил он.

Вторым кардинальным различием ситуации в Египте и Сирии эксперты называют принципиально разную роль, которую в каждой из двух стран сыграла армия.

«В Египте армия на протяжении десятилетий выступала как ведущая сила политического процесса, гарант национального единства и стабильности. Поэтому вначале египетский генералитет согласился ради сохранения стабильности в стране пожертвовать своим же представителем, бывшим офицером ВВС Хосни Мубараком, а потом убрал со сцены режим президента-исламиста Мурси, действия которого на определенном этапе стали представлять угрозу стабильности. В итоге страну снова возглавил военный — Абдель-Фаттах ас-Сиси, сменивший мундир министра обороны на костюм президента»,— говорит Григорий Косач. И продолжает: «В отличие от Египта в Сирии армия всегда была инструментом сохранения у власти этноконфессионального алавитского меньшинства, к которому принадлежит правящий клан Асадов. Как часть этого клана, монополизировавшего власть еще при Асаде-старшем, армия и силовые структуры не могли позволить себе отказаться от поддержки Башара Асада, понимая, что события “арабской весны” в Сирии — это и вопрос их собственного выживания».

По мнению опрошенных “Ъ” экспертов, по этой причине с началом массовых выступлений против Башара Асада сирийская армия пыталась подавить их любой ценой, усугубляя гражданский конфликт, в результате чего к сегодняшнему дню и произошел разрыв тех связей, которые на протяжении десятилетий позволяли сохранять единство страны и общества.

Наконец, эксперты обращают внимание на то, что отсутствию масштабных потрясений в Египте, избежавшем гражданской войны, способствовала гораздо большая однородность египетского общества. Последствия «арабской весны» в Сирии оказались неизмеримо более разрушительными еще и потому, что это страна с гораздо более сложной этнической и религиозной мозаикой, чем в целом гомогенный Египет, представляющий собой монолитное общество мусульман-суннитов с небольшими вкраплениями христиан-коптов.

От конфликта интересов к общей ответственности

Комментируя последствия «арабской весны» в Египте и Сирии, в первом случае завершившейся без кровопролитного конфликта, а во втором вызвавшей многолетнюю гражданскую войну, сохраняющуюся угрозу гуманитарной катастрофы и распада страны, эксперты обращают внимание и на разную роль внешнего фактора — поведение мировых и региональных держав.

В случае с Египтом роль внешних сил была гораздо меньшей, при этом происходившие в стране на протяжении последних пяти лет перемены не вызвали острого конфликта интересов ключевых игроков, включая США и Россию, как это произошло в Сирии. Новый лидер Египта Абдель-Фаттах ас-Сиси сумел установить тесные контакты и неплохие личные отношения с российским президентом Владимиром Путиным, в ходе своего прошлогоднего визита в Каир даже подарившим ему автомат Калашникова. В этих отношениях не произошло отката даже после крайне болезненного для Каира решения Москвы отказаться от использования туристами из РФ египетских курортов после теракта на борту российского самолета.

При этом новое египетское руководство сохранило преемственность союзнических отношений с Вашингтоном, установленных еще при президенте Мубараке.

Сирия же, в отличие от Египта, в последние пять лет стала главной площадкой, где столкнулись непримиримые интересы не только суннитского мира во главе с Саудовской Аравией и Турцией и шиитского мира во главе с Ираном, но и России и Запада во главе с США.

«Ближневосточный регион никогда не был самодостаточным в плане обеспечения безопасности и задолго до “арабской весны” опирался на те или иные внешние силы. В годы холодной войны этими силами были США и Советский Союз, затем, в первое десятилетие после распада СССР, заговорили об американской гегемонии, и наконец, сегодня мы имеем гораздо менее прогнозируемую и намного более сложную ситуацию в связи с появлением сразу нескольких центров силы и групп стран, пытающихся играть самостоятельную роль,— пояснил “Ъ” директор Российского совета по международным делам Андрей Кортунов.— В Египте ни одна из внешних сил сегодня не пытается пересмотреть итоги той трансформации, которую претерпел режим Хосни Мубарака. Поэтому раскачивания ситуации извне не происходит. Напротив, продолжающаяся война в Сирии показывает, что при многовекторном внешнем давлении урегулирование конфликта невозможно. Ведь за воюющими сторонами стоят те или иные внешние силы».

По мнению эксперта, в этой ситуации внешние силы должны будут в итоге согласиться взять на себя коллективную ответственность за политическое решение — прийти к консенсусу, которого они уже достигли после «арабской весны» в Египте.

Сергей Строкань