Директор Государственного исторического музея Алексей Левыкин рассказал Анне Сабовой о прошлом и настоящем ГИМ

В этом году исполняется 135 лет с тех пор, как Александр III даровал статус правительственного учреждения любимому детищу своего отца — Императорскому Российскому историческому музею. О метаморфозах, которые уникальный музей пережил за эти годы, "Огоньку" рассказал директор Государственного исторического музея Алексей Левыкин

Задуманный как слепок с цивилизационного процесса на территории отдельно взятой страны, Исторический музей (ГИМ) стал его самым красноречивым свидетелем: его внутреннее убранство при советской власти рихтовали, сообразуясь с политической необходимостью. Сейчас детали интерьеров и росписи, забеленные в те годы, вернулись на свои места, Парадные сени снова открыты. В них нас и встречает директор ГИМ Алексей Левыкин.

— Почти полтора века прошло со дня принятия решения о создании Исторического музея. Это было время Александра II, то есть создание музея национальной истории — в каком-то смысле одна из его реформ, изменивших жизнь государства. Музею было присвоено имя наследника цесаревича великого князя Александра Александровича, будущего императора Александра III. Место для музея выбирала Московская городская дума, а одним из инициаторов его создания был Иван Егорович Забелин — выдающийся историк, всю жизнь проработавший в Оружейной палате Московского Кремля. У него и созрела идея создать музей, посвященный истории не одной династии, а целого государства. 2 июня 1883 года состоялось официальное открытие музея.

— Если внешне музей остается таким же, как полтора века назад, то его интерьеры реставрировались не раз... Что осталось от задуманного Александром II музея?

— Да все и осталось. Конечно, в годы советской власти интерьеры подверглись переделке — в залах "великокняжеского и царского периодов" были забелены росписи, сбиты порталы и карнизы. От разрушения удалось спасти залы каменного, бронзового, железного веков, эллино-скифский зал. Вспомните Парадные сени с древом государства Российского — от Рюрика и до императора Александра III. Их своды плотно забелили известью в 1936-м, раскрыты они были только в ходе реконструкции музея в 1990-х — начале 2000-х годов. Тогда же восстановлены исторические интерьеры, открыта новая экспозиция. Музей на протяжении десятилетий сохранил верность целям, поставленным основателями,— наглядно показывать ход российской истории.

— Что сегодня входит в комплекс Исторического музея?

— Покровский собор, более известный как храм Василия Блаженного на Красной площади, Палаты бояр Романовых в Зарядье, Музей Отечественной войны 1812 года, который располагается в здании бывшей Городской думы и бывшего музея Ленина. Там же выставочный комплекс и фондовые помещения.

— Раз в состав Исторического музея входит бывший музей Ленина, поделитесь: каким покажете Ленина в свете близящегося юбилея революции?

— Показывать 1917 год можно только таким, каким он и был — очень сложным. Однозначные суждения лучше оставить политикам на телеэкранах. Это часть нашей истории. Как известно, она не любит сослагательного наклонения, мы не можем отправиться в прошлое и что-то подправить в нем. Мы можем принять и изучить нашу историю. Как справедливо сказал историк Ключевский: "История — не учительница, она ничему не учит. Она надзирательница и строго наказывает за плохо выученные уроки". Задача историка и любой музейной экспозиции — рассказать о событии правдиво и объективно.

— Разве о революции можно говорить объективно и отстраненно? И по сей день разгораются нешуточные споры.

— Объективным нужно быть именно потому, что это событие затронуло всех. Обратитесь хотя бы к истории своей семьи — наверняка и в ней были люди, которые стояли по разные стороны. Если мы примирились внутри своей семьи, значит, мы можем примириться и внутри очень большой семьи, которая называется государством. Просто нужно найти путь к этому примирению и не искать наши беды в политике Ивана Грозного либо Ивана III. И ни в коем случае нельзя использовать современную мораль при изучении прошлого, потому что у каждой эпохи свои моральные принципы.

— Неужели понимание крупных исторических событий не меняется от поколения к поколению?

— Во-первых, любое историческое исследование несет в себе долю субъективизма. Во-вторых, появляются новые знания и документы, которые были недоступны. Конечно, позиция изменяется — и не только по отношению к Октябрьской революции, но и к Первой мировой войне, и к Великой Отечественной. Это закономерность.

— Сейчас время переоценки. Войны 1914 года, например. Накануне юбилея 1917-го мы уже понимаем, что будет пересмотрено многое. Какую роль может сыграть Исторический музей в эпоху кризиса исторических шаблонов?

— Коллекция, которой располагает Исторический музей, и сама его миссия требуют от нас организации крупной выставки, посвященной событиям великой русской революции: через материальные памятники, через документы показать и романтизм событий, и во что он вылился. Наша группа уже работает над этим, а выставку мы откроем, наверное, через год — весной 2017 года. Революцию нельзя отсчитывать только от октябрьских событий — она начинается с февраля. А точнее, с отречения императора Николая II и вплоть до завершения Гражданской войны. Нельзя уходить и от событий 1905 года: все, что не было решено тогда, решалось через десять с небольшим лет.

— Минувшим летом на закладке мемориала на Бутовском полигоне не раз подчеркивали, что на будущий год приходится юбилей не только революции, но и 1937 года...

— Знаете, я отношу начало массовых репрессий намного раньше. По отцовской линии я происхожу из крестьян, правда, особых: их называли однодворцами, поскольку они были потомками тех людей, которые жили и служили на границах государства, но все-таки вели крестьянский образ жизни. Так вот я думаю, что массовые репрессии начинались в Гражданскую, причем сразу с обеих сторон: и красные, и белые отличались жестокостью. Но самым страшным испытанием для страны была коллективизация: эти репрессии затронули миллионы простых людей. А в 1941-1945 годах многие из них лягут на полях сражений. В те времена наша страна была крестьянской, и главной ее силой были крестьяне, которые пролили свою кровь от Волги до Берлина. 1937 год — это развитие процессов, начавшихся существенно раньше. Для меня Бутовский полигон тоже имеет значение, потому что и мои родственники там лежат.

— Что с музеями, где прежде хранились ценности императорской фамилии? Что сохранилось и что утеряно?

— Вы задаете вопрос, который повторяли и за рубежом в 1990-е годы, когда начались первые массовые выставки. Особенно изумлялись американские зрители. Да, в это и правда трудно поверить, но многие раритеты были спасены. Ценности императорской фамилии вы можете увидеть и в Историческом музее, и в Оружейной палате, и в Алмазном фонде, и в Эрмитаже. Когда шли гонения на Русскую православную церковь и разрушали храмы, находились люди, которые спасали бесценные артефакты, переносили иконы в музеи, а те сохраняли. Благодаря включению храмов и монастырей в состав государственных музеев удалось сохранить многие уникальные архитектурные комплексы и предметы храмового убранства. Музеи иногда начинают обвинять в том, что они захватили огромное количество культовых предметов. Нет, мы их спасали...

— А каким должен быть музей XXI века?

— Миссия у музея одна — хранить, изучать, показывать, комплектовать... И миссия эта неизменна, иначе музей не будет музеем. Музей определяется не технологиями: могут измениться форма, культура, эстетика экспозиции, но не его предназначение. В противном случае это выставочный зал, галерея, что угодно, но не музей.

— Но в музеях сейчас активно используются медиа- и арт-технологии — вспомним хотя бы выставки "Моя история. Рюриковичи" или "Моя история. Романовы"...

— Это просто форма публикации, адекватная сегодняшнему дню. Не хватает времени, чтобы почитать книгу, хочется познания быстрого — и человек идет на такую выставку, ничего плохого в этом нет. Но у музея немножко другая задача. Например, Исторический музей нельзя познать за один визит, по его залам нужно ходить и ходить. Здесь каждый артефакт — уникальное свидетельство истории: некоторым больше 4 тысяч лет. Достаточно сложно усвоить все это быстро. Поэтому мы рассматриваем мультимедийные технологии не как основу работы музея, а как вспомогательный инструмент, потому что без них трудно решить вопрос о преподнесении информации. Знаете, на что чаще всего жалуются гости музея? На этикетаж. Одному он мешает, а другому его мало. А иногда экспонатов так много, что снабдить каждый пояснением невозможно. И справиться с этой проблемой можно только при помощи информационных тачскринов, как мы сделали это в Музее Отечественной войны 1812 года: в каждом разделе там представлен полный рассказ о событии, но есть и инструментарий, который позволяет найти информацию о любом экспонате.

— А как решают вопрос о месте мультимедиа в музее ваши коллеги за рубежом?

— Активное привлечение мультимедиа характерно для музеев, которые не обладают большим коллекционным запасом. Эрмитаж, Музеи Московского Кремля, Третьяковская галерея, Пушкинский музей, Русский музей современные технологии используют как вспомогательный инструмент, вводят в тело выставок, но их основа — музейные экспонаты. Когда их не хватает, в полную силу вступают мультимедиа.

— На ваш взгляд, какие исторические эпохи вызывают больше всего споров?

— Обычно это зависит от уровня знаний. Для специалиста нет окончательно познанной политической фигуры. Вот кто такой Рюрик? Легенд, мнений, споров множество. Александр Невский — кто он такой? Выдающийся государственный деятель или расчетливый политик, который сознательно пошел не на борьбу с Ордой, а в подчинение? Почему Анна Иоанновна окружила себя немцами — из политических соображений или нет? А Петр III — это дурачок, который играл в солдатики, либо жертва заговора, а потом и навета? Меня всегда потрясает, когда его обвиняют в том, что он прекратил войну с Пруссией. Но мало кто при этом задается вопросом: а зачем России была нужна с ней война? Берлин мы, что ли, хотели захватить? Кенигсберг? Нет. Тогда почему на этой войне погибли тысячи русских? За испанское наследство? Ради каких-то союзов? Зачем? И чем глубже человек понимает историю, тем больше убеждается в том, что каждый деятель неоднозначен. Или царь Алексей Михайлович, он вошел в историю как богобоязненный, вечно молящийся государь. Хотя на самом деле за его плечами 180 военных походов, а территория России именно при нем приобрела такой размах, что его сыну — Петру I — и не снилось! Вот вам и Тишайший, богобоязненный государь.

— Можете назвать хоть одного правителя, о котором не спорят?

— Ну на моей памяти таким был Ленин — о нем долго не спорили. Хотя про себя-то каждый мог понимать, что вряд ли он был идеальным — его сделали таким. Поэтому, кстати, так важно накануне юбилея революции показать его настоящим.

— Ну а вождем-то его можно показывать сегодня?

— А почему бы нет? Но ни в 1917-м, ни даже в 1918-м его, как правило, так не называли. Говорили: вожди революции.

— Когда же число вождей сократилось до одного?

— Когда появился еще один. Когда появился вождь Сталин, тогда появился и вождь Ленин. После одного Ленина мог быть только один Сталин. Вот в чем дело. Хрущев развенчал Сталина, но сложилась странная картина: был один Ленин, затем провал, а потом сразу Никита Сергеевич...

— Приходилось вам иметь дело с историческими фальшивками? Какое время на них особенно богато?

— Конечно. Ведь все вещи, которые поступают к нам, проходят экспертизу. Ложное отсеивается. Каждая эпоха таит подделки. Весь XIX век — это эпоха подделок, потому что именно тогда просыпается большой интерес к истории, причем во всем мире. А это влечет воссоздание того, что не сохранилось. Например, знаменитая "Велесова книга", которая якобы повествовала о Руси до Рюрика. Выяснилось, что это фальсификация. Или даже "Слово о полку Игореве", о котором до сих пор спорят, поскольку до нас дошел список, а не оригинал.

— Можете назвать самые интересные экспонаты, из недавно приобретенных?

— В наш музей поступает много нового благодаря обилию источников. Это и археологические экспедиции, и дары, и закупки. Самые значительные приобретения мы сделали в 2014 году, когда государство выделило средства. Среди них есть потрясающий сервиз с росписями по мотивам Лоджий Рафаэля в Ватикане — он был преподнесен императору Александру II. А еще ордена, уникальные иконы, на которые нам предоставляют средства спонсоры. Удивительное дизайнерское платье к нам пришло в 2015 году из Италии. Уже сейчас это вещь музейного уровня, а со временем его ценность только возрастет.

— Над какими выставками сейчас работаете?

— Сейчас мы готовим выставку "Армения. Легенды бытия" совместно с Национальным музеем истории Армении: на ней можно будет увидеть экспонаты из легендарного Матенадарана (Институт древних рукописей Матенадаран в Ереване.— "О"). Она откроется в марте. Ведутся переговоры с Национальным археологическим музеем в Афинах, ведь этот год — год Греции в России. Готовим выставку с нашими китайскими партнерами из Государственного музея провинции Шэньси.

И свои коллекции, конечно же, планируем показывать. Например, выставка "Королевские игры" представит комплексы западноевропейского оружия и доспехи позднего Ренессанса. Будет интересна и выставка "Праздничная одежда народов России XIX-XX веков", ее откроем в середине лета. Коллекции Исторического музея огромны, и для нас счастье представить их посетителям.

Беседовала Анна Сабова